Афоня

– Приём старый: на Волге часто им пользовались… – ответил так же тихо Барабаш. – Теперь с ногаями всё ясно, – надо возвращаться назад. Пусть Строганов воюет Кадыр – мурзу.

Полежав ещё немного в лодке, казаки подняли якорь, начав спуск вниз по реке.

Вверх по Барде

Казаки, плывшие на лодке вверх по Барде, особо не спешили; они знали, что Охриму Барабашу понадобиться вдвое больше времени на поход по Сылве чем им по этой полноводной, но более короткой реке. Старшим в экспедиции шёл немногословный опытный казак с «косой саженью» в плечах Михаил Бугай. Добрый десяток лет он провёл в поле на Дону и Волге, но судьбой был занесён в безлюдные таежные места. В Сылвенском остроге ходило много слухов о том, как он у своего барина изнасиловал дочь, – Михаил подобным «подвигом» не похвалялся, – да и кто из казаков не имел греха за Душой.

В первый день похода казаки засолили полную бочку рыбы – подуста; на второй день, утром, Афоня неожиданно заметил впереди, на излучине реки – он сидел с гребком за рулевого, – лосиху с крупным лосёнком, и тут же недалеко от них, на пологом берегу, стоял большой серо – бурого цвета медведь. И он по всей видимости, не давал лосям возможности выйти на берег.

– Бугай, глянь вперёд! – «мясо» к нам само идёт, – крикнул Афоня, показывая рукой на излуку реки. Старший казак мигом оценил ситуацию: «Прижимаем лодку к правому берегу, – „выжимаем“ лосей к левому крутому!.. Ты, Клевец, готовь пищаль, – вдруг медведя нужно будет пугнуть…»

Лодка быстро повернула к правому берегу, но совершенно непуганый людьми, медведь злобно рыкнул и с азартом подпрыгнул на лапах. После такой угрозы, лоси повернули обратно, направляясь вглубь реки, к левому берегу; вначале они спокойно шли, а затем и поплыли…

– Поворачивай лодку за лосями! – крикнул на рулевого Михаил Бугай.

– Быстрее! Уходят! Налегай на вёсла! – орал в охотничьем азарте он.

Перед самым крутиком, у берега, лодка настигла лосей; лосиха уже пыталась подняться на высокий, обрывистый берег, тщетно выбрасывая передние ноги вперёд на глинистый скользкий обрыв.

– Бей, лосёнка, – надрывая горло, командовал Бугай, бросившему весло, вставшему на нос лодки, вместо рулевого с луком и стрелами Маркелу Чубатому. Тонко зазвенела тетива, и стрела, почти не вызвав всплеска, вонзилась в шею лосёнку чуть пониже светло-коричневого ушного лепестка. Животное издало мычащий утробный звук, на который бросилась лосиха, к нему, своему детёнышу. В это время вторая стрела, – Маркел не терял времени, – воткнулась рядом с первой. Лосиха вновь бросилась на берег, но потеряв надежду подняться, поплыла вниз по течению, повернув голову к месту трагедии; её печальные глаза как бы осуждали жестокость казаков, – но последние ничего не замечали в азарте подвернувшегося фарта. После некоторой борьбы за жизнь лосёнок начал погружаться в воду, надрывно и тоскливо прохрипев в последний раз. Лосиха отозвалась печальным ревом. Маркел перегнувшись через борт лодки, завёл петлю на шею лосёнка, затем деловито и споро привязал конец верёвки к уключине и, вытерев мокрые руки о чугу, отметил: приторочил. Казаки дружно выразили одобрение молодецкой хваткой товарища.

– Всё. казаки, плывём обратно, к пологому берегу; там на камушках лосёнка разделаем, – распорядился спокойно, без былого азарта старший казак. Медведь не покидал своей позиции на берегу, с удивлением наблюдая за охотой странного «плавающего существа» на маленького лосёнка.

– Пугни нахала, Клевец, – приказал казаку Бугай, – а то ненароком и на нас полезет…

Клевец взял заранее приготовленную пищаль, подсыпал на полку пороху, поджёг фитиль, и перед тем, как лодке заскрипеть днищем о прибрежные камни, выстрелил. Медведь недоумённо покачал головой, – вероятно, что пуля слегка задела его, рявкнул, вновь артистично подпрыгнул на четырёх лапах, развернулся, и покачивая толстым упитанным задом, скрылся в густых зарослях черёмухи.

– Не пуганный совершенно зверь, – отметил молчавший до сих пор Серафим Птаха. Лодка, заскрипев о камни, наехала на каменистый берег.

– Птаха и Звонарь готовят костёр; остальные разделывают лося, – так распорядился старший в этом походе казак Михаил Бугай. К середине дня казаки не без удовольствия ели молодую лосятину, в особенности нахваливая пикантную печень.

– А может. Михайло, и заночуем здесь, – куда нам торопиться, – сделал предложение, поглаживая заметно разбухший живот, Кондратий Клевец.

– Надо торопиться: погода начинает хмуриться, – чего под дождем – то махать вёслами… Через два – три дня назад покатимся…

С большой неохотой, после сытной трапезы, казаки потянулись к лодке, установив в неё предварительно бочку с подсолённой лосятиной. Грести вёслами казаки не желали; установили парус, и лодка медленно поползла медленно вверх по течению. На берегу реки «безобразным пятном» маячили лишь внутренности лосёнка, его голова и конечности; вскоре здесь будет «пиршество» для лесной твари. На следующем повороте реки казакам пришлось менять положение паруса, и такие действия нужно было производить на каждой новой излуке реки. На очередном повороте речного русла Серафим Птаха, бывший на этот раз за рулевого, заметил на невысоком берегу костёр, возле которого находился человек с собакой.

– Вогул, Бугай, – сказал он негромко.

