И он вошёл внутрь. Я вошёл следом. Внутри было так же холодно, как и на улице, и стоял тяжёлый, немного тошнотворный, запах.
– Слушай… – начал он, медленно идя по коридору. Теперь он говорил ещё тише, чем на улице. – Я заметил, как ты не ладишь с Максимом… Я видел твои синяки.
Я не отвечал и почувствовал, как внутри меня что-то сжалось при этих словах.
– Я, конечно, понимаю, что ты не привык просить помощи, – продолжил он, – но… ты должен сам дать ему отпор. Понимаешь? – Павлов остановился посреди коридора и внимательно посмотрел на меня.
Я несколько секунд смотрел на него, не зная как ответить.
– Да… – выдавил я из себя. – Я понимаю, что должен ему дать отпор сам, потому что в будущем защитников у меня может и не быть. А таких Максимов может быть очень много.
– Да, и это тоже, – быстро проговорил Павлов. Он повернулся ко мне и присел. – Я ведь тоже не смогу вечно тебя защищать. Есть такие люди просто… Они трусы внутри, но их высокое эго даёт им такое сильное чувство уверенности в себе, что внешне они выглядят очень сильными людьми. Однако это просто обман, попытка скрыть свою натуру труса. При любой реальной опасности, эта их маска быстро испаряется и остаётся только трусость – вот тогда они "поджав хвосты" бегут, даже бросая друзей, понимаешь? И поэтому ты должен быстрее поставить его на место. Иначе можешь пострадать сам.
– Я это всё знаю, но… спасибо, – я решил попробовать дать отпор Максиму в следующий раз.
Павлов кивнул с улыбкой, и мы пошли дальше.
Конечно, слова Павлова не были откровением, но раньше я думал, что это глупые мысли. Я просто не думал, что у него есть слабости – он ведь всегда был окружён лучшими людьми, и с ним хотели дружить все, кому было так же наплевать на нравственность, как и ему самому. Таких людей я никогда не хотел понимать, потому что они просто противны. Но… теперь слова Павлова помогли мне осознать, что мои мысли были не просто глупыми мечтами. Я и раньше замечал эту трусоватость, но откидывал, не придавал виду.
Войдя в садик, я увидел то, что вызвало у меня сильную тоску. Никогда бы не подумал, что увижу детский сад в таком виде… На полу лежали почерневшие, разорванные игрушки. В стенах были видны следы от пуль. В проходе лежали кусочки деревянной мебели. Место было разграблено… Всего неделя, и такое…
– М-да, видимо помимо нас в этом районе есть ещё и мародёры… – сказал Павлов, осматривая следы от пуль. – Я уже видел пару раз такое, но подумал, что это просто следствия спешки. Или военная зачистка.
Павлов присел, поднял гильзу с пола и повертел в руках:
– Пистолетная… – сказал он задумчиво.
– Может, тогда не будем проверять это место? – спросил я осторожно. Мне не хотелось здесь находиться.
– Нет уж, раз пришли, то давай что-нибудь поищем, – сказал Павлов, вставая с корточек и отбрасывая гильзу. – Даже одеяла будут полезны – через день-другой мы снова отправимся в путь, а там только один Бог знает, что будет.
– Ладно, – я нехотя согласился.
Мы решили вместе осмотреть здание, чтобы подолгу не задерживаться.
У этого здания был один этаж, а в нём – три больших зала-комнаты (видимо здесь и играли не так давно дети), небольшой общий туалет и столовая. Всё это было на плане эвакуации, что висел у входа.
– Так, а где эта твоя линия должна быть? – спросил я, смотря на план. Палов был в стороне от меня.
– Не знаю. Наверное, где-то у директора садика или вроде того, – пожал он плечами.
Я показал Павлову этот план, и мы решили пойти по очереди в каждый зал-комнату. И в самом конце – в столовую.
Первый зал был очень большим и в конце его, у самой стены, где были окна, я увидел кровати. Точнее, это раньше были кровати. Сейчас же – пустые железные каркасы.
– Часто по заброшкам лазил? – спросил Павлов.
– Никогда не любил заброшенные места, – мне физически было неприятно это видеть. В голове создавался неприятный контраст.
– Ну… Мне они тоже не особо нравились, – сказал Павлов, открывая шкафы у другой стены. – Видимо, здесь уже ничего нет. Пойдём дальше.
– Пошли.
В двух других залах тоже ничего не было, кроме кроватей, маленьких столов и шкафов. Кроме этого ещё висели пустые полки на тусклых стенах.
Выйдя из третьего зала, я услышал какие-то звуки из столовой. Я остановился и вслушался.
– Ты чего остановился? – Павлов остановился и вопросительно посмотрел на меня.
– Ты не слышишь что ли? – спросил я шёпотом.
– Что я не слышу? – Павлов тоже перешёл на шёпот.
В столовой кто-то мычал, что-то падало и шелестело.
– Звуки с кухни! Там кто-то мычит. Может, ранен?
Мне вдруг стало очень страшно. Я никогда раньше не видел раненных людей. Не считая восставших.
– Тебе не показалось? – лицо Павлова стало серьёзным.
– Нет. Я точно слышал.
– Хорошо. Стой здесь, а я проверю, – кивнул он и юркнул, пригнувшись, в проход.
Я не смог подавить любопытство и медленно пошёл за ним.
За проходом был большой зал, где хаотично стояли столы и повсюду разбросаны стулья. Некоторые столы были перевёрнуты, и в стене справа снова были дырки от пуль.
Павлов на корточках медленно, перебежками и пригнувшись, двигался к кухне. Когда он дошёл до коридорчика, который туда вёл, я быстро перебежал за один стол, потом за другой, чтобы посмотреть поближе.
"А вдруг ему понадобиться помощь, а меня рядом не будет? Я должен быть на подстраховке", – подумал я про себя.
Добравшись до проёма, за которым были выходы к другим помещениям кухни, я, недолго думая, нырнул внутрь за Павловым.
Я осторожно, пригнувшись, стараясь не шуметь, шёл по коридору, держась за стены. В повороте слева, его не было. Здесь была мойка посуды с одной стороны и ряд больших раковин вдоль другой стены.
"Может здесь купали детей? Тарелкам же не нужны такие раковины, – подумал я про себя. – В посудомоечной машине моется посуда… Хм, но мыть детей в столовой? И меня тоже мыли в столовой, когда я был в садике? Да нет. Бред какой-то", – я пошёл дальше.
Я услышал звуки бьющейся посуды из следующего прохода, который был дальше по коридору. Я поднялся и побежал туда.
Войдя в проём, от увиденного меня как будто парализовало:
В этой небольшой комнатке стояли плиты и какие-то другие, мне не знакомые, приборы для готовки. Посреди комнаты на коленях стоял Павлов, спиной ко мне. А у стены, напротив него, были восставшие за небольшой оградой…
– О Боже, за что ты так со мной… – сказал Павлов надломленным голосом сквозь слёзы.
За оградой были дети. Совсем ещё маленькие дети, которые пожить ещё не успели, и тут их жизнь так оборвалась…