– С нас не убудет, а доброе дело всегда зачтётся, – покивал головой водитель «Нивы», Пётр.
– Они не тяжёлые, на расход солярки не повлияют, – согласился последний, который представился Димой.
Он же под недовольные вопли Донки отобрал у неё остаток упаковки пива и запихал в «Ниву».
– На вечернем привале получишь! А то вон, повело уже, на старые-то дрожжи!
Девушка-глойти, и правда, развеселилась и чуть не выпала из машины, пытаясь разглядеть себя в боковом зеркале. Дима запихал её обратно и заблокировал дверь кнопкой. Она осталась сидеть, глупо хихикая.
Василиса подошла к Мири попрощаться.
– Ну, мы поедем. Спасибо тебе за всё.
– И тебе, Вась. Ты с дедовой платформой нас здорово выручила. И протез отлично работает теперь, – девочка пощёлкала стальными пальцами.
– И как вы теперь дальше?
– Не знаю пока. Наверное, дед прав – надо пробовать тут жизнь менять, а не сбегать в караванщики. Дождёмся, пока Керт оклемается, поищем путь через минные поля. Не хочу, чтобы люди на минах подрывались. Вдруг у деда получится завод перепрограммировать? Будет вместо тоймин обычные игрушки делать, мы их станем на рынке продавать, заживём нормально…
– Послушай, – сказала Василиса осторожно, – ты не очень спеши на мины лезть.
– Почему?
– Помнишь, ты жалела, что летать не умеешь?
– Ну.
– Я всё-таки механик на волантере. Очень постараюсь вернуться и помочь, веришь?
– Верю, – вздохнула Мири. – Возвращайся. Но долго ждать я не стану!
– Я поспешу!
Девочки обнялись на прощание, и Василиса побежала к машинам.
***
– У глойти всегда мозги набекрень, – пояснил Серёга, когда дети вскарабкались в высокую кабину «шишиги» и умостились вдвоём на пассажирском месте. – Они видят мир иначе – и срез, и Дорогу разом. От этого их таращит не по-детски. Так-то у нас в рейсе сухой закон, но для них приходится исключение делать. С нами обычно Михалыч, это его «Нива», так он мужик-кремень, держится. Но после рейса на неделю в глухой запой уходит. Потом ещё неделю отсыпается – и снова в путь. Так что эта балдосья лохматая – ещё не самый плохой вариант.
Он повернул ключ, стартёр прокрутил мотор, и тот затарахтел, сотрясая кабину жёсткой вибрацией.
– Ого, дизель? – спросила Василиса. – Какой?
– Двести сорок пятый. Разбираешься?
– Я механик! – гордо сказала Василиса.
– Это хорошо, дело полезное, – кивнул Серёга одобрительно. – Хороший механик по жизни не пропадёт.
– А шмурзиков сложно ловить? – спросил Лёшка.
– Совсем нет. Они сидят на ветках, листья жуют, плоды всякие лопают. Подходи да собирай, как яблоки. Только надо выбирать здоровых, а то можно и не довезти. Среди них много болеют, потому что мутанты. Говорят, их там выводили специально, разных пород, как у нас собак или кошек. Но после коллапса всё поперемешалось, и они иной раз довольно странные попадаются. Не мышонки, не лягушки, а неведомы зверушки. Вы же Пушкина читали?
– Конечно, – подтвердила Василиса. – Это из «Сказки о царе Салтане» цитата.
– Да, я так сразу и подумал, что вы из наших. Наших везде видно.
Василиса не стала уточнять, что их семья очень давно покинула срез Земля, и они с братом росли совсем в другом, довольно странном месте. Не стоит привлекать к этому внимание.
***
Караван выехал с парковки на дорогу, прибавил хода – и нырнул в то странное межпростанство, где Дорога с большой буквы «Д». Вокруг как будто окружённый густым туманом пузырь, видимость едва ли метров на тридцать. Впереди тарахтит мотором ржавая пятидверная «Нива», где сидит странная девушка Донка, умеющая удержать в своей дурной нетрезвой голове многомерную топологию Мультиверсума и указывающая водителю, где свернуть, чтобы выскочить в очередной мир.
«Нива» мигнула поворотником, засияли тормозные фонари, на обочине обозначился узкий съезд. Караван подал влево, машины подпрыгнули на перепаде дорожного полотна – и над ними засияло закатное солнце нового среза.
– Ох, блин, прямо в глаза! – недовольно сказал Серёга, опуская козырёк над стеклом и надевая тёмные очки, которые валялись на панели. – Так, что у нас тут?
Широкое пыльное шоссе слегка заметено песком, который надуло ветром. Следов на песке не видно, похоже, здесь давно никто не проезжал. Ровная пустая степь с холмами на горизонте, столбы с оборванными проводами, ржавые насквозь отбойники.
– Пустенько, – констатирует очевидное водитель, – это хорошо. Люблю, когда пусто. Меньше сюрпризов.
– Это потому, что коллапс? – спросил Лёшка.
– Да, пацан, именно так.
– А что такое коллапс? Вы говорили, что вы шмурзиков ловите в этом, как его…
– Срезе Эрзал?
– Да! Там тоже был коллапс? Какой он?
– Как тебе сказать, малой… – задумался Серёга. – Вот, например, этот срез, где мы сейчас едем. Я хрен его знает, что тут стряслось – но видно, что ничего хорошего. Такую дорогу широкую забабахать – это и денег немеряно грохнули, и технологии, значит, были серьёзные. Вон, до сих пор асфальт гладкий. Раз такое шоссе проложили, то машин тут было много. А значит, и людей тоже. А сейчас мы едем – и никого. Куда они все делись?
– Куда? – переспросил Лёшка.
– А чёрт их маму знает. Может, война. Может, эпидемия. Может, природный какой катаклизм. Наверное, если достаточно долго ехать, то можно до какого-нибудь города добраться, такие трассы непременно в город ведут. Поискать записи, какие сохранились, узнать, от чего именно они вымерли.
– А мы доедем?
– Нет, мы раньше на Дорогу уйдём. Нам не надо.
– Интересно же!
– Это сначала интересно, потом привыкаешь. Потому что таких вот пустых миров – большинство. И какая уже к чёрту разница, что с ними случилось? Всё это и есть – коллапс. Когда мир жил-жил да и помер. Точнее, с миром-то ничего не случается, вот он, вокруг. Только жизни в нём больше нету. Иногда совсем, иногда как в том, где рынок с протезами. Вроде какая-то жизнь пока идёт, но против прежней – слёзы.
– У них война была.
– Да, у тех война, у этих тоже что-то случилось. Это и есть коллапс. Никто не знает, почему они происходят, но иной раз приходит караван на какой-нибудь рынок, а там уже ни рынка, ни людей, ничего. Коллапс случился. И таких срезов всё больше, а населённых – меньше. Я всего-то пять лет с отцом езжу, и то уже два коллапса застал. А он их на десятки считает. Говорит, что когда в первый раз на Дорогу вышел, а это лет тридцать тому, Мультиверсум был куда населённее. А сейчас умаешься, пока шмурзиков довезёшь туда, где их купят. В срезе Эрзал, где мы их ловим, тоже ведь люди когда-то жили. А потом бац – и только джунгли кругом. Одна польза, что шмурзики наплодились.