– Там Бугай или вогул? – переспросил не без иронии старший казак.

– Вогул, там на берегу, – подтвердил сообщение Серафим, не меняя интонации и силы голоса.

– Табань к берегу, – приказал Бугай. – Поспрошаем его…

Лодка вильнула к берегу и вскоре пристала к нему чуть ниже дымящегося костра. Казаки, прихватив две пищали, вышли из лодки, направляясь к костру. В лодке остался только Серафим Птаха. У ярко горящего костра их ждало разочарование: вогула там уже не было.

– Может поблизости схоронился.., – проявив инициативу, высказался Кондратий Клевец.

– Ищи ветра в поле, – отметил Михаил Бугай, – но казаки всё же начали обследование территории вокруг костра.

– Как сквозь землю провалился, – только здесь был, – чертыхаясь и ругаясь Маркел Чубатый первым направился обратно к лодке; за ним потянулись остальные

– И даже собака у него не вякнула, – отметил Афоня Титов.

Через несколько мгновений лодка отчалила от берега, казаки, налегая на вёсла, не скрывали своего разочарования. Подходя к очередному повороту реки, Серафим Птаха оглянулся назад.

– Бугай, вогул, – вновь сказал он.

– Хватит брехать, – рассердился на рулевого старший казак.

– Да ты, Бугай, подними голову, – тихо и спокойно возразил ему Птаха.

Казаки. оторвавшись от вёсел, подняли патлатые головы, посмотрели на оставшийся вдали костёр. Возле костра сидел тот же человек с собакой.

– Может, вернёмся? – сделал предложение Маркел Чубатый.

– Нет, только время потеряем; он нас как курей обвёл… Лучше нажмите на вёсла, – отреагировал Михаил Бугай, потеряв интерес к вогулу.

Нападение

На седьмой день плавания казаки достигли верховьев реки Барды; её ширина местами не превышала десяти аршин[22 - Аршин – старинная мера длины, равная 0.71 метра], и тяжёлая большая лодка, царапая днище о речные камни, с трудом преодолевая речные перекаты. В таких мелководных местах казаки толкали лодку шестами или же просто руками, покидая лодку. Мелкий моросящий дождичек не доставлял удовольствия путешественникам, которые, не переставая ругались по этому поводу. В небольших старицах и заводях скопилось бесчисленное количество гусей и уток; они огромными стаями, почти над поверхностью воды, проносились над лодкой. При пролёте одной из стай уток, Кондрат Клевец взмахнул на них длинным шестом; утки ловко увернулись от мнимой угрозы, и только одна из них, – как позднее говорили казаки: «сослепу», – ткнулась в парус, и тот же Клевец, бросив шест, успел схватить её руками, по-хозяйски сразу «открутив» утке голову.

Утка, распуская широко крылья, билась в предсмертных судорогах на дне лодки.

– Изобилует дичью эта сторона, – взяв в руки весло, отметил удачливый охотник. – В остроге, дома, ни за что не поверят, что здесь уток можно ловить руками… Нет, не поверят!

– Шабаш, – неожиданно сказал, поглаживая при этом бороду, Михаил Бугай. – Чаль к берегу, – последняя ночёвка будет… И домой! Никакой «татаровы» и в помине нет. Остановимся вон под той раскидистой елью, – от дождя спасать будет. – Он показал рукой на правый берег реки.

После такого приятного известия казаки дружно, добавляя усилия налегли на вёсла. Вот лодка прижалась к невысокому бережку, поросшему у воды осокой, а чуть повыше – обычной полевой травой. Под елью было сухо и, как показалось казакам, теплее. Самые слабосильные: Звонарь и Птаха, занялись заготовкой дров, разведением костра. Афоня высмотрел невдалеке, под горкой, целую рощицу сухостойных вязов. Там он решил вести заготовку дров. Рубить сухостой было трудно, но зато, – знал он уже по опыту, – такие дрова дают много жару и не искрят, не жгут казачью одежду и обувь. Ствол сухого деревца он обычно разрубал на брёвна длиною в одну сажень[23 - Сажень – русская мера длины; сажень маховая, в размах обоих рук, равна 2 метрам; сажень косая, от пятки до конца поднятой вверх руки противоположной стороны, равная 2.5 метра.] и носил такие «обрубки» к костру. После того, как казак принёс к костру четыре пары таких брёвен, – костёр разжёг Маркел Чубатый. После этого Михаил Бугай послал молодого казака к реке, принести из бочки сухарей. Афоня быстро выполнил распоряжение предводителя похода.

В котле, на костре, уже усердно бурлило варево с солёной лосятиной, а утка, так удачно попавшая в руки Клевца, обмазанная глиной, находилась на углях между двумя пылающими брёвнами. Возле толстой ели, полукругом, своеобразной скобкой, казаки сделали из ветвей ивы и черёмухи стенку, которая спасала от ветра, удерживая под елью тепло от костра.

– Казаки, сколько здесь смородины и черёмухи – ально[24 - Ально – даже. В. Даль] ветви гнутся, – добродушно, по – хозяйски размышлял Маркел Чубатый. – Бабам бы из острога такую благодать…

Товарищи по походу разговор не поддержали; все были голодны. К месту стоянки, под ель, казаки перенесли пищали, чтобы не намокли под дождём, закрыли бочки с сухарями, толокном, солёной рыбой и холодное оружье, рогожей. Варилась лосятина не долго, а утка, запечённая в глине, была готова ещё раньше. Её «раздёрнули» пять голодных мужчин в один момент.

– Плохо, Кондрат, ты ловишь, – надо всем по утке, – вытирая бороду от утиного жира, отбрасывая в сторону обглоданную утиною косточку, пошутил Маркел Чубатый.

– Попробуй ты, – отбрехался последний.