Размышлялки IV. Про жизнь, закаты, паром и человеческие отношения

Размышлялки IV. Про жизнь, закаты, паром и человеческие отношения
Павел Николаевич Сочнев

Я очень разный, поэтому в этой книге собраны разные рассказы. Рассказы разных лет, разных времён года и разных настроений.

Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора, Сочнева Павла.

Короткий путь

В солнечный, ясный и теплый сентябрьский день я с семьёй поехал в Пермь. Расстояние было небольшое – каких-то 300 километров или четыре часа пути. Уже разноцветные, но ещё не опавшие листья на деревьях навевали романтическое настроение и такие же, абсолютно неразумные мысли.

–А давай проедем через Нагорную (это бывший шахтёрский, потом дачный посёлок рядом с г. Губаха) – вдруг решил я.

Жена, доверяя моему опыту, стажу вождения и надеясь на моё благоразумие согласилась. Наиболее весомым аргументом было сокращение пути, почти на сто пятьдесят километров. Т.е. по времени быстрее в два раза.

Сказано – сделано. И вот мы, перевалив через железнодорожный переезд, двинулись в заросшие мрачным лесом Уральские горы по грунтовой, слегка разбитой дороге.

Приключения начались на первых трёх километрах. Выбрав на развилке из двух дорог более укатанную, мы попали на делянку, которой дорога и оканчивалась. Нисколько не расстроившись – я бодрился, жена верила и пока не понимала, в какую авантюру я всех втягиваю, мы вернулись на развилку и двинулись по другой дороге. Менее укатанной, но зато более узкой, сырой и разбитой настолько, что по лесу было бы наверно ровнее, дороге.

Даже в этих настораживающих условиях, у меня «хватило ума» попытаться «срезать» через поле. Срезал, сел в тщательно перемешанную лужу в десяти метрах от, как мне показалось, бетонной дороги. С трудом вытолкав машину – Ваз 2104 десятилетнего возраста и сменившую до меня уже трёх хозяев, я, отъехав для разгона, с рёвом ломанулся на штурм. Получилось. Дорога стала на пару метров ближе, а машина села ещё глубже. Используя опыт предыдущего выталкивания и хлипкую силу, уже слегка уставших, подкапотных лошадок мы вытолкали машину обратно на сухое место и поехали к дороге.

Пытаясь удержать машину на кривой, избитой и очень узкой дороге, я дал себе зарок «Больше не срезать». И вот дорога. То, что я считал «бетонкой», оказалось бетонной лежнёвкой. В чём разница? Просто «бетонка» – это дорога с твёрдым (бетонным) покрытием, а лежнёвка, это когда узкие бетонные плиты положены только в районе колёс. И основания у дороги, как такового нет. А ещё её клали, рассчитывая на грузовики, а не на легковые машины.

Уральские лесные дороги интересны тем, что очень извилисты как в горизонтальной, так и в вертикальной плоскости, причём эти изгибы комплексны, т.е. подъём/спуск с сочетанием поворотов. Серпантином это назвать трудно. Это просто уральские дороги. И вот эти многочисленные изгибы не дают возможность увидеть, какую-либо большУю часть дороги. Метров 200 – 300, а что дальше – неизвестно.

Движимый желанием проехать, любуясь лесными красотами края, я вместе с семьёй устремился вперёд. Наличие такого же желания у семьи наверно не было. Заманив меня вглубь, как Кутузов Наполеона, дорога ушла под достаточно широкую лужу. Построив правильную траекторию движения (полёта, плавания, скольжения) между уходящими под воду плитами и выходящими с другой стороны, я твёрдой рукой (и правой ногой) отправил машину из точки А в точку В. Расчёт траектории оказался правильным, но не была учтена глубина лужи и, далеко не идеальный рельеф её дна. Эти оплошности не помешали машине полностью покинуть точку А… До точки В она добралась не вся. Только передние колёса, а задние колёса, оторвавшись от дна под действием, вставшей под машиной, бетонной плиты, пустили такой фонтан, что ему бы позавидовали многие фонтаны Петергофа.

