В борьбе с большевизмом

Эту просьбу Гагена, без всяких комментариев, ротмистр передал сенатору Андреевскому, Панютину и Волкову, которые от этого знакомства определенно отказались. При этом они посоветовали ему быть осторожным с Гагеном, так как у них якобы имеются вполне точные сведения, что он состоит на службе германского политического отдела по вопросам информации о настроении среди русских деятелей и русского общества. Однако они просили все это оставить в тайне и отказ в аудиенции объяснить их отъездом в гор. Гельсингфорс, куда они действительно вскоре и выехали. Кроме того, те же лица, а также лейб-гвардии Конного полка полковник фон Вааль подтвердили, что Гаген был финансовым комиссаром у большевиков в 1-м Российском страховом обществе.

Сам Гаген также не отрицал своей деятельности у большевиков, но объяснял ее исключительно желанием получить необходимые средства для контрреволюционных целей. Последнее ему и удалось сделать путем «социализации» 8 миллионов рублей, после чего он покинул пост финансового комиссара, образовал монархическую группу и вошел в связь с германскими властями в Петербурге, с которыми и продолжает работать.

Не достигнув никаких результатов в попытке своей сблизиться с монархической организацией Маркова 2-го, Гаген обратил свой взор на отряд Булак-Балаховича, в пользу которого в городе Пскове он устроил благотворительный вечер, чем и приобрел его симпатии.

Гаген был недоволен генералом Вандамом, который не принимал его и не хотел слушать его советов, а потому он воспользовался настроением офицеров отряда Булак-Балаховича и предложил им сделать переворот, целью которого было устранение генерала Вандама от должности командующего корпусом и назначение на таковую ротмистра Булак-Балаховича с предоставлением последнему еще более расширенных диктаторских полномочий.

Осуществлению этого переворота помог случай с генералом Вандамом. Он, возвращаясь 15 ноября с ужина в отряде Булак-Балаховича, где его слишком усиленно чествовали, зашел на семейный вечер в Пушкинский дом[1 - «Пушкинским домом» называлось Дворянское собрание в гор. Пскове.] и там своим поведением дал повод к разговорам о его несоответствии должности командующего корпусом. На другой день весь город говорил о происшедшем событии, причем было как всегда много всевозможных прикрас.

Германские офицеры для связи при корпусе вместе с некоторыми офицерами отряда Булак Балаховича пришли в штаб корпуса и там в присутствии коменданта гор. Пскова полковника фон Штейна и обер-квартирмейстера ротмистра фон Розенберга, объяснив случай в Пушкинском доме, отказались дальше работать с генералом Вандамом, причем добавили, что они считают полезным для дела назначить командующим корпусом ротмистра Булак-Балаховича и что сегодня, в 12 часов дня в одной из гостиниц Пскова состоится общее собрание всех офицеров, которые вынесут это постановление.

Полковник фон Штейн и ротмистр фон Розенберг заявили, что подобное общее собрание офицеров, имеющее своей целью судить, смещать и назначать своих начальников, является революционным актом и совершенно недопустимо в дисциплинированных войсках, что, конечно, должно быть хорошо известно как русским, так и германским офицерам.

Прибывшие сейчас же согласились с этим, добавив, что общее собрание было постановлено созвать лишь потому, что другого способа выйти из создавшейся обстановки не было.

Об этом инциденте полковниками фон Штейном, Бибиковым и фон Нефом было доложено начальнику дивизии генералу Симанскому, как старшему в чине из всех имеющихся налицо русских генералов в Пскове. На совместном совещании генерала Симанского и полковников было решено: 1) не допустить собрания офицеров и 2) доложить генералу Вандаму создавшуюся обстановку и предоставить ему самому разрешить этот вопрос.

В гостиницу были посланы два офицера штаба, которые и возвращали всех по домам, сообщая, что собрание отменено.

Что же касается доклада командующему, то он в той форме, в которой предполагался, состояться не мог, так как это сделали по собственной инициативе два племянника генерала Вандама – подъесаул и поручик Пермыкины.

Генерал Вандам, ознакомившись с положением и посоветовавшись с генералом Симанским, отдал приказ, в котором объявил, что он по болезни покидает свой пост и назначает впредь до прибытия генерала графа Келлера своим заместителем командира 3-го Режицкого стрелкового добровольческого полка полковника фон Нефа.

Вместе с генералом Вандамом ушел и начальник штаба генерал Малявин, а потому ротмистру фон Розенбергу было приказано вступить в исполнение должности начальника штаба.

Таким образом был разрешен этот печальный инцидент, в заключение которого необходимо отметить, что созыв собрания офицеров в гостинице, на котором должны были провозгласить ротмистра Булак-Балаховнча командующим корпусом, было делом рук Гагена, принимавшего во всем этом живейшее участие и игравшего роль руководителя. Кроме того, следует указать, что сам ротмистр Булак-Балахович не принимал никакого участия и был против назначения его командующим корпусом, о чем он совершенно открыто и заявил. Старались же провести его в командующие некоторые из офицеров, надеясь, что с этой переменой изменится и их положение к лучшему и им удастся играть руководящую роль.

