Самый долгий рейс

Немного помолчав, Риццо мягко добавил.

– Вот только со временем полета ты немного погорячился.

Фрэнк Рассел повернулся ко второму пилоту, не понимая, к чему он клонит. Видя некоторую растерянность командира, Риццо пояснил.

– Знаешь, иногда полеты растягиваются на столетия, – многозначительно произнес он и занялся вводом координат космопорта имени Армстронга, в систему навигации. Рассел медленно увел корабль от «Мальтийского Креста» оставляя его на орбите, взяв курс на Луну. Еще один перелет через пространство в обратном направлении. Что нас там ждет? Что стало с лунной столицей? Встретим ли мы выживших людей? Задавался очередными вопросами Фрэнк Рассел. Время покажет, ответил он сам себе и улыбнулся. Время покажет.

Часть 2

Холодная, красивая, своеобразная, гипнотическая. Луна оставалась независимой несмотря ни на что. Она всегда была рядом с Землей, с ее всевозможными формами жизни, оставаясь при этом недоступной, холодно взирающей с небес на суету. Вот и сейчас, она так же одиноко вращалась вокруг Земли, совершенно не помня, что когда-то давно, по человеческим меркам, на ней жили люди. Она же, совсем не обратила внимания на это долисекундное явление.

Рассел видел ее сейчас именно такой, не признающей полутеней, принимающей только черное и белое, первобытной, полной загадок, страхов и тайн, заставляющих трепетать сердце. Он впервые посмотрел на нее глазами человека, только мечтавшего о том, чтобы побывать на ней, и знал, с каким трудом человечеству дался этот шаг. Но для него это было работой. Любимой работой. И за обыденностью дней, Фрэнк Рассел понял, что потерял это чувство трепета и восхищения, магия уступила место холодным расчетам, бесцветным траекториям и мощным движкам. Сейчас волшебство вернулось и отражалось в его глазах вместе с приближающейся Луной. Волшебство настоящей сказки, злой сказки, с неизвестным и, скорее всего с несчастливым концом.

Боинг 2101 вышел на второй виток вокруг Луны. Он одиноко скользил по самой низкой орбите, вместе с космическим мусором. Пилоты жадно всматривались на поступающие, обработанные компьютером данные, но он сообщал им не более того, что они видели своими глазами. Крупные и мелкие обломки, которые когда-то давно были частью орбитальных станций и кораблей, сверкали металлом, прятались в тени, сталкивались между собой, разлетаясь в космос или наоборот, падая на поверхность Луны, оставляя на ней очередной кратер. И ни одной уцелевшей станции, которые надеялся обнаружить Рассел.

В этой мрачной картине были и более ужасные мазки. Через увеличенное изображение на мониторе можно было разглядеть давно погибших людей, нашедших свое последнее пристанище среди обломков своих кораблей. Они вращались по орбите, выделывая замысловатые кульбиты или плавно и ровно плывя, удерживаемые гравитационным полем Луны. Большинство из них было без скафандров, но встречались и такие, кто успел облачиться в защитную оболочку, покидая корабль, но, так и не сумев спастись. По орбите плавали разбитые шлемы, обугленные скафандры и их части. Оставалось только гадать, были ли в них человеческие останки.

Пилоты своими глазами видели подтверждения слов капитана Бейнбриджа, которому верили и без этих доказательств. Фрэнк Рассел знал, что пассажиры не смогут разглядеть этих страшных деталей давно прошедшей войны из-за большого расстояния, хотя иллюминаторы у них были открыты с момента отстыковки от Мальтийского креста. Но от этого не уйти. Через считанные минуты корабль пойдет на посадку. Что там, на поверхности, под полуразрушенными куполами станций и космопортов, никто не знал. Но командир и второй пилот видели достаточно много на орбите, чтобы быть готовым ко всему.

К большому удивлению, при подробном рассмотрении места посадки, выяснилось, что космопорт имени Армстронга все еще существует. Он кардинально изменился с момента вылета борта сто шесть, но стоял на своем месте, не имея, на первый взгляд серьезных повреждений, как самого здания, так и взлетно-посадочной полосы. Время, как будто специально, сохранило его для гостей из далекого прошлого, словно желая познакомить их поближе с настоящим.