Приняв водно – грязевые процедуры и значительно промучившись, мы всеобщими усилиями всё-таки достигли точки В, путь назад был отрезан. Он был отрезан и раньше потому, что на лежнёвке не развернёшься, а сейчас ещё и вставшая дыбом плита.

Множество луж, разрушенных мостов и раскоряченных плит, встретившихся на дороге, полностью отбили желание любоваться красотами. И отняли силы восхищаться. Дорога была пустынной и бесконечной. Используя домкрат, топор, лопату, помогая подкапотным лошадкам, человеческими усилиями, мы продолжали свой путь от препятствия до препятствия. За все семь часов пути по лесному участку повстречалась только одна машина – Камаз вездеход, водитель которого серху вниз и с удивлением посмотрел на нас. Вероятно, совсем не ожидал увидеть такое. А я обрадовался – мы не одни на этой дороге.

Кроме желания выбраться из этого леса, проснулось, напомнило о себе и стало ощутимо острым желание ЖИТЬ.

Через 78 километров, на развилке попался человек, с ведром полным грибов.

–Друг!!!! Как проехать на Пермь?

Я был искренне рад ему. А он так же искренне удивился.

–Вы с Нагорной едете? А зачем? Тут недавно проводились соревнования по «бездорожью» на вездеходах, так они другую дорогу выбрали потому, что эта очень плохая.

Мы справились, машина не подвела, а я ещё год шарахался даже от мелких луж на асфальте и для того, чтобы вспомнить и понять, как прекрасна жизнь, уже не использую экстремальные способы вроде дороги через Нагорную.

2004.

Вот такая жизнь

Он сидел на «шконке» и, дожидаясь от меня участия, рассказывал о необъективности и предвзятости следователей и работников прокуратуры, которые «вешали» ему семь лет за, якобы, им вскрытые погреба и «вынесенную» хату.

Нет, ничего необычного в новом сроке нет – он сидит с четырнадцати лет. Сначала драка, потом «обули» магазин. Потом пошли хаты. «Кореши» всегда его грели и в тюрьме, и на «зоне». И встречали после срока как положено. А на дело никогда особенно не готовились, получалось само собой. Но вот беда какая – кто ни будь да вложит. Или сами засветятся.

Тут на зону батюшка приехал. Поговорил он с батюшкой, да решил завязать. Сорок пять как ни как. Надо и на воле пожить. Крестился. Откинулся. Бабу нашёл. Зажили. Искал работу, почти нашёл, а тут менты нагрянули. На посёлке кто-то хату «вынес». Нашли шапку, говорят с хаты. Руки за спину и на нары. Пособирали все вскрытые погреба, в одном топор нашли, свидетели сказали, что его.

Пообещали, что если добровольно на себя возьмёт, то будет семь, потом по УДО, а если будет упираться, то всё равно повесят и на полную катушку, а это червонец.

Да ладно, семь так семь. Будет сидеть, писать протесты, ждать.

А если, даже по УДО, выйдет то будет почти пятьдесят.

Жизнь то прошла, а волю если и видел, то совсем немного и пьяный. Как же так? Зачем жил? А?

Что я ему мог сказать?

1997

Свободные люди

Со своей бригадой работал на шахте «Имени Крупской». Точнее там, где она, когда-то была. Разравнивали территорию, собирали трубы, вагонетки, задвижки – чтобы даже следа от шахты не осталось. Рядом, как раньше говорили «рука об руку», добывали хлеб насущный бомжи.

Они, как кроты, рыли норы или кайлили траншеи в местах залегания цветного металла в виде силовых кабелей.

