Холодное блюдо

– Чего-о?!

– А сердце бьется.

– Тьфу, шутник! Закончил? Давай поднимай.

Словно подтверждая слова Химика, пленник пошевелился. Выглядывающее из Серегиной ладони лезвие хищно дернулось, коброй метнулось вперед и вонзилось в правый бок Стрельцова. Удар получился смазанным, слабоватым, пленник дернулся и протяжно застонал. Раздосадованный Величев нецензурно помянул всуе некий неперсонифицированный объект, получивший сексуальное удовлетворение оральным способом, поспешно выдернул нож и нанес повторный удар. Посильнее, с оттяжкой. Стрельцов дернулся еще несколько раз и затих. Величев машинально выдернул клинок и… разразился длинной непарламентской тирадой. Причина огорчения была проста и прозаична: выдергивая нож, он испачкался в крови, что для брезгливого «бригадира» равнялось маленькой катастрофе.

И как испачкался! Ладонь, предплечье и брюки заляпал. Даже замутило слегка. Благо, что на морду не попало, а то бы мог и блевануть, опозорившись перед пацанами конкретно. Судорожно вытерев руку сорванной травой, Серега отмотал пленку с рукояти ножа и бросил его поближе кустам. Туда же Химик оттащил и тело. Осмотревшись – не забыли ли чего – «бригадир» дал команду прыгать в тачку и отчаливать. Митяю, к счастью, запрыгивать не пришлось, он уже давно страдал на заднем сиденье.

Едва разместились, Величев вытряс у запасливого Химика носовой платок и по дороге занялся оттиранием руки и чисткой брюк. Пятна были благополучно ликвидированы, но Сереге казалось, что какие-то микрочастицы въелись в кожу, и он яростно драил платком ладонь и предплечье. С брюками же он, по здравому размышлению, решил расстаться, выбросив их при первой возможности, все равно носить «замаранные» больше не будет.

Когда выехали с острова на мост, Серега наконец завершил «чистку перьев», так и оставшись неудовлетворенным ее результатами. Он бы и дальше продолжил оттирать «неистребимые» пятна, но Химик и Чалдон начали недоуменно поглядывать на своего «бригадира», и ему, чтобы не ронять авторитет, пришлось закруглиться. Вечером отмоется нормально, примет душ или в сауне душу и тело понежит, а пока не время. Из кармана «бригадирских» брюк роботом-бабочкой выпорхнула блестящая пластина сотового телефона.

– Алик? Все хоккей, можете сваливать. Не наследили? Что? Плохо слышно… Что-о?! – Начав разговор спокойно, даже умиротворенно, Величев внезапно сорвался на крик. – Козлы! И ты причем! Я кого старшим поставил?! Тебя! Вот вместе и ответите. Я вас, уроды… не знаю просто, что сделаю! Короче, вы где? Где?! А лучше ничего не придумали? Надо было сразу в серый дом везти! Номер квартиры напомни! Все, завали пасть, через двадцать минут буду, жди!

«Раскладушка» телефона громко захлопнулась.

– Колян, поворачивай направо, на адрес нашего жмура проскочим ненадолго…

– Это куда?

– Недалеко, в центре…

– А в больницу? – прохрипел сзади Митяй.

– Потерпи, брат. На пять сек заскочим – и сразу тобой займемся.

– А что там случилось? – поинтересовался Химик.

– С телкой, типа, проблемы, опять Кривой накосячил. Каламбур, твою мать.

Глава 5

Сознание вернулось толчком, словно на голову опрокинули ведро с холодной водой. Волна темной пустоты схлынула, оставив после себя полумрак и красные круги перед глазами. Артем хлопнул веками, полумрак не рассеялся, красные круги не исчезли. Сквозь них проглядывали какие-то серые стебли, часть из которых норовила залезть в ноздри. Несмотря на то, что затылок разламывался от боли, мысли были довольно ясными, только ленивыми, тяжелыми, медленными. Стрельцов понял, что лежит на боку, лицом в траве. Последнее, что он запомнил: борьба на заднем сиденье, укус за руку здоровяка в бейсболке и «взорвавшийся» затылок.

Наверное, приложили чем-то тяжелым, гады. Помимо затылка боль поселилась в груди. Острая, резкая – по ребрам стадо слонов пробежалось, не меньше. Прыгали они на нем, что ли? Отстраненно, словно думая о чужом человеке, Артем удивился, что еще жив. Ощущения не оставляли иных толкований – вряд ли в посмертии, если таковое и существует, боль будет иметь четко выраженную локализацию. По всем раскладам бандиты должны были избавиться от лишнего свидетеля, что бы ими ни задумывалось относительно парня в кафе «Венеция». Иначе зачем его привозить на безлюдный остров?