Немаловажным фактором стало то, что космопорт Этона находился на той части Луны, где был еще день. До захода Солнца оставалось чуть более трех суток, которых должно было хватить экипажу Боинга на беглый осмотр в поисках, возможно сохранившихся источников энергии. С наступлением двухнедельной ночи, когда это полушарие Луны погрузится в кромешную темноту, посадка и взлет будут невозможными из-за элементарного отсутствия искусственного освещения взлетно-посадочной полосы. Но были и другие варианты. Еще три крупных космопорта, относящиеся к лунным мегаполисам оставались на дневной стороне и так же, имели незначительные повреждения. Но Рассел решил совершить посадку именно в космопорту Армстронга, принадлежащего мегаполису Этон. Это было более привычно для них самих, не смотря на то, что за пройденные столетия там могло измениться решительно все. И уже не имело, в этом случае, никакого значения, где именно совершать посадку. Но моральный аспект в этих размышлениях сыграл ключевую роль.

– Незначительные повреждения все-таки имеются, – Марко Риццо внимательно следил за данными компьютера, сканировавшему взлетно-посадочную полосу. – В наше время нам бы на такую площадку сесть не дали.

– Компьютер сейчас начнет ворчать, ему такое положение вещей не понравится, – заявил Рассел. – На полосе слишком много посторонних предметов.

– Пассажиры к посадке готовы, – сообщила вошедшая в отсек управления Ариана. – Надеюсь, вы тоже.

Оба пилота, как по команде, повернулись к ней, оторвавшись от созерцания полосы.

– Вот и молодцы, – продолжила стюардесса, не дожидаясь ответа. – Мы будем у себя.

Она исчезла, так же, как и появилась. Может быть, при других обстоятельствах, никто из пилотов не обратил бы внимания на то, как Ариана сострила в их адрес. Но не сейчас. В любом случае посадка объявлена аварийной.

Оба пилота еще секунду молчали, после ухода стюардессы, все так же повернувшись в ее сторону, пока Марко Риццо не задал вопрос.

– Ее что, доктор Стэнли научил так с нами разговаривать?

– Конечно! – Фрэнк Рассел улыбался, – сразу виден его стиль – говорить разные глупости, оказывающие неожиданный эффект. Напомни мне, пожалуйста, спросить об этом у Арианы, как только мы приземлимся.

– Можно спросить напрямую у доктора, – предложил Риццо.

– Нет, – командир сразу отмел это предложение, – он ничего не скажет, сославшись на врачебную тайну!

Неожиданно для себя, Рассел отметил, когда пошел на резкое снижение, что у него хорошее настроение, не смотря ни на что. Больше ни его, ни второго пилота не отвлекали посторонние мысли. Они совершали посадку так, как делали это сотни раз, забыв на этот момент, что они первые люди на Луне, спустя столетия.

Компьютер возмущенно сигнализировал об опасности, указывая на посторонние предметы на полосе и невозможность ее эксплуатации. Риццо анализировал ежесекундно поступающие данные.

– На полосе всякий хлам, – второй пилот докладывал обстановку командиру, выполняя роль штурмана. – Будь внимателен, в районе пятьдесят седьмого сектора полосы крупный объект, представляет опасность. Возможно часть ракеты. Небольшие трещины в тридцать девятом и сорок седьмом секторах. Возможно, это повреждения от мелких метеоритов. Не исключаю применения экстренного торможения – последние три сектора полностью уничтожены. Или взрывом ракеты или попаданием более крупного метеорита.

– Скорее всего, это от метеорита, – бросив мимолетный взгляд на монитор, пояснил Рассел. – Характер и масштаб повреждения свойственен прямому попаданию осколка размером с кулак.

– Но нельзя исключать, что это могли быть более крупные элементы, например сорвавшийся с орбиты мусор.

– Нет. Классический метеорит, размером с кулак, – стоял на своем командир. – Я столько раз сажал корабли на разбитые метеоритными потоками полосы, что на глаз определяю, чья это работа. Самый тяжелый случай был на Титане. Более шестидесяти процентов секторов было разбито, по каким-то причинам система «Экран» не сработала. Вот тогда мне было действительно тяжело. Я совершал посадку с исследователями и дорогим оборудованием на борту.

– И чем все закончилось? – Риццо был заинтригован. Командир редко рассказывал о своих приключениях.

