Депрессия, роботы и один велосипед – 2

– А ты не дёргайся, либо дёргайся уже так, чтобы наверняка вырваться.

Я решил, что сегодня от Ви толку уже не будет: его явно занесло в иные миры.

– Но как же искать девушку? – в безнадёге спросил я.

– Ну ты же на ферме работаешь. Вашим лучше знать.

– В смысле?

– В смысле, снимки папарацци тоже проходят отсев на ферме. Никто не будет запускать унылые фотки в оборот.

– А девушка может быть полностью нарисованой?

Ви покосился на фотографию.

– Я бы не удивился.

– Так ты ничему не удивляешься!

– Верно. За бесплатно я не удивляюсь ничему, – кивнул Ви и вдруг заговорил трезвым голосом. – Слушай, я прекрасно понимаю, за кого меня держат. За психа. При этом никто не задумывается, почему я себя так веду. А веду я себя сообразно времени. А время такое, что всё, что мы видим, мы видим глазами видеокамер. Все видеосъёмки обработаны компьютерами, все диалоги сыграны по сценарию. А что не сыграно, то перемонтировано. Кем? Корпорациями. Зачем? Ради прибыли. А когда зарабатывают корпорации? Когда зритель испытывает удивление, восторг, испуг, радость, умиление, что там ещё…

Ви защёлкал пальцами.

– Страх.

– Ну да, и страх тоже. Так почему ты хочешь, чтобы я удивлялся забесплатно? Корпорации превратили наше внимание в валюту. А я валюту бесплатно не раздаю.

Я не знал, что ещё спросить.

– Ви, ответь просто, ты веришь в бога?

– Только с похмелья.

После встречи с Ви я почувствовал себя поездом, сошедшим с рельсов. Впрочем, нет: я почувствовал себя поездом, который вдруг задумался: отчего он едет по рельсам, а не как-то иначе. И кто эти рельсы проложил? И куда они ведут? И кто переводит стрелки?

Рекламные щиты, поисковые подсказки, голоса автомобилей, мерцающие неоновые ценники, камеры видеонаблюдения, экраны. Мы уже привыкли к тому, что это единый разумный, говорящий с нами организм. Но я внезапно ощутил его вокруг себя. Кожей.

Виртуальный мир нависал над реальным, как густой туман, пришедший с моря на Лос-Анджелес. Этот туман породил и поглотил девушку с короткой стрижкой и ямочками на щеках. Этот туман скрывал от меня настоящее лицо Леонардо Дауни Старшего. Я хотел узнать правду – до зуда. Но как я мог с этим туманом воевать? Бить кулаками, хватать пальцами?

«Простите, вы не встречали такой милой девушки, белобрысой и с ямочками на щеках. Зачем? Да я вот тут подумал, жива ли она или её убил известный актёр…»

Ксанакс не решает проблем, но я решил подражать Ви: если мир накрыт туманом, то настала пора опустить голову в туман. По вечерам я запивал таблетку бокалом вина, открывал ноутбук и беспорядочно допрашивал поисковые системы на предмет личной жизни Лео, пока не ронял голову на клавиатуру.

На работе я привычными движениями водил мозги на выпас. А между делом совал нос, куда не следует, пытаясь найти в истории наших заказов снимки девушек Лео. Это было противно. Я искал иголку в стоге сена. В стоге недавно трахались. Ещё я предчувствовал, что найденная иголка воткнётся мне в палец.

И ещё я был под ксанаксом. Но к счастью, мозг умеет решать задачи без участия владельца.

На третий или четвёртый день мне приснился автомобиль со включенными противотуманными фарами.

А следующей ночью я проснулся с мыслью: «Если есть мозг, то должно быть и тело». Противотуманные фары освещают дорогу, потому что туман не касается земли, а нависает над ней. Точно. Земля. Если брат Леонардо не был выдумкой, то он должен быть похоронен. И если голливудские корпорации ещё не скупили Офис гражданских регистраций штата, то должен быть похоронен под своим именем. А если такой могилы не найдётся, то, возможно, найдётся могила девушки.

Подкупить смотрителя кладбища оказалось дешевле, чем я думал. Ещё я не ожидал такой готовности с его стороны. Он предложил мне изучить записи с камер видеонаблюдения: найти известного актёра на них – не проблема. Но я попросил объяснить мне, как найти могилу.