Ан нет, жив вроде. Не добили? Артем напрягся, приподнял голову, а затем, оттолкнувшись от земли, встал на четвереньки. В грудь воткнулся раскаленный железный штырь, глаза застила красная пелена, в которую разрослись круги, руки ослабли, и Стрельцов едва не рухнул обратно мордой в траву.

Больно-то как! Пелена нехотя рассеялась, и взору открылся тот же пейзаж, которым посчастливилось любоваться ранее. Остров, нависшие над берегом кусты, руины деревянного строения. Машина, к счастью, отсутствовала. То ли пелена перед глазами исчезла не до конца, то ли просто смеркалось, но на остров опустилась полутьма, детали пейзажа выглядели размытыми, нечеткими. Видимость оставляла желать лучшего – притаись в кустах один из злоумышленников, обнаружить его Стрельцов бы не сумел. Поэтому сквозь боль и гнев пробивалось опасение, что похитители не уехали, а если и удалились, то ненадолго и в любой момент могут вернуться. Отсюда желательно убраться…

А грудь-то отчего так разламывается? Стрельцов привстал на левое колено и потрогал пальцами левый бок и верхнюю часть живота. Сохранять равновесие было очень трудно, поскольку голова кружилась сорвавшейся с орбиты и тормозов планетой, багровый туман периодически укутывал сознание, а почва под ногами тряслась и подпрыгивала, будто припадочная, но Артему это удалось. Пальцы наткнулись на теплую влажную субстанцию, а затем коснулись краев резаной раны. Опустил глаза и увидел два кровоточащих узких отверстия на теле: одно под правым соском, а второе на три пальца ниже. И без того чудовищная слабость трансформировалась во всеобъемлющую. Ноги подогнулись. Как Стрельцов удержался в вертикальном состоянии, он сам не понял. На одной силе воли.

Порезали, подонки! Все пузо в крови. То-то у него багровый прилив в зрачках, и конечности ватные, словно у мягкой игрушки, не слушаются. И холодно! Настолько, что кажется: внутри скоро сосульки вырастут, а ресницы покроются серебристой краской инея. А ведь не ноябрь на дворе, а середина июня. Может, его морозит оттого, что торс ничем не прикрыт? Только сейчас Артем уразумел, что он по пояс голый, кровь струится по коже, а не впитывается в ткань рубашки. Поскольку рубашки на нем нет.

Кто-то его раздел. Бандиты? Но зачем? Одежду жертв коллекционируют, что ли?.. Фетишисты проклятые! А рубашка бы пригодилась. И для обогрева, и в качестве перевязочного средства. Дырки в груди и животе пугают, но есть надежда, что жизненно важные органы не задеты, в противном случае душа уже бы осваивала незримые просторы обещанного проповедниками иномирья или, как минимум, находилась на полпути к блистающим чертогам. Или к адовым котлам. И дикая боль – существенный аргумент в пользу этого робкого предположения. Артем где-то читал, что мертвые и смертельно раненные боли почти не чувствуют. Никто не поручится, что прочитанное – правда, но обнадеживает изрядно. Опасность же фатальной кровопотери реальна как никогда, пальцы мокрые, словно Стрельцов вытащил руку из-под раструба открытого водопроводного крана, а не отнял от раны.

Если отверстия не зажать, то… о подобном исходе вообще не стоит вспоминать. Еще накаркаешь. А вот соответствующие нехитрые меры принять не помешает. Борясь с приливами багрового тумана, Артем сунул окровавленную пятерню в карман джинсов – вдруг там завалялся нужный предмет, например, носовой платок или, лучше, бинт. Абсурдное желание, но некое пятое или десятое чувство подсказывало Стрельцову, что он терпит боль и роется в карманах не напрасно. Осторожно покопался, старясь не делать резких движений, в одном отделении, затем в другом и, – о чудо! – достал пачку салфеток. Пачку – громко сказано, но три или четыре бумажных прямоугольника перепало. Артем их машинально прихватил в кафе, когда покупал пиво. Словно предвидел, что пригодятся. Не бинты, конечно, но не в его положении выбирать. Из одной салфетки соорудил импровизированную затычку и, шипя сквозь зубы от боли, запихнул ее в верхнюю рану, поскольку она кровоточила сильнее. Оставшиеся бумажные «перевязочные средства» приложил к нижней ране на животе. И прижал салфеточные тампоны-затычки ладонью, слава богу, раны рядом расположены, задействовать вторую руку у Артема бы не получилось – она ему требовалась для опоры.

