Холодное блюдо

– Что тут происходит?!! – видя, что его крики пропадают втуне, снова возопил Артем.

На сей раз дошло. Шкаф раздвинул пасть в оскале еще шире и радостно сообщил:

– Не волнуйся, родимый, все в ажуре. Жена твоя в надежном месте. И если ты косорезить не будешь, а паинькой сделаешь то, что просят, то вернется домой в целости, ха-ха, и сохранности. В полной комплектации. Так же, как и ты. А что происходит, тебе чуть позже растолкуют.

– Чего?!

– Про жену, говорю, правильно спрашиваешь.

– Я… – начал Артем, но собеседник с удивительным для его комплекции проворством выскочил за дверь. И почти сразу – через полминуты – вернулся.

– На, слушай! – «Браток» приставил к уху пленника трубку сотового телефона.

– …Артем, алло… Артем, меня какие-то люди держат! – зазвенел в трубке встревоженный голос супруги.

– Алло, Настя! Не волнуйся, алло! – заблажил Стрельцов, но из телефона уже раздавались тревожные короткие гудки.

– Хватит, хорошего помаленьку. Будешь правильно себя вести, родимый, еще дам позвонить.

Словно ушат ледяной колодезной воды вылился на Артема. Он взъярился:

– Твари!! Ублюдки! Если с Настей что-нибудь случится, хоть волосок упадет с ее… хоть пальцем, то я не знаю, что с тобой сделаю! Я тебя…

Мордоворот поморщился, шагнул поближе и резко ударил Стрельцова под дых.

– Не ори!

Удар взбодрил и встряхнул. Артем согнулся дугой – насколько позволяли веревки – и рухнул мордой в пол. А заодно в ошметки вчерашнего ужина, стекшие с занавески. Такого испытания впечатлительная натура Стрельцова не выдержала, и его вторично стошнило.

– Как тебя разобрало-то, – сочувственно покачал головой «браток». Он наткнулся взглядом на окончательно испорченный кусок ситца на окне и удивился: – Родимый, ты что, уже все тут заблевал?

– Козел! Ублюдок! – оклемавшийся после подлого удара Артем приподнялся и в приступе неконтролируемой ярости высказал все, что думает о мордовороте. И о его родственниках, близких и дальних, а также о сексуальных предпочтениях. Высказывания носили сплошь непарламентский характер, а описываемые сексуальные изыски касались взаимоотношений с мужским полом и представителями животного мира. По большей части, хвостатыми и рогатыми.

Выслушав красочную и насыщенную эпитетами гневную тираду, «браток» восхищенно поцокал языком, наклонился к корчащемуся на полу Артему, примерился и хлопнул похожими на лопаты ладонями по ушам пленника. В голове у Стрельцова как будто разорвали тротиловую шашку. Или даже фугас. Вроде тех, что пресловутые чеченские боевики используют при проведении террористических актов. Уши налились огненной болью и закупорились свинцово-ватными затычками. Звуки не исчезли, но истончились до неразборчивых шорохов и шелестов, с трудом пробивающихся сквозь свинец и вату. Однако через пару секунд слух восстановился. Только голова заболела еще сильнее.

– Я же тебе говорил, не шуми.

Стрельцов, затрясшись от бессильной ярости и унижения, попытался укусить мордоворота за ногу, но не достал. И не придумав ничего лучшего, судорожно извернулся и плюнул «братку» в морду. Смачно. Харкнул, простите за двойную тавтологию, в ненавистную харю так и не представившегося гражданина.

– Ах ты, сучара! – взревел подстреленным во время случки бизоном «браток», подскочил и мазнул ладонью по щеке, проверяя, как много слюны попало в цель. Убедившись, что плевок удался, разозлился еще больше. Маска мнимого спокойствия слетела с физиономии «благодушного хозяина жизни» легче, чем иголка – с высохшей новогодней елки.

– Падаль, убью!

«Курортник» от души приложился ногой к стрельцовскому боку, затем отошел и засадил повторно. С разбега. Удар отозвался глухим эхом в ушах. Неприятно, но терпимо. И без того все тело ломит, одним очагом боли больше, и только. Зато харкнул подонку в зенки его ненавистные. Артем испытал некоторое злорадное удовлетворение и даже мысленно подбодрил неприятеля: «Лупи, гад, пальцы отбивай. На ногах-то сланцы, а не ботинки или сапоги кирзовые. Не забьешь, а там, глядишь, поквитаемся». Подбадривал настолько искренне и эмоционально, что высказал пожелание вслух:

– Убивай, гад!

– Н-на!! – Могучий лапоть «братка» соприкоснулся с грудной клеткой Стрельцова, угодив в район солнечного сплетения.

Артем задохнулся, но не отключился. Поэтому он услышал, как скрипнула дверь и из-за нее донесся короткий приказ:

– Кончай разминку!

