Таня / Вторая Параллель

– Ничего не надо. Ждите. Впрочем…

(Да я уже на всё готов.)

– …Впрочем, попробуйте пока припомнить всех, кто знал вашего Дюпона – тут должно что-то обнаружиться. Но ни в коем случае не говорите им про нашу «спецоперацию»…

Внезапно я почувствовал нечеловеческую усталость. Беседы с жителями потусторонних миров происходят не каждый день. Очевидно, не каждому дано долго и с серьёзной миной обсуждать разные запредельные чудесные явления. Как же это всё похоже на развод, жестокую шутку. Мало ли сейчас такого происходит в нашей обыденной жизни. Все норовят разыграть друг друга – чем злее, тем считается лучше.

А не гипноз ли это всё цыганский? Говорят, чтобы снять наваждение, нужно внезапно громко рассмеяться цыганке в лицо – это мигом развеивает чары.

– Ха-ха-ха! – расхохотался я посреди его скучного, бубнивого инструктажа («ищите символы и знаки», «припоминайте факты», «и никому не слова, Вы слышите?»).

И, кажется, я выбрал не самый приличный для этого момент – мой серый собеседник вдруг прервал свою речь и вспылил:

– Вижу, вам всё смешочки? Не знаю, как они вас вообще смогли убедить участвовать в этом, – но…ведь Вы же дали согласие, так? Что здесь смешного-то вообще?

– Дал согласие, и смешного ничего; просто… не могу до сих пор вернуть себе чувство реальности происходящего. Извините. Смешок мой – это защитная реакция, чтоб не дёрнуться окончательно от этой истории…

– Ничего. Вернёте Вы себе свою реальность, будьте покойны. Повторюсь – никому нельзя рассказывать обо всём этом. Может статься, кто-то как раз окажется перебежчиком оттуда. Эти люди непредсказуемы и могут всё рассказать Дюпону, предупредить его.

– Хорошо. Я готов. Вопрос последний. Когда я буду там… На что-то можно будет осмысленно ориентироваться во всём этом, простите, горячечном бреду? Может, есть какие-то сигналы или намёки?

– Конечно. А вам что, не сказали? Используйте свои знаки.

– Что Вы имеете…

– Вы так называете свои рисунки. Да, это в чём-то рисунки и есть, спору нет… Но открою тайну: это НЕ ВАШИ и НЕ РИСУНКИ никакие…

Да, вот ещё. Есть слухи, что для улучшения контакта с тамошними используется какой-то предмет, выкованный из металла. Какой, не знаю. Короче, дерзайте. А мы потом за это… посодействуем, чтоб вас взяли к нам досрочно.

7. Дюпонизация продолжается: список друзей бывшего пса и знаки

Дома принялся составлять перечень тех, кто знавал моего Дюпона. И анализировать знаки. А какие же знаки-то? Что ими считать?

Начнём с самой дальней ассоциации: Костя. Всё происходящее похоже на квест, а он их бешеный фанатик. Он их постоянно проходил, а я лишь один едва наполовину осилил, да и то потому что с сыновьями играл. Терпения не хватает. Не моё. Лень запоминать, думать, просчитывать – всё лень.

Та-ак. Ну допустим. Что там Костя рассказывал недавно особенно рьяно про одну игру? Что есть хитрые уровни типа такого, что надо просто стоять в одном месте минут 15, и дверь откроется. Вот и я сейчас стою перед вопросами, а сколько мне надо стоять, никто не подскажет. Что искать, где? Эх, вот бы с ним посоветоваться. Но задать вопрос – значит, всё рассказать. Не подходит. И вообще – всё это слишком большая натяжка. Отметаю Костю.

Так, а вот это сразу сильно ближе. Кованый знак из металла. Есть же друг у меня, бывший дизайнер, а ныне кузнец. Боба. Но он не видел Дюпона. А! Зато он знает Салангина! Салангин подарил нам с Бухаровым слово «игныпс» для названия самиздательства. И он знает Липихина. А Липихин знавал Дюпона.

Итого – кованый знак берём. Что ещё?

Саша и Женя – из города Кургана. Дюпон – из «Еката». Женя и я сейчас в нём, в Екатеринбурге. Салангин далеко. Короче, тоже не туда.

Кто ещё? Седов. Без ума от Шерлока Холмса во всех видах, от книг до сериалов. Причём здесь он, какая логика?.. Допустим, дедуктивный метод поможет мне в рассуждении. Ах да, звать Седова – значит всё рассказать… Опять не туда.