Лето выдалось славное – теплое, в меру сухое, почти без дождей и потребности где-то прятаться от непогоды у этих свободных и не попадающих под налогообложение граждан не было. Не покидать месторождение они могли ещё и потому, что предприниматели, принимающие у них цветной металл и передающие его дальше по цепочке, тянущейся к Эстонии и дальше теряющейся в безбрежном Атлантическом океане, сами развозили их по местам предполагаемых залежей и периодически к ним приезжали.

Приём металла проходил с помощью напольных бытовых весов или, если «самородок» был огромным (задвижка, корпус насоса и т.д.), «на глаз». Расчёт происходил тут же. Товары первой и, наверно, единственной необходимости были представлены следующим ассортиментом: чай, «Доширак», хлеб, сигареты, спирт. Изредка и, понемногу, расплачивались с бомжами деньгами.

Бомжи были свободными людьми, которые не гнались за сверхприбылями и не изнуряли себя непосильным трудом. Хотели – копали, не хотели – не копали.

Следы вершины этой свободы я увидел как-то утром. Это было два спальных места, застеленных картонками от коробок. Между ними пепелище небольшого костерка и закопчённая консервная банка с остатками заварки.

Пирамида иерархии потребностей по Маслоу была применима к этому случаю только условно. Люди достигли вершины, пропустив все стадии. Не было стабильности, не было безопасности, не было признания общества, не было завтра – оно наступит только утром, а было только сегодня. И в этом сегодня – собеседник, костёр, чай, уютное ложе, неторопливая беседа под сигарету и звёздное небо. Они жили здесь и сейчас.

Кстати, эти двое спирт не брали.

1998

Закаты

С полянки перед домом открывался замечательный вид на посёлок, море и длинную линию побережья, километров семнадцать. Почему семнадцать? Потому, что село Пензенское находилось от нас в четырнадцати километрах и, было видно из Ильинска, а побережье тянулось дальше и только километра через три заворачивало налево. Туда же заворачивала и идущая вдоль берега пыльная грунтовая дорога.

С полянки были видны идущие по дороге машины и мотоциклы. Днём их можно было заметить по шлейфам пыли, которые каждый тянул за собой, а ночью по свету фар.

В конце июля, когда вода прогревалась градусов до 20, можно было купаться. Море пускало по своей поверхности яркие, блестящие блики. Они, как маленькие солнышки, блестели и искрились на воде. Море просто сияло и даже резало глаза.

Скатившись поближе к морю, солнце сужало своё отражение до блестящей дорожки, идущей от места предполагаемого погружения до берега. По мере опускания солнца, дорожка, из просто блестящей, превращалась, сначала в жёлтую, потом розовела и, на прощание, становилась ярко красной. А солнце, как будто устав освещать море и землю, яркими красками расцвечивало небо. Оно, даже безоблачное, становилось ярко – разнообразным. От красно – золотого на западе до темного, фиолетово-синего на востоке. Тени людей, домов, столбов, деревьев вытягивались почти бесконечно длинно. Даже моя тень, тень маленького мальчика, убегала, куда-то за огород, к кладбищу и чуть-чуть не дотягивалась до сопки.

И всё, что меня окружало, преображалось волшебным образом. Стёкла домов сияли золотыми и красными отблесками, лес, заборы и трава становились более чёткими и контрастными. Всё принимало теплый желтоватый, или даже слегка оранжевый оттенок и становилось добрым, близким и уютным.

А если на небе были облака! Солнце перекрашивало белые облака в серо – фиолетовые и помещало их в блестящие золотые рамки, а, чтобы картина не казалась удручающей, раскрашивало это серое поле алыми мазками. И постоянно меняло расцветку и форму облаков. Иногда развеивая их без следа, а, иногда, собирая к себе, чтобы укрыться ими как пуховым стёганым одеялом. Укрываясь облаками, солнце иногда подглядывало через щелочки, острыми яркими лучиками.

В какую бы сторону не нёс ветер облака, всё равно, казалось, что они идут, повинуясь не ветру, а солнцу. Такое оно было притягивающее и давало такую мощную перспективу, что сомнений даже не возникало – оно главное.