Ко времени ухода генерала Вандама приехали из Киева Дерюгин и Лавриновский, которые при свидании с командующим заявили ему, что они вместе с оставшимися в Киеве Туган-Барановским, Горскиным и Ветчинкиным являются Советом обороны Северо-Западной области и что этот совет признан генералом графом Келлером как высший орган управления. К этому заявлению генерал Вандам отнесся весьма скептически и предложил им выждать проезда генерала графа Келлера, который и определит их права и обязанности.

После переворота они изъявили желание возобновить переговоры с новым командующим полковником фон Нефом и их секретарь фон Дитмар сообщил об этом начальнику штаба, причем передал последнему для ознакомления договор Совета обороны с генералом графом Келлером, который состоял более чем из 20 отдельных пунктов. Внимания заслуживают те пункты, которые окончательно связывали власть командующего армией и превращали его в игрушку самозваного Совета. В этих пунктах стояло: 1) командующий армией назначается и сменяется распоряжением Совета; 2) назначения на высшие командные должности также делаются с ведома и согласия Совета; 3) все денежные средства находятся в распоряжении Совета и отпускаются им по мере надобности командующему; 4) организация административного и гражданского управления областью всецело находится в руках Совета и т. д.

Короче говоря, на долю командующего не было оставлено ни одной функции, где бы он мог действовать вполне самостоятельно.

Начальник штаба доложил командующему о желании Совета обороны переговорить с ним, но новый командующий уклонился от этой беседы, предложив также все переговоры отложить до приезда генерала графа Келлера.

В частном разговоре с фон Дитмаром начальник штаба вполне открыто заявил, что первым его ходатайством у генерала графа Келлера будет просьба разорвать этот договор, который генерал мог подписать, только будучи в заблуждении о действительных полномочиях вошедших в Совет лиц[2 - В Киеве я стоял очень близко к генералу гр. Келлеру, но никогда не слышал от него об этом злополучном договоре, а потому предполагаю, что он является вымыслом.].

На этом временно и закончилась история с Советом обороны, которая является довольно характерной в жизни добровольческих формирований, как показатель непременного желания политических деятелей захватить всю полноту власти в свои руки.

Капитан фон Дитмар, разочаровавшись в своей деятельности на должности секретаря злополучного Совета обороны, вошел в связь с Гагеном, и им удалось заручиться доверием полковника фон Нефа, который назначил их представителями от корпуса в городскую финансовую комиссию, образованную с целью установить основания, на которых должны были быть выпущены уже напечатанные 50-рублевые кредитные билеты областного Псковского казначейства за подписью генерала Вандама.

Назначив фон Дитмара и Гагена финансовыми представителями, командующий подписал несколько бумаг, которые давали им право на сбор всевозможных пожертвований в пользу армии чуть ли не во всех городах Российской империи.

Выпущенные вскоре кредитные билеты открыли им широкое поле деятельности, и они начали производить с ними весьма смелые, если не сказать большего, финансовые операции, которые вызвали сильное недовольство жителей города Пскова.

Работать становилось все труднее и труднее, появлялась масса различных препятствий, которые путали все планы и вносили невообразимый хаос.

Одним из самых главных препятствий было невыполнение германцами условия о передаче военного и гражданского управления армейским районом русским властям, что повлекло за собой полнейший беспорядок во внутреннем управлении и парализовало всякую возможность провести необходимые меры для обороны области, как например, мобилизацию, отобрание оружия у ненадежного населения, ареста местных большевиков и т. п.

Германцы, вследствие разыгравшейся у них революции, уже не были в состоянии поддерживать порядок, но в то же время не решались передать всю полноту власти русским добровольческим организациям, и потому везде царило безвластие.

По той же причине не удалось провести в жизнь предполагаемой организации генерал-губернаторства во главе с генералом Симанским, в ведение которого отошли бы все вопросы военно-административного характера, которые перегружали работу штаба корпуса и не давали ему возможности заниматься своим прямым исключительно военным делом.

Только накануне катастрофы, то есть 25 ноября, германцы согласились наконец передать гражданское управление русским властям, и потому командующий корпусом назначил члена Государственной думы барона А.А. Крюденера-Струве губернатором армейского района.

Одновременно шло разложение германских частей, которому способствовало отсутствие прочной связи с Германией, следствием чего явились различные сведения и слухи, волновавшие солдат.

Германские солдаты приняли вид наших «товарищей» времен Керенского, устраивали митинги и готовы были поближе познакомиться с большевиками, пропаганда которых велась совершенно открыто.

Образовавшиеся советы германских солдат (Soldatenrat) вмешивались во все дела и, в частности, в дело формирования корпуса, причем в зависимости от настроения то хотели во всем оказывать корпусу содействие, то запрещали отпускать ему продовольствие, снаряжение и вооружение. Командующему корпусом и начальнику штаба приходилось постоянно разговаривать с членами солдатского совета и уговаривать их не препятствовать формированию.

