Депрессия, роботы и один велосипед – 2

Жозеф посмотрел на меня и кивнул. Тут я обнаружил, что странный человек к тому же сидит на полу в больничной рубахе.

– Я замёрз, – сказал я. – Пойдём в палату, я переоденусь.

Жозеф последовал за мной. Все следуют за мной, когда я об этом прошу.

– Ты знаешь, что я не только странный, но и ненасытный. Неостановимый. Чего ты не знаешь, так это того, что я знаю себя лучше прочих. Чего ты ещё не знаешь, так это того, что пару лет назад я понял, что добром это всё не кончится. Жан Мерсье будет жать на газ, его будет заносить на поворотах, а потом он расшибётся и близких расшибёт. Его либо поймают на запрещённых удовольствиях, либо конкуренты, учуяв его ненасытность, устроят ему ловушку, в которую он вляпается, как слишком уверенная в своей политической искушённости муха в мёд.

Говоря это, я снял больничную рубаху, чтобы переодеться, и остался голым. Жозеф отвёл взгляд, увидел кресло, стоявшее у стены и сел в него, продолжая смотреть куда угодно, но не на меня.

– Это что, исповедь? – спросил он. – Расскажешь, как пришёл к религии?

– Взгляни, Жозе. Видишь крест на моей шее?

Жозеф покосился на меня и ответил:

– Нет.

– А теперь посмотри налево: видишь кресло? Видишь оборудование у изголовья?

Жозеф послушался и ответил после долгой паузы:

– Уж не хочешь ли ты сказать?..

– Именно.

– Серьёзно? Как?

– Проще, чем кажется. Скепсис – это всего лишь короткие вспышки в неокортексе. Религиозные чувства, включая механизм доверия, работают в разных отделах мозга и устроены сложно. Но нам и не нужно их конструировать. Достаточно позволить им разрастаться естественным образом, обрубая скепсис.

Жозеф непроизвольно коснулся своего затылка.

– Но зачем тебе?..

– Честно, не помню, как мне это пришло в голову. Психотерапевтам я не доверял, таблеткам – тем более. В отличие от тебя. А потом – у меня давно крутились мысли как-то задействовать свой разъём.

– Значит, ты теперь верующий?

– Только когда подключён к машине.

– Так зачем?

– Лечу душу.

Жозеф часто заморгал и приподнял брови.

– Не веришь? Как бы тебе рассказать… Сознавать, что бог существует – это…

Я замолчал, выбирая слово. Жозеф изменился в лице. Я понял, что он в первый раз в жизни видит, как Жан Мерсье теряется перед публикой.

– Да, ты знаешь, я не готовил речи и не знаю слов, которыми можно описать, что я чувствую, когда знаю, что есть бог. Он есть, и значит, что я маленький и незначительный. И мои планы смехотворные. И есть смысл. И надо прощать. И можно прощать. И можно…

Я почувствовал, что слова выходят пафосными и пошлыми. Жозеф тем не менее смотрел на меня внимательно. Я набрал воздуха в грудь для объяснений. Почему-то я был уверен, что смогу описать свой опыт. И уж Жозеф поймёт со второго слова, как некогда понимал меня, когда я описывал ему вкус нового вина. Сейчас же мне пришлось описывать вкус вина для человека, который отродясь ничего не пил, кроме воды. Я выдохнул бесполезный воздух.

– Сдаюсь. Не могу объяснить. Понимаешь, бога нет, но когда он есть – он был всегда. И знает всё про тебя. И есть его воля. И он огромный. Я смотрю на себя его глазами и вижу себя крохотным. Помнишь эту фотографию – Земля из далёкого космоса? Как пылинка в луче света. Жизнь – вспышка в пустоте. Это и есть религия для меня. Понять, что ты маленький и все вокруг маленькие. И я, и ты, и «Национальный фронт», и весь мир и колония на Луне – все котята в шляпе.

– Знаешь, Жан, ты меня удивил, – сказал Жозеф. – И испугал.

– Почему?

Жозеф пожал плечами. Я понял, что произвожу впечатление сумасшедшего.

– Хорошо, – сказал я, – послушай. Это всё производит немного не то впечатление. Но послушай. Ты первый, кому я это рассказываю.

– Почему мне? – Жозеф заёрзал на стуле.

– Потому что ты собирал на меня компромат. И соблазнил мою жену. Я не мог тебя остановить силой. И не хотел. Понимаешь? Если бы не мои… э-э-э… процедуры, я бы был другим. Я бы стёр тебя в порошок. И Лотти вместе с тобой. Но я не хотел. Не хотел этого хотеть. Ты мой друг. Да! Не смотри на меня так. Мы вышли из возраста, когда заводятся новые друзья. У меня мало кто остался с тех пор… Ты и Люк. Но Люк занят своими детьми и своей лунной программой. А ты…

Второй раз за вечер Жан Мерсье растерялся.

– Так ты всё знал? – тихо спросил Жозеф.

– Конечно, знал. И я не держу зла, понимаешь? Потому что это не имеет смысла. Мы слишком коротко живём. Мы маленькие живые комочки. Наша жизнь короткая вспышка в чёрной бездне.

Жозеф снова посмотрел на меня как на сумасшедшего. Я и сам понял, что мои слова – уродливые и странные. Ничего из моего красноречия не могло приблизиться к тому, что я хотел сказать. И решение пришло само собой.

– Попробуй ты!

– Что попробовать?

– У тебя тоже есть разъём. Попробуй! Я сейчас организую. Пришлю техников. Ты должен…

– Нет, нет, нет! Спасибо, я не хочу. Это больно. У меня пять лет как зажило, и я точно не хочу… слушай, я тебе верю, но давай я лучше пойду.

– Постой. Дай я тебя уговорю.

Я почему-то не сомневался, что у меня получится. Мало кто мог устоять перед моим даром убеждения. Но Жозеф смотрел на меня с опаской. Я понял, что пока распинался перед ним, успел надеть и застегнуть рубашку, но забыл про штаны. У меня опустились руки.

– Окей, понимаю. Ситуация и обстановка не располагает к экспериментам с сознанием.

Жозеф охотно кивнул. Я торопливо надел штаны и опустился в кресло.

– Не знаю, почему мне казалось, что ты мгновенно меня поймёшь. Но этот опыт… передать его в словах… Ты хочешь уйти, верно?

– Если честно, да. Хочу побыть один и успокоиться.

Я кивнул.

– Обещай, что как-нибудь мы вместе пообедаем и пообщаемся. Хотя нет, не обещай. Ты мне сейчас скажешь что угодно, потому что напуган. Скажи честно, ты всё ещё хочешь меня уничтожить?