Занесенная для очередного удара нога мордоворота замерла в воздухе, а затем опустилась. Сам хозяин ноги угрем снова выскользнул за дверь. В соседнем помещении шел разговор, но очень тихий, потому что Артем слышал лишь глухое: «бу-бу-бу». О чем беседовали в «предбаннике» и что это за деятель, перед которым вальяжный и самоуверенный мордоворот в пляжном одеянии бегает на цырлах, оставалось только догадываться. Впрочем, на догадки времени пленнику почти не дали. На пороге вновь возник «любимый» мордоворот и процедил:

– Повезло тебе, родимый, живи.

– Пошел ты! – не остался в долгу Стрельцов.

– Ладно-ладно, – примирительно поднял свои ласты-ладони до уровня плеч «браток», что не вязалось с его предыдущим поведением. И уже совсем вразрез шло с имиджем крутого парня. – Ты это?.. Бухой еще или уже просох?

– Чего?!

– Соображаешь? Как там?.. Вменяемый?

Изумлению Стрельцова не было предела. Челюсть отвалилась, и если бы Артем на миг стал героем диснеевского мультфильма, непременно отбила бы ему пальцы ног. С каких пор бандиты, похищающие людей ради… пока неизвестного чего, интересуются душевным здоровьем своих жертв. Или в местном преступном сообществе запланирован месячник по улучшению культуры обслуживания клиентов? Нет, только что прерванные футбольные экзерсисы мордатого «братка» убеждали в обратном – далеко еще нашему криминалитету до лучших европейских и североамериканских образцов. Или мордастый – не бандит? А кто тогда? Доктор? Есть еще вариант: и дача, и «браток» в курортно-пляжном наряде, и веревки на руках – ему снятся, но это уже точно – белая горячка.

Размякшие похмельные мозги ничего толкового по поводу странного вопроса придумать не смогли. Поэтому с языка сорвалось нелепое:

– Я что, в психушке?

Теперь челюсть отпала у мордоворота.

– Че?!

Однако Стрельцов уже сам сообразил, что сморозил глупость, и выдохнул.

– Вижу, что нет…

Несколько секунд мордоворот приходил в себя после стрельцовского заявления, а затем засмеялся.

– Психушка, ха-ха! Шутишь? Это хорошо. Значит, соображаешь. Короче, сейчас с тобой один человек тему перетрет и все растолкует, зачем ты тут и почему. – Мордоворот подхватил Артема под мышки и усадил на кровать. На ту, которая красовалась лысой панцирной сеткой. Из кучи на второй кровати выдернул выцветшую тряпку, отдаленно смахивающую на женскую косынку, и ловко накинул ее на глаза пленнику.

– Какого черта? – Стрельцов попытался отдернуться, но безуспешно. «Браток», удержал его голову и соорудил из косынки повязку.

– Не балуй! Это в твоих же интересах, родимый. Меньше увидишь – дольше проживешь. А то, что грязная – ерунда. Умоешься потом, марафет наведешь.

Утратив возможность пользоваться визуальными рецепторами, Артем окончательно впал в уныние. Вляпался он куда-то очень серьезно. Просто так глаза не завязывают, мера предосторожности, чтобы не опознал. А вкупе с опутанными руками и ногами вообще полный алес капут. Хоть волком вой.

Мордоворот удалился. Протопал слоновьим маршем по пятнистому в дырочках линолеуму и хлопнул дверью. В соседнем помещении раздалось знакомое «бу-бу-бу», и почти сразу же истошно заверещала скрипучая дверь. Соседняя кровать лязгнула сеткой под опустившейся на нее тушей. Надо полагать, в гости пожаловал тот самый деятель, перед которым на задних лапах бегал мордастый «браток». Артем напрягся в томительном ожидании, готовясь выслушать обещанные объяснения и требования и получить ответы на многие вопросы. Его терпение долгому испытанию не подверглось.

– Расклад, значит, такой…

Глава 4

Волнующий душу и плоть шашлычный аромат витал над столиками, возбуждал аппетит, будоражил воображение и вызывал повышенное слюноотделение во рту страждущих. Тех, кто не успел еще забросить в глотку парочку румяных поджаристых ломтиков, усыпанных зеленью и пропитанных острым соусом. Справедливости ради, не утоливших голод граждан здесь почти не было. Большинство посетителей летнего кафе давно находились в состоянии, близком к нирване. Они уже успели и вкусить шашлыка, и залить его изрядной порцией вина, и выкурить такое количество сигарет, что табачный дым не только повис над палубой и зонтиками, но и стелился сизым облаком по реке, подражая настоящему туману. А запах табака перебивал лишь неизбывный шашлычный аромат.

Шашлык жарили в мангале на берегу, где находилась также и часть столиков, но посетители стремились оказаться именно на борту пришвартованного к «вечной» бетонной пристани теплохода. Кафе – то же самое, даром название «Венеция» красовалось и на стойках бара, и на борту корабля, кухня – та же, а вид не сравнить. Человеку, расположившемуся внизу – за столиком на берегу – наиболее впечатляющие куски пейзажа загораживали стоящая рядом девятиэтажка, высокий парапет и массивный силуэт самого кафе-теплохода. Хочешь – антрекот грызи, хочешь – любуйся бетонным парапетом. А вот с борта давно списанного и превращенного в популярный пункт общественного питания корабля открывался изумительный вид на реку.