В общем у германцев начался тот же революционный хаос, который был хорошо известен каждому русскому, – все были начальниками и ни одного подчиненного, а потому, естественно, некому было исполнять приказания.

Обстановка складывалась так, что, конечно, и думать было нечего продолжать формирование корпуса на прежних основаниях и надо было бы ликвидировать все дело, если бы не было надежды продолжать его при помощи союзников.

К этому времени были получены сведения, что в Ревель и Либаву прибыли английские эскадры, и поэтому от корпуса туда немедленно были отправлены депутации во главе с полковником фон Ваалем и подполковником бароном Розеном для представления доклада о создавшейся обстановке и с просьбой оказать быстрое содействие.

Кроме того, было получено известие из Киева, что генерал граф Келлер вместе со значительной группой офицеров выехал в город Псков и его прибытия надо ожидать со дня на день.

Эти надежды поддерживали энергию начальников, и они удерживали всех на своих местах, хотя, по правде сказать, корпус положительно висел в воздухе и был окружен со всех сторон революционным элементом.

Германские власти были бессильны и не могли справиться со своим хаосом, который неожиданно создала разыгравшаяся у них революция. Им уже было не до нас, и они сами стояли перед теми же событиями, которые разыгрались в России.

Однако полученные сведения оказались неверными, хотя и имели под собой некоторое основание.

Как было выяснено впоследствии, английская эскадра находилась в это время в Скагерракском проливе и занималась там вылавливанием мин, а доблестный генерал граф Келлер, идеал воина-рыцаря, накануне предполагаемого отъезда в Псков был зверски убит петлюровскими бандами.

Между тем германские солдаты стали самостоятельно уезжать на родину, и наконец 21 ноября все пограничные германские войска отошли в глубь страны, открыв тем самым свободный доступ большевикам за границу.

Этим, конечно, не замедлили воспользоваться большевики, которые уже с 1 ноября начали усиленно сосредотачивать свои красные войска в районе ст. Торошино, Карамышево и гор. Себежа.

Отдельные небольшие большевистские части перешли границу 22 ноября и вступили в перестрелку с партизанскими отрядами полковника Бибикова в районе гор. Острова и полковника Афанасьева в районе гор. Себежа. Приехавшие в штаб корпуса от этих отрядов офицеры донесли, что большевистские банды отражены, но что в то же время необходима поддержка, так как фронт слишком велик и удержать его не по силам партизанским отрядам, окруженным еще кроме того местным, большевистски настроенным населением.

Помочь, к сожалению, было нечем, и приходилось только подбадривать. Напротив, обстановка складывалась так, что пришлось вследствие недостатка сил отказаться от обороны всего армейского района и сконцентрировать все части на фронте гор. Пскова и Острова, для чего в последний был переведен 3-й Режицкий стрелковый добровольческий полк, стоявший раньше в гор. Режице.

III. Кризис армии

24 ноября в штабе корпуса были получены сведения, что большевики, закончив сосредоточение своих красных войск в районе ст. Торошино и Карамышево, решили предпринять утром 26-го наступление на город Псков. Из подслушанного телефонного разговора комиссаров картина всего предполагаемого наступления большевиков была для штаба вполне ясна.

В указанном выше районе большевиками было сосредоточено 12 000 красных войск, с одним полком кавалерии, при четырех батареях (одна тяжелая) артиллерии и нескольких десятков пулеметов. Кроме того, были обнаружены два блиндированных поезда на ст. Торошино и Карамышево, а также несколько бронированных автомобилей.

Наступление главных сил намечалось по шоссе Торошино – Псков, причем еще раньше, возможно даже ночью, по железнодорожной линии в том же направлении должен был выдвинуться блиндированный поезд, которому в случае удачи надлежало ворваться в город и создать там замешательство и беспорядок. Впереди главных сил, в виде авангарда, предполагалось пустить несколько бронированных автомобилей с кавалерией.

Кроме наступления главных сил, можно было предполагать, что большевики направят еще две колонны от ст. Карамышево и от разъезда № 3 в обход нашего правого и левого флангов.

Одновременно с этим донесением разведывательного отделения штаба были получены дополнительные сведения от партизанских отрядов полковников Бибикова и Афанасьева. В районе гор. Острова показались лишь незначительные силы большевиков, с которыми весьма удачно продолжает бороться партизанский отряд Бибикова, что же касается района гор. Себежа, то там дело обстояло много хуже, как так большевики, сосредоточив значительные силы, перешли в наступление и принудили партизанский отряд Афанасьева отойти к гор. Режице, причем полковник доносил, что германские части, бросив свои имущество и обозы, без боя отступили в глубь страны.

Таким образом, весь большевистский фронт зашевелился и готов был ринуться вперед. Толчком для этого послужило очищение демаркационной линии германскими войсками и начавшееся в них разложение, о котором большевики безусловно имели самые точные сведения.