Тёмные рыцари ранки не владели тонкостями ведения поединков, но были мощью, и, как ни странно, в большинстве случаев этого было достаточно. Они, подобно лавине или цунами, сокрушали силой и натиском любые преграды, сминая сопротивление.
Элиры же, напротив, имели другую тактику. Двигаясь ловко, будто дикие звери они подныривали под замах рыцарей ранки, вонзая мечи в сочленения их брони, наслаждаясь вдохновляющими криками боли, придававшие светлому воинству новые силы для битвы. Носители щитов солнца хорошо умели биться в строю, умели держать удар и знали, нет, скорее чувствовали друг друга в бою.
Один за другим гибли элиры и, словно стараясь не отставать, находили свой конец ранки.
Смерть танцевала по всей серой кромке, ликуя и чествуя себя. Самый страшный в мире бой сейчас сотрясал грань и весь город. Здесь собрались все, кто мог сражаться, и они бились на смерть за свой народ, за свою веру, или просто потому, что им приказали…
Пожилой, опытный в бою, ранки нанёс клинком удар, который пришёлся на мятый щит элира, и тот жалобно заскрипел. Теперь светлый воин, вложив всю силу в толчок, отбросил назад противника, увеличивая расстояние, но опытный вояка знал, что скоро одолеет юнца, приметив краем глаза, как его брат и молодой, но уже, обагренный кровью врага, сын, ринулись к нему на подмогу. Ранки, угрожающе поднял свой огромный, зазубренный клинок и стал выжидать момент для удара.
Элир, укрываясь за исцарапанным щитом солнца, пытался отступить обратно в строй, но это было сделать ему не суждено. Ранки нанёс мощный, сокрушающий удар, а затем неожиданно и быстро обрушил следующий – символ солнца раскололся. Лезвие зазубренного клинка глубоко вошло в ключицу и грудь, отрезав кисть, державшую щит. Так воин света завершил свой воинственный путь.
Извлекая клинок, ранки рвал плоть и доспехи, цепляя и вытягивая органы наружу.
Понимая, что переломного момента ждать бессмысленно, Белый маг сам зашагал навстречу врагу. Его отстегнутая золотистая длинная мантия, развиваясь на ветру, слетела с плеч, белоснежные волосы затрепало от, взбурлившей вокруг, энергии. У самой грани маг выхватил с пояса меч, полоснув им по воздуху. Волна солнечного света смела сотни ранки перед ним, не причинив ни малейшего вреда вдохновленным элирам. Ворвавшись в гущу боя, Белый маг убивал десятками. Каждый взмах меча, каждый выпад посоха уносил с собою множество жизней врагов.
Тёмный владыка, подпрыгнув на сорок футов, достал свой меч, который в миг обернулся длиннющей красной огненной плетью. Её хлесткие, чудовищно быстрые удары отбрасывали, будто перышки, обожжённых до состояния пепла элиров. Пока тёмный владыка летел в грань, он убил сотню, приземлившись, волна мрака удушила еще десяток врагов. Видя повелителя рядом, ярость его воинов лишилась всяких границ и пределов. Их ободрённый вопль, заставил в испуге пошатнуться волю противника.
Прямо у серебристо-серой грани, почти одновременно встретились глазами тьма и свет. Источая в мир то и другое, противники отчаянно ринулись навстречу друг другу, скашивая по пути ряды врагов, словно косы молодую траву.
Переполняющая противоборствующие стороны, энергия бурным потоком рвалась наружу, находя всевозможные воплощения за их спинами. Призраки ярости, солнечные львы, багровые химеры, золотые драконы, подобные кошмару, гидры, раскаленная магма и ледяные глыбы рвались навстречу концу.
Часть IV
Гатха, наконец, выбралась из подземелья, подавленная и разбитая. Она хотела что-то изменить, но знала, что ей это неподвластно: «Мир таков, каков есть, и не нам его менять», – подумала девушка, роняя слезу. Сердце пронзило, словно иглой, хотелось заснуть и не просыпаться, упасть в шахту и разбиться. Как могло теперь всё оставаться по-прежнему, если всё стало совсем иным? Тьма больше не была домом, она стала тюрьмой, клеткой, в которой можно мучиться и томиться, но не жить. Ведь зачем нужна жизнь, если в ней нет ни любви, ни правды?
Будучи погруженной в печальные думы, бредя по городу, девушка совсем не заметила, что улицы абсолютно пусты, вокруг ни единого патруля или жителя. Даже лагеря сопротивления не встретилось на её пути, того самого, что был в пещере.
Город был пуст. То ли все его покинули, то ли спрятались… Хотя, сказать по правде, Гатхе было сейчас всё равно, она потеряла этот проклятый мир.
