– Не твоё дело, босс. Мне надо срочно уйти. Можешь даже, чёрт побери, не платить мне за сегодня, – через силу выдавила моя уборщица. – Но чаевые драгоценных придурочных одноклассников, чур, мои!
– А что, большие чаевые?
– Фигня вообще. Но видел бы ты их рожи! Так отпустишь?
– Ну, учитывая, что ты отработала почти месяц без выходных… Будь тут профсоюз малолетних уборщиц, меня бы уже распяли на городской площади с табличкой «Эксплуататор» на груди. Но лучше бы ты предупредила заранее.
– Я не могла знать заранее, блин! Так бывает! Какой-то там мажор.
– Форс.
– Что?
– Форсмажор.
– Да-да, ты усраться какой умный, босс, я поняла. Отпустишь?
– Ну, не за ногу же тебя привязывать. Вали. Считай оплаченным выходным.
– Серьёзно? В честь чего ты такой внезапно щедрый?
– Как ты любишь говорить: «Не твоё дело». Каприз. Но как я буду один крутиться весь вечер?
– Сегодня вторник, народу будет немного, – утешила меня Швабра. – Пол мыть даже не пытайся, только грязь размажешь, стулья на столы составь и всё. Я приду завтра пораньше и сама помою.
– Пепельницы, – напомнил я. – Стаканы со столиков кто-то должен возвращать.
– Ты забыл? У тебя есть бесплатный работник. Такой сложный инструмент, как швабра, я бы ему не доверила, но заменить пепельницу и принести стакан он, вероятно, сумеет. Может, не с первого раза, но если хорошо объяснить…
– Ладно-ладно, я тебя понял. Рискну выпустить его в люди, посмотрим, что будет.
– Так я пошла?
– Проваливай.
***
– Нет, так не годится, – сказал я, осмотрев панка. – В таком виде тебя не то что в бар, в свинарник нельзя выпускать. Хрюшки от ужаса опоросятся досрочно.
Если я и преувеличиваю, то не очень сильно. Панк одет в мою старую майку на три размера больше и казённый рабочий полукомбинезон, выданный городом. Город, надо сказать, на одежде не разорился – комбез выглядит как мешок из-под картошки на лямках. Грязный мешок – разбор кладовки добавил к сомнительному имиджу опустившегося пролетария очарование многолетней пыли, переместившейся с хлама на одежду, руки и лицо.
– Слы, чел, ну что ты меня чморишь опять, чел? Ты сам дал мне эти стрёмные хоботья. Отдай мой прикид, чел, и всё будет норм, рили!
– Не будет, – покачал головой я. – Твой, как ты выражаешься, «прикид», не найдёт понимания у такой консервативной аудитории, как местная. У меня не подвальный панк-клубешник, а приличный бар.
– Да, – пригорюнился Говночел, – вы тут все рили тугие цивилы. Не рубите фишку. Без обид, чел.
– Сочту за комплимент, – не стал спорить я. – Но с тобой придётся что-то срочно делать.
– Блин, чел, не стремай меня, чел! Я не спрашиваю за эти твои колья с наручниками, у всех свои приколы, но ты иногда рили стрёмный чел.
– Ты даже не представляешь, насколько. Но в этот раз обойдёмся без кольев.
– Рили отлегло, чел.
Панка я отправил мыться, а потом в магазин.
– Купишь джинсы в размер, – велел я. – Классическую модель, синие, простые, без выпендрёжа. Впрочем, тут других и не продают. Рубашку. Нет, две. И футболки. Тоже две. Без рисунка, белые. Хотя нет, три – уговняешь же сразу. Носков, трусов, что там ещё… Ах да, кеды, что ли, какие-нибудь, а то задрал топать своими бутсами. И быстро! Ты мне нужен в зале через час.
– Слы, чел, это ж, блин, совсем некруто, чел… Я буду как какой-нибудь цивильный обсос! Не надо так, чел!
Я стою и молча требовательно на него смотрю.
– Не надо напоминать про тюрягу, чел, – вздохнул панк, – я всё понял, чел. Но блин, как же это обломно, чел! Прикинь, я сегодня умылся – и татухи на фэйсе почти облезли! Рили, потёр – пальцы почернели, как будто они фломастером рисованные. Как так, чел? Может, тут вода такая, чел? Может, мне не умываться вообще, чел?
Я присмотрелся – действительно, татуировки на его лице заметно побледнели.
– Обломно, чел, – пожаловался он снова. – Мне их, знаешь, какая крутая отвязная герла била? Я думал, мы с ней рили затусим, но наговнял, как всегда, и она меня послала. Мой крэш. Но тебе же рили насрать, да чел?
– Угадал, – не стал отпираться я. – Вот тебе деньги. Сделай всё, как я сказал, в точности, и не наговняй. Владелец магазина ходит в бар, так что я узнаю.
– Рили, чел? Кэш? Кул. А я смогу на сдачу купить пивцо, раз уж ты мне не наливаешь?
– Не в моём баре.
– А тут есть другой?
– Нет.
– Говнямба, чел…
***
Справляется Говночел сносно. Ноет, бухтит, говнится, но пепельницы меняет и стаканы со столиков приносит. А что тайком допивает остатки – так и чёрт с ними. В целом, можно сказать, что проблем с ним нет. Проблема есть не с ним.
– Знаете, Роберт, – заявил Односолодовый Директор, – мне кажется, что полиция напрасно выдала этого… – он покрутил напиток в стакане, подбирая слово. – Малоценного члена общества на поруки именно вам.
– Отчего же? – спросил я без интереса.
– Это слишком лёгкий и не имеющий воспитательной составляющей труд.
– Надо же с чего-то начинать.
Говночел уже дважды сообщил мне, что «вкалывать вообще некруто» и «я творческий чел, чел!», так что, как по мне, Директор недооценивает его страдания.
– Его следовало отправить на Завод. Это была бы настоящая трудотерапия!
– И что бы он там делал?