Дети расшалились, пришлось отвлечься и пойти успокоить их. Глянул на карту на стене детской. Курган – Екатеринбург, а что дальше по вектору? Ну, конечно же, Пермь!

Дети были отправлены спать, я размышлял дальше.

Пермь, город детства. Но как его притянуть ко всей этой истории? Та-ак, а ведь оттуда же родом мой давний друг-знакомец Саша Бусов…и он же – автор знаменитого портрета Дюпона. Так-так-так! Тепло уже, горячо! Дальше, что ещё? Бусов – Саша. —Саша. – Четверг. ///Хах!/// Она по легенде – то есть, по реальности, которую я создал – она – первая переводчица Дюпона. Отлично. Здравая это была мысль – исходить из Дюпона-антро-по-мор…, в общем, из человека-персонажа, а не бывшей собаки.

Поскольку всё выглядит нереальным – нереальное надо представить реальностью. Поиграем. Что я теряю?

А между тем – глядь: набралось четыре Саши! Люблю совпадения, хотя это уникальным и не назвать. Но проанализировать можно и нужно!

Итак, 4. У меня день рождения 4 числа, в Сургуте жил в доме № 4, и организация, где родители работали, называлась «МК № 4». Нравилось это совпадение. Но к чему оно? Ни к чему. Я их просто наблюдаю. Не ищу, и тем более – не делаю выводов.

Эх, Костя бы нужен. Искать зацепки.

Но его нельзя.

Аналитика и поиск разгадок, в общем, не мой конёк.

От слова совсем.

Но кованый знак и четыре Саши – это уже неплохо, более чем неплохо.

[[[Иди спи.]]]

8. Исповедь. Начинаем искать вместе

На следующий день я встретился с Таней. Мы тоже, как и с серым, повстречались с ней возле моего подъезда, хотя я подумал было – может, нам нужна хоть для вида какая-нибудь конспирация… Видимо, этого не требовалось.

Таня была грустна. «Молчалива и грустна милая Татьяна» – или Светлана, Роксолана, Кориолана, не помню, как правильно и откуда это вообще. Да и не милая уже. Позавчерашнее не шло из головы.

Переглянувшись («Ну, конечно, она уже в курсе моего разговора с худощавым»), мы начали беседу по заданной схеме.

Решительно, но с каким-то слишком живым и правдоподобным для вымысла напряжением в голосе она стала излагать свою довольно складную легенду. Это была история любви Тани к молодому человеку, который трагически ушёл из жизни на излёте их отношений. Она говорила всё более убедительно, так что я подумал – а вымысел это вообще? Или действительно её личная история?

Всё стало ясно в конце душещипательной истории (любовь, сомнения, ревность, слёзы горя и слёзы счастья, трагическая разлука, – детали рассказа пронеслись передо мной ярким шлейфом). Закончив, Таня вдруг совершенно искренне расплакалась, бросилась ко мне, поникла у меня на шее.

Всё разрешилось. Она действительно ничего не сочинила: это была горькая и страшная правда о ней самой.

– Я ведь сама-то отсюда, – шептала она сбивчиво, глотая слёзы, – из второй параллели. Меня наняли поймать Дюпона, но он мне не нужен, я просто хочу вернуть сюда своего милого. Я им соврала, что хочу туда. Я им соврала. Просто помоги, помоги мне найти Дюпона! Я должна вернуть моего любимого!

Я страшно растерялся. Не ожидал, что всё так скоро определится между нами… и закончится.

Я рассказал ей свою правду – про Наташу. О том, как безумие одиночества накрывало меня все эти годы (сколько уже прошло? Я не знаю). Как тяжело было выйти на плато зыбкого равновесия, а затем и спокойствия.

///Здесь было громадное, на несколько страниц, повествование о прекрасной и яростной жизни. С тяжёлым сердцем пришлось удалить его. СЛИШКОМ уж оно было и длинно, и пронзительно.///

Я умолчал ей лишь о том, какие чувства испытал, встретив её, Таню.

Но если вдуматься – разве Таня не знала о том, что я её полюбил?

Ведя свой грустный рассказ, я снова проникался нежностью к ней. Она слушала меня рассеянно, чуть склонив голову. Было видно, как поглощена она своей утратой.

(Вот как коварна ты оказалась, Таня! Ты ходила передо мной, попадалась как бы невзначай на глаза, ты знала, замечала и использовала мои чувства. И всё это время ты знала, знала, что я пойду за тобой – чтобы заманить меня в тот глухой угол, поймать там, пытать и заставить сделать то, что ты хочешь. Женское коварство, как сильно ты – особенно когда дело касается потерянной любви…)