От мрачных дум её отвлек гулкий удар, исходивший от грани. Она решила посмотреть на, отделяющую её от счастья, черту. Медленно шествуя через чёрный город, ставший вдруг чужим, она возвращалась мыслями к сереньким цветам лилии где-то там глубоко под землей. Они были самыми прекрасными цветами, какие она только видела, или это от переполнявших её в тот момент чувств? Одно она знала точно, лишь там под землей, в тот короткий миг она по-настоящему жила, а здесь и сейчас, лишь её оболочка легкая и пустая, как панцирь краба.
Постепенно преодолевая расстояние, ярд за ярдом, она оказалась у серебристой, бурлящей, подобно кипящей воде, грани. Жёлтые глаза девушки, до краёв наполненные печалью, не сразу разглядели по ту сторону черты того самого элира, и в этот момент, ноги, будто обретя собственную волю, понесли их навстречу друг другу. В грани, лишенной красок, ровно посередине их руки, а затем и губы снова соприкоснулись.
Часть V
За мгновение до удара, до того, как гнев и ненависть обоих магов столкнулись, всё замерло. Остановилось дыхание, зависли в воздухе капли крови, на лицах врагов застыла злоба и боль. Практически единовременно грань колыхнулась два раза и по ней пошла рябь. Двое – девушка ранки и молодой элир впервые вошли в серебристую преграду не для того, чтобы убить друг друга. Их поцелуй сделал больше, чем все мечи и жертвы их предков.
Сомкнув объятия, эти двое, слившись в страстном поцелуе, ощутили невесомость, кружась в самом прекрасном танце дня и ночи. Постепенно они превращались в ослепительно-белого и непроглядно-черного змея. Их тела вращались и переплетались, и среди колец было уже не разобрать, где начиналась чёрное, а где кончалось белое. Этим необычным и потрясающим зрелищем наслаждались все жители города. Одна и та же картина вдруг возникла в голове каждого, даже не дав жителям осознать этого.
Волшебный танец света и тьмы длился всего мгновение или может быть вечность, сложно сказать точно, но по его завершению грань, разделяющая всё привычное на чёрное и белое, рассыпалась на блестящие осколки, ставшие соленой водой, а тела влюбленных превратились в чёрную и белую пыль. Кружа, они опустились на землю, очертив ровный круг с двумя равными каплями, и в одной была крошечная частичка тьмы, а в другой чуть-чуть света.
Волна энергии разнеслась во все стороны, и в светлом городе побежали тени, заклубился мрак, в тёмную половину же прорвался свет, проявив все тени.
Жители, в том числе и маги по-прежнему не могли сдвинуться с места, пока совсем рядом с могущественными воплощениями не появился третий – самый мудрый из братьев. Улыбаясь, он коснулся плеча одного и второго владыки, словно пробуждая их ото сна, и те ожили. Маги недоумённо переглядывались. Тёмный тут же скинул шлем, бросил оружие, стянув капюшон. Его примеру незамедлительно последовал и светлый маг. Серый, поочерёдно взирая на братьев, безмолвно задал вопрос и, судя по всему, получил удовлетворительный ответ.
Окружив чёрно-белый знак, что явился на том месте, где некогда проходила грань, все трое воздели руки к небу. Держа посохи правой рукой, маги одновременно стукнули ими о брусчатку. Раздался рокот неба и земли, и маги исчезли, оставив чёткие следы от посохов и ног.
В этот же миг во все стороны хлынул необратимый поток. Серебристая волна, подобно кисти художника, шустро снуя по холсту, меняла город и его жителей. Там, где она проходила, больше не было идеально чёрных или белых, похожих друг на друга, домов. Каждый элемент строения, отделяясь от прочих, застывал на мгновение, пока прямо из воздуха, втягиваясь из окружения, мельчайшие частицы не превращались в новые кирпичи и блоки. Они чудесным образом вписывались в здания, и те вновь занимали свое место. Вместо нескольких покосившихся, нежилых домов, вырос высокий шпиль башни, украшенной легкими ажурными балконами. Магическая волна двигалась от центра Алкорна к его окраинам.
Возведенная башня цвета слоновой кости, не одинока. На равном удалении друг от друга стояло еще семь, образуя кольцо. Между собой они соединялись прямыми, золотистыми мостиками, подвешенными за тончайшие косые нити. На самой верхушке, там, где крепились опоры, горело яркое пламя.
В ста пятидесяти футах ниже, город продолжал меняться. Дома богатых и бедных, магазины и кузни смешивались, будто ингредиенты у повара в котелке и осыпались новыми особняками в три-пять этажей с парками и дворами. Из земли вырастали чудные, дивные деревья и цветы, благоухая и радуя глаз. Запахло весной, послышалось пение птиц. Этот город уже почти забыл, как звучат заливистые трели.
