– Попробуй, сумеешь поднять?
Девочка взялась за первый рычаг, потянула… Потом присела, уперлась в него руками и, разгибая ноги, выдавила металлическую рукоятку вверх. В стенах гулко заклацало, окна погасли, слившись со стеной. Теперь свет в зале был только от световодов.
– Давай остальные.
Громко лязгнуло в тамбуре прихожей – это, оставив деревянные ворота снаружи, выехала из стены массивная каменная плита, перекрывающая вход. Ломаешь ворота – сюрприз. За ними стена. Третий рычаг опускает заслонки на высокие окна боковых крыльев пристройки.
– Всё, мы в домике. Теперь в башню снаружи не попасть. Никак. Стены тут такие, что атомная бомба не возьмёт. Понятно?
– Понятно. А как же…
– Не спеши. По порядку. Опускай рычаги.
Насте пришлось виснуть на них всем своим птичьим весом, но справилась. Бумц-бумц-бумц-бумц. Мы открыты миру и всем его неприятностям.
– Умничка. Теперь смотри. Знакома с этакой штукой?
– Пистолет Макарова, индекс ГРАУ – 56-А-125, советский самовзводный пистолет, принят на вооружение в 1951 году, патрон девять на восемнадцать, калибр девять и двадцать семь сотых, боевая скорострельность – тридцать выстрелов в минуту, прицельная дальность огня – пятьдесят метров. Боепитание – открытый магазин на восемь патронов…
– Воу-воу, палехче! Артём говорил, ты умеешь стрелять.
– Серебряный значок по боевой подготовке.
– А чего не золотой? – поддел я её.
– За рукопашку минус, – вздохнула девочка, – веса не хватает.
– Ничего, откормим. Кладу его сюда, видишь?
Я засунул пистолет в нишу к рычагам, положил рядом запасной магазин. Больше всё равно патронов нет, это тоже трофейный. С одного желающего меня попугать. Впрочем, завалила его Маринка, которая тогда числилась просто Третьей. Давняя история.
Вытащил пластину ключа, ниша закрылась.
– Это на тот самый-самый крайний случай, если ты проморгала, и посторонние уже в башне. Делаешь умильную рожицу, говоришь «Ой, дяденьки, а чего я вам щас покажу!», открываешь нишу – и вот он, твой шанс. Затем закрываешься и сидишь дальше.
Сможет? Нет? Лучше бы не проверять.
– А трупы куда?
Ничего себе, какой деловой тон! Эта сможет, пожалуй.
– Тащишь вниз. Там в санузле унитаз стоит на деревянном щите над очень глубокой шахтой, где внизу вода течёт. Сдвинуть это всё непросто, придётся постараться, но я уже в тебя верю. Ты справишься.
– На самом деле мне сейчас очень страшно, – призналась она.
Но я и сам это чувствую.
– Жизнь – опасная штука. Ещё никто не выжил. Теперь идём наверх.
Поднялись на второй этаж, в спальню. Там стены изнутри прозрачные и даже в режиме блокировки не закрываются. Наверное, и так достаточно прочные. Напильником поцарапать я не смог.
– Смотри туда, – я развернул её лицом к сарайчику, где у меня проход в гараж, – сейчас на крыше пусто. Если я возвращаюсь, а ты сидишь в блокаде, я оцениваю обстановку. Сигналом на открытие дверей для тебя будет красный треугольник на крыше днём и световой сигнал – фонарик, лампа, костерок, – ночью. Без этого, даже если ты видишь меня, и я делаю умоляющие жесты всем, чем могу, – не открываешь ни за что. Понятно?
– А если вас будут пытать?
– Будешь злорадствовать. Но – за закрытыми дверями, поняла?
– Зачем вы так? Почему вы обо мне так плохо думаете? Я не буду злорадствовать! Я за вас боюсь!
– Ладно, договорились. Можешь плакать и жалеть. Но – изнутри!
Надулась опять.
– Если появляются Ольга или Артём, то действуй по обстановке.
– Это как?
– Понятия не имею. Мир полон удивительных сюрпризов, если ты до сих пор не заметила. Всё, инструктаж окончен. Вот тебе волшебный ключик, держи его при себе, береги как девичью честь. За эту штуку пару человек уже убили, имей в виду.
– Я постараюсь.
Чёрт. Я бы, конечно, предпочёл иметь в тылу кого-то более взрослого. Но к взрослым опасно спиной поворачиваться. Дилемма.
«Девяносто девятая» рычала, пердела, воняла, дымила, хрюкала коробкой и стрекотала ШРУСами, скребла днищем по кочкам… Но ехала. Хотя иногда у меня возникало ощущение, что это я её толкаю силой воли. Руки аж судорогой свело на руле. Где ты, где ты, мой УАЗик? В какие дальние миры загнал тебя этот романтический долбоёб?
В принципе, тут можно было бы и пешком дойти. В прошлый раз ходил. Не так уж далеко от прохода в здешних гаражных руинах находится бывший офис Андрея, полчаса, много – час ходу. Но, если мне удастся вытащить семью, то не исключено, что придётся очень быстро драпать. И это лучше делать на колёсах. С тех пор как Альтерион аннексировал – или, если угодно, спас – срез Йири, альтери тут как у себя дома пасутся. Вполне могут попробовать перехватить уже здесь. Ничего, запихаемся в это «зубило» как-нибудь.
Город, название которого я так и не удосужился запомнить, пребывал в запустении. Большая часть Йири отселена на реабилитацию – не в сам Альтерион, а в какой-то из его протекторатов. Там их выгуливают на солнышке и кормят с ложечки. Учат ходить ногами, смотреть глазами, говорить ртом и какать попой. Приучают есть еду и пить компот. В своё время я немного поучаствовал в организации этого процесса, поддерживая Криспи и подсказывая решения чуть более сложные и неочевидные, чем приходят обычно в пустые головы Юных. Впрочем, Андрей был прав – вряд ли я войду в историю Йири как Спаситель. Никак я туда не войду. Оно и к лучшему.
Часть наиболее повреждённых мозгом подключенцев – в том числе, так называемый «Оркестратор», – пришлось оставить как есть. Практика показала, что они неадаптабельны более чем полностью. Слишком привыкли быть вычислительной машиной, держащей в своём сознании мир во всей его полноте и сложности. Ограничение информационного потока до того скромного ручейка, который протекает через человеческие органы чувств, вызывает у них жесточайшую, непереносимую абстиненцию. Задорные в свой простоте Юные успели часть из них угробить, но потом я вмешался. Через Криспи, разумеется, – кто бы там стал дурака-мзее слушать? Помогло – их оставили в покое. После вывода из системы большей части Йири, ресурсов там стало с избытком, и таинственный «оркестратор» занялся чем-то своим. Может быть, делил корень из минус единицы на ноль, может быть, воображал себя богом воображаемого мира, а может, сочинял анекдоты про андроидов и электроовец. Электричества хватало, синтетической жратвы тоже, так что дела до него, по сути, никому не было. Учитывая замедленный метаболизм подключённых, они так могут лет пятьсот, наверное, пролежать, пока не помрут. Но и вреда от них, в общем, тоже никакого.
Проехал город насквозь, рыча оторвавшимся в развалинах гаражей глушителем. Слышно меня километров на двадцать, наверное, но вряд ли тут кто-то есть, кроме подключённых. А они в матрице, им пофиг. Отжал язычок замка, зашёл внутрь – пыльно, тихо, мрачно, темно. Обесточено помещение. Не платил, поди, Андрей по счетам. Спустился с фонариком вниз. Отметил, что пассатижи, которые мне в прошлый раз так понравились, кто-то уже спёр. Ну и ладно, не судьба, значит. Обойдусь. Рольставни на задней стене подняты, проход чувствуется. Проверил пистолет в кармане – и открыл.
Пустой гаражный бокс. Большой, с белыми чистыми стенами. Душновато, темно. Пыльный верстак. Пыльный пол. На стенах – плакаты и постеры, а также детские рисунки. Это у альтери модно – детские каляки-маляки и палка-палка-огуречики вешать в рамочках, как искусство. Какое-то завихрение из области культуртрегерства Юных. Впрочем, наши модные рисователи жопой ничуть не лучше. Дети хотя бы стараются.
Я нашёл дверь в соседний бокс и уже совсем было собрался её открыть, когда увидел приклеенный к ней рисунок. На нём был изображен рыжий котик с очень пушистым, как у белки, хвостом. Техника исполнения, мягко говоря, хромала – овальное туловище, круглая голова, треугольные уши, лапки-палочки, хвост массивной рыжей запятой. Художник заслужил бы максимум три балла за усидчивость, если бы ему… ей не было семь лет. Это Машкин рисунок, я его дома видел. Аккуратно отделил приклеенный по краю альбомный лист от двери. На обратной стороне карандашом, печатными буквами, было написано: «Они знают». Крис писала, больше некому. Она печатными буквами пишет, её Машка учила. Альтери давно уже не пишут руками, и почти никто не пишет и не читает по-русски – «на языке Коммуны». Хотя говорят многие.
Ну что же, ничего удивительного. Кто-то вспомнил про Андрея и его проход. Думаю, если бы я вошёл, меня ждал бы какой-нибудь сюрприз. То есть, он и сейчас меня ждёт – и пусть ждёт дальше. Хорошая девочка Криспи, спасибо ей. Свернул рисунок в трубочку, сунул в карман и ушёл через проход обратно. Буду думать дальше.
Когда рычащий высерок родного автопрома, громыхая оторвавшейся защитой и стуча сухими амортизаторами, преодолел последние кусты между мной и башней, мне открылось дивное в своём идиотизме зрелище.
ГЛАВА 3. МИР БЕЗ ДУРАКОВ, КАК ЦИРК БЕЗ КЛОУНОВ
Сначала мне показалось, что к нам приехал цирк. Пёстрые шатры, яркие цвета, суета. Музыка такая, что перекрывает рык глушителя. Подъехав ближе увидел, что это не шатры, а тенты на машинах. Правда, сами машины – тот ещё балаган. Рама «шишиги» без кабины и кузова. На месте водителя – подрессоренное сидение от автобуса, огороженное каким-то плетнём. Движок закрыт фанерным ящиком, остальное пространство превращено в крытую тканью на шестах кибитку с деревянными бортами. Трактор «Беларусь», расписанный красным и золотым. Вместо кабины – навес из бархатной бордовой гардины с кистями. За ним – три телеги на дутых колёсах, сцепленных в поезд и заваленных тюками. Магистральный тягач «Фрейтлайнер», классический, капотный, с будкой. Водружён на большие зубастые колёса, для чего пришлось выкинуть большую часть обвеса, включая передние крылья. Вместо прицепа на седло взгромоздили передней частью междугородный автобус «Вольво», покрашенный в вырвиглазно-розовый с ромашками, как трусы у волка из «Ну, погоди!». Судя по виду бортов, автобус с этого тягача пару раз падал, после чего ссадины подкрашивали произвольным цветом, а выбитые окна затягивали грязными простынями в горошек. Раритетный австрийский вездеход «Пинцгауэр», осквернённый попугайской раскраской и плюшевым алым тентом. И это только то, что я смог сходу опознать – несколько машин имели вид ублюдка постыдных межвидовых связей нескольких несовместимых транспортных средств. Тракторные колёса, самопальные рамы, грузовые дизеля, кузова от пафосных легковушек… Недостающие элементы без стеснения заменялись досками, фанерой или просто натянутыми кое-как тряпками. Всё это собрано на клей, сопли, говно, изоленту и проволоку и покрашено в гамме «Лопните мои глазыньки».
В общем, башню взяли в осаду какие-то подозрительные фрики. Их было много, но понять сколько я не мог – они были так пёстро одеты и так хаотически двигались, что у меня в глазах зарябило. С увешанного грязными и битыми концертными колонками кунга военного (в прошлом) «Камаза» ум-ца-ца-кала на непереносимой громкости музыка, напомнившая фильмы Кустурицы. Колонки хрипели на басах и хрюкали от амплитудного перегруза, но это никого не смущало. Наверное, это бродячий клуб глухих дальтоников. Или цыгане.
Последняя версия блестяще подтвердилась, когда я заглушил мотор и вылез из машины. Её немедля окружили какие-то бабы в ярких тряпках и дети, одетые по большей части в дорожную грязь и браслетики. Я уселся на горячий капот и сделал лицо знаком «кирпич». Подожду антракта.