Искать пришлось минут двадцать. Я шагал по сыроватой земле сквозь реденький утренний туман. Имена на могилах – это печально. Но знаешь, что? Они не движутся и не уплывают, как имена в титрах. Я нашёл могилу брата Леонардо, прочитал его имя и закрыл глаза. Во мне боролись три чувства: обычное спокойствие, отупелое безразличие, вызванное ксанаксом, и стыд.

Стыдно было потому, что Леонардо говорил правду всё это время, но я ему не верил.

– Ну вот. Теперь вы убедились, – сказал кто-то позади меня.

Если бы не транквилизаторы, я бы подпрыгнул и бросился бежать. Но я только вздрогнул и вцепился пальцами во влажную ограду могилы. Это был голос Леонардо.

– Я виноват. Мог бы и сообразить, что человек из моей индустрии прекрасно осведомлён, о том как мало настоящих людей под слоем компьютерной графики. Мне надо было сразу дать вам что-то осязаемое в доказательство моих слов. Вы столь любезно заботитесь о моём брате, а я…

– Как вы узнали, что я?…

– Вы слишком громко ищете в интернете. Моя служба безопасности имеет программные маячки на сайтах и социальных сетях. Маячки отслеживают поведение тех, кто интересуется моей скромной персоной. Как говорит Ви, когда ты слишком долго вглядываешься в Гугл, Гугл начинает вглядываться в тебя. Есть психопаты, помешанные на знаменитостях. Они ищут совсем иначе, чем добросовестные журналисты из жёлтых изданий. А вы, Эдди… вы ищете, как медведь.

– Я… послушайте…

– Не надо извиняться. Я понимаю. Компьютеры превратили нас в лжецов. Кинематограф – великий обманщик. Но обман хорош, только пока он на большом экране. А когда каждому из нас дали в руки по видеокамере, мы все принялись пудрить друг другу мозги. И это уже слишком. Это я вам говорю, как человек, который…

Лео надолго замолчал. Я мельком взглянул на него. Он был небрит и сердито щурил глаза. Пахло сырой землёй, и мне казалось, что у него сегодня такой одеколон, прекрасно подходящий и к тёмному плащу и к старомодной шляпе.

– Помните наш разговор у меня дома? – неохотно продолжил Леонардо. – Первое, что я сделал – это похвалил вас. А потом, чтобы снять неловкость, пошутил. Причём высмеял себя. Это я вас так к себе расположил. Манипулировал вами. А мог бы просто рассказать правду… Ну и вот, кажется, пришло время исправиться. В отличие от Ви, у которого все отношения – виртуальная валюта, вы заслуживаете простой честности. Простите меня.

Лео развернулся, чтобы уйти.

– Стойте! – я догнал его и тронул за рукав.

– Значит, это действительно ваш брат? Это его могила? А его мозг…

Леонардо повернулся ко мне.

– А его мозг у вас на ферме. Это мы установили. Показать отчёт из генетической лаборатории?

– Нет, хорошо, я верю.

Леонардо посмотрел мимо меня на могилу.

– А здесь его тело. Знаете, смотрю на надгробные плиты и мне стыдно. Вот я отправляюсь в бессмертие, буду лежать и смотреть фильмы, пока не затошнит. И после того, как затошнит, тоже. В какой я буду компании? Актёров, бандитов, удачливых без меры риэлтеров. Банкиров, политиков. Ни одного приличного человека. Иногда подумываю выбрать другую компанию: пусть меня жрут черви, как сожрали Кубрика, Боуи и Хемингуэя. Они умерли, и у меня получится.

– Вам не интересно, что будет дальше? В будущем.

Леонардо пожал плечами и замычал.

– Эммм. Вот я смотрю, куда катится этот мир…. И боюсь, что… Вот проснусь в будущем, и не пойму, что проснулся. Мир докатится до того, что мы перестанем понимать, где реальность, а где голливудский ширпотреб. Взрывы, крики, ужимки, шуточки, стрельба, скрытая реклама. Я уже забыл, какого цвета волосы на самом деле у моей жены, так часто она их красит и перекрашивает. А ведь моя жена на фоне прочих ещё…

Леонардо замолчал.