Мозг подкидывал странные идеи, то ли из некогда просмотренных кинофильмов, то ли из книг, то ли из армейских легенд и баек. Например, прижечь раны огнем или присыпать порохом, извлеченным из раскуроченного патрона. Идеи откровенно бредовые; даже если отбросить сомнения в полезности и эффективности указанных мер, то откуда возьмутся на пустыре боеприпасы… Зажигалки дешевой и той нет. Против подобных идей протестовал и армейский опыт. Отцы-командиры учили, что бороться с ранами нужно медикаментозно, а не разводить антисанитарию. Для того и предусмотрены инд. пакеты. К несчастью, ни индивидуальным пакетом, ни аптечкой здесь не разживешься. Деревянные руины – не аптека. До людей надо добраться, а потом в больницу. Шкуру заштопать и все прочее, что по прейскуранту положено.

Люди, ау!

Артем бы крикнул, если бы не опасался, что перенапряжется и спровоцирует новый приступ обильного кровотечения или, упаси бог, потерю сознания. А еще крик могут услышать и бандиты. Кто знает, где сейчас мордоворот с товарищами, вдруг неподалеку? Услышат – вернутся, добьют. Как пить дать. Да и удастся ли извлечь из глотки полноценный крик – вопрос. А сиплым шепотом тишину разгонять – занятие пустое и неблагодарное. К тому же остров Гладышева, если не принимать во внимание дни проведения массовых мероприятий и народных гуляний, явно не принадлежал к числу часто посещаемых мест. Даже в дневное время, не говоря уже о темном времени суток. Сегодня календарь никаких праздников не предусматривал, соответственно, людей на острове наверняка нет. А до них добраться надо. Кровь из носа. И из живота. Живое человеческое участие ему зело потребно. Глядишь, и помогут, и до больницы подбросят. Стрельцов пробежал мутным взглядом по окрестностям. Река, берег, кусты, кусты, деревья, опять кусты, пустырь, сарай, метрах в пятнадцати от него какой-то продолговатый предмет, наполовину вытащенный из воды и прикрытый вездесущими зарослями. Лодка? Опять кусты.

Замечательно! Дороги нет, тропинки да колея между деревьями, проторенная автомобилем. Куда тропинки заведут – неизвестно, выбирай любую, словно богатырь из пресловутого сказочного сюжета о камне у развилки. Том камне, на котором надпись была выбита: направо пойдешь – коня потеряешь, налево… и так далее. Только Стрельцов – не богатырь былинный, на его придорожном камне все надписи сливаются в одну: куда бы ни пошел, если заблудишься – погибель найдешь. Сил на блуждания – плутания у него не хватит, упадет носом в пыль где-нибудь на полпути – и поминай как звали. И пешеходная прогулка по автомобильной колее отпадает. Страх перед тем, что бандиты могут вернуться, не покидал Артемову душу ни на миг. Вот был бы номер – навстречу им приковылять. В дружеские, простите, объятия. Ломиться сквозь заросли на свет тоже не улыбается. Много ли он наломится с продырявленным пузом, продираясь сквозь переплетение ветвей и кропя кровью траву? Шагов пятьдесят – максимум.

Что остается? Сложить руки, лечь на землю и ждать, по меткому выражению одного советского фантаста, приобщения к большинству? Не пойдет, ему ублюдкам отомстить надо. И узнать, что с Настей приключилось. Не дай бог! Нет! Мысли, прочь!

Еще темный предмет в кустах имеется. Если это в самом деле лодка, то можно в нее забраться, и течение, с большой долей вероятности, прибьет ее к берегу в той части острова, где расположен въезд на мост. А там уже: машины нескончаемым потоком, трамваи, автобусы, людей полно, освещение. Цивилизация. Там спасут. Есть даже шанс на проезжающую карету скорой помощи нарваться, они часто через мост курсируют. Надо лишь оттолкнуться правильно и причалить верно. А вот грести у него не получится – на ноги бы встать да удержаться.

Совершив маленький подвиг и поднявшись в позу, приличествующую достойному представителю вида Homo Sapiens, Артем доковылял до прибрежных кустов. Почти доковылял. Около дюжины шагов не одолел – влезть в заросли не сумел. Новая волна боли накрыла с головой, все силы ушли на то, чтобы на ногах удержаться. Впрочем, подходить ближе не требовалось; Стрельцов выяснил, что хотел. Чаяния не оказались обманутыми. Темный предмет в кустах, к счастью, оказался не роялем, а самой натуральной лодкой. Деревянной, просмоленной, покрашенной – ввиду сгущающегося полумрака цвет разобрать было трудно. Похоже, зеленый, с лавками и уключинами. Не хватало одной существенной детали оснастки, вернее, двух – весел. Данное обстоятельство Артема нисколько не тронуло: во-первых, он находился не в том состоянии, чтобы его волновала такая ерунда, как отсутствие чего-либо, весла это или мешок с золотыми дукатами, а во-вторых, он находился в том, состоянии, когда гребля представлялась делом малоперспективным.