– Мы вылетели с полосы и врезались в ограждение. Но все были живы. Я рисковал, снизив скорость до возможного минимума, когда подходил к полосе уже на излете, едва до нее дотянув. Но риск оправдался. Заведомо низкая посадочная скорость не привела к катастрофическим последствиям. А здесь, – Рассел указал рукой на монитор, – легкая разминка, возможность тряхнуть стариной!

Командир тряхнул стариной. Виртуозность его маневров завораживала. Птичка была не большой но, и не настолько маленькой, что с такой задачей мог бы справиться новичок. Тем более технические характеристики Боинг 2101 не предусматривали возможности вертикальной посадки. Риццо, следивший за обстановкой, задавался вопросом, смог бы он так же посадить машину такого типа на аварийной полосе.

Боинг 2101 недолго скользил над поврежденными секторами взлетно-посадочной полосы. Шасси мягко коснулись поверхности, проскакивая мелкие неровности и трещины. Рассел сразу врубил реверс, отчего пилотов и пассажиров вжало в ремни безопасности. Скорость заметно упала, что позволило легко уйти от столкновения с грудой металлолома в секторе пятьдесят семь, о которой информировал Риццо. И задолго до разрушенного участка полосы, машина плавно остановилась, так как на Луне Боинг весил в шесть раз легче, что значительно укорачивало тормозной путь. На Земле это было сделать сложнее.

Выйдя на рулежку, командир подогнал машину к центральному терминалу космопорта.

– Обесточь все двигатели, – распорядился он. – Второстепенные, дублирующие системы, все должно быть отключено.

Риццо сделал все, что говорил командир. Он знал, что сейчас дорог каждый грамм топлива и энергии.

За обзорным окном открывался унылый вид на полуразрушенный космопорт. Было видно, что за прошедшие века он не раз подвергался метеоритной бомбежке. Практически все окна были разбиты, осколки стекол блестели в ярком лунном дне, купол, не защищаемый более «Экраном», был поврежден в нескольких местах.

– Мы превратились в космических скитальцев, – глядя на открывающийся вид, проговорил Рассел. – Нам теперь не стоит бояться призраков, мы сами, как неприкаянные души.

– Ты меня успокоил командир, – не замедлил отреагировать второй пилот. – Перед разведкой по давно заброшенному городу, твои слова придали мне уверенности и бесстрашия!

Рассел вопросительно посмотрел на своего напарника. Перехватив его взгляд, Риццо торжественно заявил.

– Теперь мой черед бродить по страшным, темным коридорам, спотыкаясь о рассыпающие кости. И даже не пытайся! – Второй пилот остановил едва сорвавшееся возражение командира, подняв руку вверх. – Приказа я тоже ослушаюсь.

Немного помолчав, Марко Риццо продолжил разговор, на этот раз уже серьезно.

– Командир, ты очень рисковал, когда в одиночку ушел осматривать Мальтийский крест. Мы даже не представляли, что происходит. Теперь, когда ситуация прояснилась, мы оба понимаем, что опасности больше нет. Потому что нет людей, от которых она исходила. Мы с тобой уже год работаем бок обок, не знаю много это или мало, но для меня оказалось вполне достаточно, чтобы понять, кто сидит слева от меня. Смелый и справедливый, настоящий капитан, рискующий собой ради спасения экипажа и судна. И мне выпала огромная честь, быть твоим напарником. Это говорит о том, что одиночные полеты остались в далеком прошлом. – Риццо замялся, осознав, что сейчас сказал. Прошлое Рассела было гораздо дальше, чем можно было себе представить. Затем продолжил. – Теперь у тебя есть напарник. Да, я второй пилот но, все равно мы на равных условиях. И это не значит, что тебя пора списывать. Командир Рассел, было бы очень не справедливо поступить со мной так, снова оставив здесь. Настал мой черед и с этим надо смириться.

Командир облокотился локтями о штурвал. Он признавал правоту слов Риццо и, понимал, что сильно обидит его, если поступит так же, как в случае с Мальтийским крестом. Придется подавить в себе эгоизм капитана, готового в одиночку противостоять всем, кто только попытается причинить вред экипажу и пассажирам. Бывают ситуации, когда просто необходимо принять помощь, размышлял Рассел. Черт возьми! Романтика одиночных полетов в прошлом. Мы один экипаж. Теперь и пассажиры часть экипажа, раз так угодно судьбе.