От центральной площади улицы расходились к каждому из шпилей, увенчанных пламенем. Дальше к окраине пять широких кольцевых дорог окружали Алкорн. Прочие районы были испещрены мелкими улочками, ведущим к небольшим паркам, соединяющим жилища.
Новые дома были раскрашены всеми цветами радуги, на них красовались целые картины, красивые и добрые, порой походившие на творение рук ребёнка, тем самым делаясь ещё привлекательнее. В парках, словно грибы после дождя, вырастали лавочки и небольшие фонтанчики.
Светлые и просторные здания с огромными окнами, шикарными резными дверями и мебелью, рассчитанные на большие семьи, ждали своих обитателей. Несколько аккуратных рынков образовались недалеко от третьего кольца дорог города.
Пришёл черёд кузниц, ткацких мастерских, лавочек ювелиров и сапожников. Все они в несколько мгновений были созданы магией, но волна двигалась дальше, разукрашивая, строя и воссоздавая неповторимые шедевры архитектуры. Прямо на глазах в нескольких дюймах над землей образовывались и становились на место статуи, воплощая дикие и не очень фантазии. В них отражалась суть элиров и ранки.
Город менялся, преображаясь, становясь совершенно иным, сохраняя неповторимый дух равновесия.
Послышался третий раскатистый удар, и каждый житель почувствовал сильную, непреодолимую тягу, будто мощный магнит тянул их навстречу судьбе. Первыми были воины, они оказались ближе всего к эпицентру. Поднявшись, ранки шли навстречу элирам. Не успев соприкоснуться пальцами, их «втягивало» друг в друга, смешивая, будто облака пара. На месте двух вставал один. Горожане мчались, сломя голову навстречу неизведанному, обретая, наконец, единство и умиротворение. Древний народ вновь стал единым, но сохранят ли единство элиранки? Вот в этом и есть вопрос…
Локос – случайная встреча
Часть I
Закат окрасил небосвод в сине-фиолетовые краски. Поющие скалы медленно накрывали дорогу и, едущую по ней одинокую телегу, длинными тенями. Под мерный скрип колес и вялый цокот копыт шла оживленная беседа крестьян:
– Вот я тебе и талдычу, барану, душегубы, насильники, самоубийцы и другие богомерзкие твари вроде орков или тех остроухих бродют у этих скал, проклятых Хроносом на веки вечные! Мне сам жрец Аларий из Реама так говорил!!! Дурень! Тьфу-ты…
– Уж прямо и жрец говорил с тобой в Реаме?! Может и король детям привет передал, пока я за твоими свиньями смотрел, а?!
– Ой, да сдалось оно мне врать-то! Усю жизь не врал, а тут, оба-на, начал?! И тоже мне, скажешь… Следил ты там от силы, ну два часа, и то, проспал же! Кабы я раньше не вернулся, свиней, если бы не вкрали, так сами сбежали! Хыть… Тоже мне, помощник…
– А почём мне было знать, что пиво такое крепкое?! Я всего-то два литра выпил…
– Ага, баран – он и есть баран! Ты ж в самую жару его пил, а всем ведомо, коли на сафире брагу пить, то в разы пьяней будешь…
– Ну да! Скажи еще при третьей луне, коли нужду справлять – шибче идет! Хы-хых…
– Ха! Ну, уж не знаю, надо проверить… Этой же ночью и начну! Кажись, как раз третья сегодня… Авось чего полезного открою, королю доложусь об работе проделанной…
Возница – пожилой, сухонький мужчина с загорелой, бронзовой кожей хмыкал и хихикал в кустистые усы. Его друг – низкий щекастый весельчак в большой, изрядно порванной и потрёпанной соломенной шляпе, смеялся в голос.
Телега скрылась за плавным поворотом ущелья. Кругом возвышались узкие, скальные клыки с гладкими чертами. Будто каменные деревья, лишенные кроны, они тянулись вверх на сотни метров и обрывались округлыми концами. Любой, кто ступал на тропу непременно слышал странное, пугающее пение.
– Говорил мне жрец, ну этот из Реама, что это духи грешников верещат, среди каменёв прячутся.
– Да, ну тебя! Балабол!
– Хош не верь, коль так тебе на лавке крепше сидится, но я тебе, как есть оно говорю.
Дальше они молчали, под жуткие завывания разговор как-то не клеился. Погружённые в пугающую атмосферу Поющих скал, друзья совсем не заметили, вышедшего из-за ствола каменного дерева, старика в сером балахоне. Привлекая внимание путников, он постучал посохом по бортику.
Возница от неожиданности подскочил на месте и с перепугу погнал лошадь. Товарищ тоже переполошился и завопил: