Дети Истинного Леса

На этот раз его поклон длился целых десять ударов сердца, а когда он разогнулся, то вновь увидел добродушного толстяка, но на этот раз уже не поддался внешнему обаянию.

– Вот и славно, что мы друг друга поняли. К тому же добротная конкуренция ещё никогда не работала во вред, обычно она стимулирует обе стороны.

– Когда он получил задание? – Соревновательный дух захлестнул Синава, и он более не мог думать ни о чём другом.

– О, какой же ты нетерпеливый и вспыльчивый! Уже бьёшь в землю копытом! Хорошо! Хорошо! – В приливе возбуждения Фарискир забарабанил ладошками по столешнице. – Он был у меня вчерашним вечером, и сегодня уже выдвинулся в путь.

– Кто? – Выпалил разгорячённый юноша, чувствующий, как у него под ногами начинает разгораться костёр.

– А вот этого я тебе не скажу. Быть может, вы пресечётесь в козьем храме, или пожмёте друг другу руки, когда принесёте мне дикарские поделки. Я пустил молодую кровь, и теперь посмотрю, придётся ли она мне по вкусу.

Глаза юноши нашли лежащую на столе карту, казалось, он прямо сейчас готов выбежать из «Вороньей Лапки» и броситься в погоню за первым кандидатом. Фарискир пальцем подтолкнул к нему сложенный пергамент.

– На твоём месте я бы как следует выспался и набрался сил перед предстоящей дорогой. Подумай над припасами и запасами воды, чтобы не пришлось хлебать мочу. И помни, Синав, вам нет необходимости соревноваться. Я приму под своё крыло вас обоих, если вы достигнете успеха. – Пальчики ловким движением подхватили пергамент и протянули его юноше. Тот не замедлил схватить карту и поместить её во внутренний карман жилетки. Но хозяин ещё не собирался его отпускать. – Это я тоже приготовил специально для тебя.

На этот раз Отцу Мельхирона пришлось воспользоваться двумя руками, чтобы поднять лежащие на столешнице ножны.

– Уверен, ты мастерски обращаешься с кинжалом, но меч придаст тебе дополнительной солидности и в два раза увеличит твой арсенал.

В состоянии немого изумления Синав принял ножны. Они непривычно отягощали руки. Он дёрнул за рукоять и слегка приоткрыл заточенное лезвие, не сумел удержаться и вытащил клинок целиком. Синее пламя запрыгало по острой стали.

– На будущее советую не доставать мечи в непосредственной близости от меня, кое-кто из птенцов может по привычке выстрелить из арбалета. – Фарискир хохотнул над своей фразой.

Синав спрятал меч, хоть ему и хотелось и дальше наблюдать игру синего пламени на его лезвии, и вовремя вспомнил про благодарность.

– Хвала убивающему металлу. – Проговорил он принятую в военных кругах присказку.

– Восславь эту убивающую сталь. – Фарискир ответил должным образом. Синий огонь плясал в его глазах. – Ты можешь быть свободен.

Синав поклонился, сжимая в ладонях обретённый меч. Окажись в этой комнате с десяток убийц, готовых напасть на Отца Мельхирона, он бы незамедлительно вступил с ними в схватку.

За закрывшейся дверью Синава поджидал один из молчаливых птенцов. Того совершенно не удивило, что у пришедшего безоружным гостя внезапно появились ножны с мечом.

– Я помолюсь о тебе Изменчивой Госпоже. – Пообещал Фарискир на прощанье.

2: Брызги и следы

Пирлоульские горы пересекают материк с севера на юг, неприступной стеной ограждая западную его часть от восточной. Мрачный скальный хребет проходит через множество владений, к его отросткам и склонам лепятся городки и деревушки, обитающие там люди чувствуют уверенность от того, что с одной стороны их прикрывают скалы.

Согласно установившемуся поверью оказаться на другой стороне Пирлоульских гор можно тремя путями. Первый ведёт через перевалы, принадлежащие ожесточённым и нелюдимым перевальным племенам, однако не у всякого путешественника хватит смелости избрать себе такую дорогу. Лишь отчаявшиеся и обезумевшие торговцы решатся на этот шаг, предварительно наняв себе в охрану целый вооружённый отряд, и то с большой долей вероятности их никем не обнаруженные кости превратятся в лёд на дне глубокой расщелины. Второй путь предлагает обход хребта с севера, где-то в том направлении лежит Голубая пустыня Ибиирь, о существовании которой любят рассказывать завсегдатаи таверн и других питейных заведений. Горы в этом месте сбрасывают свою высоту, и последние камни лежал полузанесённые голубым песком, в этом месте северный отрог можно просто перешагнуть, а затем приступить к утомительному возвращению на юг. Наблюдая за тем, как по левую руку Пироулы день ото дня будут восставать и тянуться к небу. Такое путешествие потребует немалого количества времени, к тому же ходящие о ибиирьских женщинах воительницах слухи отпугивают не хуже историй о жестокости перевальных племён.

Ну и последний путь проходит по крайнему югу – через чащобы Урлодакара. Трудно выделить естественную границу между горами и лесом: первые вгрызаются в сочную зелень, а второй уверенно карабкается по склонам и закрепляется на них. Такое расположение предопределило то, что Урлодакару предстояло стать мощным торговым узлом, связывающим восток с западом. Южный лес выполнял функцию соединительного моста, а потому не имел отказа в крупном и практически беспрерывном потоке торговцев, и славился своими длинными и шумными базарами, где невообразимым образом переплетались культуры многих отдалённых владений.

Здесь можно было встретить угрюмых послов королевского дома Аллатеста, стоящих возле палатки марбадских стекольщиков, здесь пропахшие пьянящим дымом вибурийцы соседствовали с татуированными Служителями Веры из Цебетаса, здесь можно было заметить знатного вельможу из Парящего Города и последнего нищеброда, пришедшего из Грязей. Тут от запахов кружилась голова, а глаза не успевали удивляться разнообразию выставленных товаров. Тут в ходу были монеты всех номиналов и фори. Тут продавались и покупались чудеса, взлетали и разбивались судьбы, заключались сделки и мирные договора.

Поразительно, что при этом никто словно и не желал обращать внимание на внешний вид и зловещую культуру самих урлодакарцев. Скорее всего, это объяснялось тем, что торговля предполагает некую безликость в отношениях покупателя и продавца, да и есть ли разница в том, кто даёт тебе деньги за твой товар: статный и высокомерный мудрец из Дрой-Тана или же уродливый урлодакарец. Деньги не потеряют стоимости в зависимости от того, кто являлся их предыдущим владельцем.

Однако Синав склонен был считать, что этому имеется ещё одно объяснение. Все эти стекающиеся сюда торговцы и дельцы знают, что базары Урлодакара – это золотая жила, из которой не черпает только глупый, они спешат сюда верхом, водой или же пешком привлечённые мечтами о богатой прибыли, готовые ради своего благосостояния терпеть вышедших из леса дикарей, но, как только их карманы наполняются, они резко разворачиваются и возвращаются в свои владения. Пришлецам нет необходимости терпеть урлодакарцев более, чем того требуют их интересы, они не представляют себе, что значит жить на границе с фанатично помешанными на своём культе урлодакарцами и с детства слушать истории о жутких жертвоприношениях, происходящих в лесах безлунными ночами. Людям из других владений просто незачем забивать свои головы блуждающими слухами. Вовсе не для того они прибывают на южный край мира.

По прошествии двадцати трёх лет жизни в голове Синава устойчиво сложилась именно такая картина. Во многом на такое мировоззрение повлияло географическое положение и его родных владений, заключённых в плотное кольцо соседствующих границ. Степной Цикат лежал в южной части материка и идеально подходил для разведения лошадей. Легенды о первых жителях этих мест сохранили память о диких табунах, свободно перемещавшимся по обширным и плоским территориям, говорили даже, что коней здесь приручили намного раньше собак. Неудивительно, что с течением столетий Цикат превратился в кузню, где ковали самую лучшую кавалерию. Цикатийские скакуны ценились за скорость, манёвренность и бесстрашие в бою, не меньшую ценность представляли конезаводчики и мастера, занимающиеся улучшением выведенных пород. При таких исходных данных цикатийцы обладали немалой силой, не стеснялись её демонстрировать, однако и их соседи имели в своём распоряжении мощь, сдерживающую норовистые амбиции королей конницы.

Бушевавшие некогда войны постепенно затихли, но даже в нынешние относительно спокойные времена угли былых обид и искры угроз тлели под хладным пеплом напряжённого нейтралитета. Владения поддерживали мирные отношения, не убирая при этом рук с мечей. На границах всегда происходило бурление эмоций, и все стороны рьяно следили за тем, чтобы оно не переходило установленных норм.

На северо-западе к Цикату примыкала Архуза, славившаяся своим искусством обработки металлов и камня, только уставшие от жизни люди могли объявить войну тому, кто был так искусен в изготовлении оружия. Репутация архузанских духовых мэтров служила лучшим щитом, ограждавшим их от нападения со стороны.

Болотистая местность на севере называлась Грязи, и к тамошним жителям принято было относиться с презрением. Именно из-за того, что эти владения оказались непригодными для конницы, от их захвата пришлось отказаться. Последняя крупная война завершилась лет двести назад, и до сих пор в болотах находили скелеты целых конных эскадронов, не сумевших выбраться их топей. Цикатийцы, превосходящие жителей Грязей числом и умением, тем не менее не смогли покорить их. Прошедшее время не уменьшило гнева потомков кавалеристов.

Обширная граница на северо-востоке и востоке отделяла Цикат от величественных владений Дрой-Тан. Высокомерные мудрецы и широкоплечие воины в великолепных доспехах успели укрепить все подступы к своим территориям задолго до того, как была сформирована первая конная армия. Казалось, дрой-танцы на всех остальных смотрят свысока, кичась собственной мудростью и шириной бледных лбов. Крепкий, как скала, противник, о броню которого в былые времена было сломано немало зубьев. Дрой-Тан представлялся закованным в металл кулаком, нависающим над восточной границей. Цикатийцам не могла нравиться жизнь в тени этой угрозы, производящей наибольшее напряжение и заставляющей неусыпно наблюдать за белыми твердынями Дрой-Тана.

Южная граница вызывала в сердцах цикатийцев суеверных страх, ибо там располагались Безнадёжные Степи, о существовании которых лишний раз старались не вспоминать. Слишком свежи были те шрамы, и воспоминания о скребущихся под землёй безголах приносили дрожь. Особенно хорошо это чувствовалось в Мельхироне, лежащим в каких-то двадцати километрах от Безнадёжных Степей.

Ну и наконец, на западе с Цикатом граничил мрачный и заросший Урлодакар. В той стороне горизонт щерился неровным гребнем высоченных деревьев, среди которых вели тайную жизнь дикари. Вот уж куда точно было не заставить проникнуть цикатийского всадника. Лесные пространства пугали человека, выросшего в степи и привыкшего к полной свободе. Лес прочно ассоциировался с ловушкой, он отбирал свободное дыхание и заставлял блуждать среди древних стволов…

Как истинный сын своих владений, Синав носил в сердце горечь и обиду, обращённую ко всему несправедливому миру, в их распоряжении была сильная армия и лучшая конница, но при этом пять границ так плотно стискивали Цикат в объятиях, что лишали его возможности к движению. Словно быстроногую лошадь заперли в сарай из пяти стенок, и не дают ей броситься в галоп. Именно это и было изображено на гербе Циката – летящий во всю прыть конь, но, увы, неподвижный.

Большую часть этой информации Синав получил от своего ближайшего окружения, несмотря на возраст, он был до нелепого не осведомлён во всём, касавшемся политики. Стыдно было признавать, но он даже затруднялся назвать имя действующего короля конницы. Просто эти вещи никогда не касались его напрямую, а история его народа была всего лишь рассказами из прошлого. Синав считал эти вещи слишком серьёзными, чтобы понапрасну забивать ими голову. Да и был он слишком ничтожного рода, чтобы ставить перед собой вопросы хрупкого политического баланса. Его отец – простой солдат, к тому же уже мёртвый, его мать – женщина, проводящая остаток жизни в Доме Сожаления. Ему самому было нечем гордиться… правда, он надеялся, что в ближайшем будущем его неприметная жизнь повернёт в лучшую сторону с лёгкой подачи Фарискира.

Вспомнив толстого хозяина «Вороньей Лапки», Синав улыбнулся, а ведь тот оказался не таким уж омерзительным типом, как то было принято считать. За его счёт вполне можно подняться, пробиться в люди, сделать себе имя и обеспечить жизнь. Конечно, он заставил Синава тащиться в чужие владения и пробираться в козий храм, но, если всё пойдёт хорошо, об этом будет приятно вспоминать в каком-нибудь кабачке с полной кружкой пенной браги. Вариант, что всё может пойти плохо, Синав гнал от себя подальше, с таким настроем ему не следовало выходить на дело.

Текущие в его голове мысли вновь привели его к размышлениям над личностью своего противника. Формально, со слов Фарискира, они не были противниками, просто выполняли одинаковое задание, обеспечивая Отцу Мельхирона двойную страховку, но Синав упрямо зациклился на идее соперничества, и ничто не могло его переубедить.

Не в первый раз за это утро он стал прикидывать, как далеко успел продвинуться его противник. Разговор с Фарискиром состоялся вчера вечером, значит второй добытчик вышел два дня назад и сегодня, скорее всего, покидает Роанш и отправляется в лесистые дебри Урлодакара. Синаву пришлось пнуть камень, чтобы хоть как-то выпустить кипящую в нём злость от того, что его обгоняют. Фарискир упоминал о том, что они могут подать друг другу руки, но юноша сильно сомневался в таком обмене любезностями. Скорее уж в дело пойдёт оружие…

Пальцы Синава с некоторым трепетом прикоснулись к эфесу подвешенного на пояс меча. Ему по-прежнему не верилось, что Отец Мельхирона сделал ему такой щедрый подарок, за минувшее с их разговора время Синав не упускал возможности лишний раз прикоснуться к рукояти и с дюжину раз обнажал клинок. Длинные ножны он разместил с левой стороны, а вот для кинжала пришлось искать другое место, что вызвало неудобства. Тот был слишком большим, чтобы крепить его к голеностопу, самым очевидным решением было перенести кинжал на правое бедро, но в таком случае за него постоянно цеплялась сумка, в которую он сложил необходимые в путешествии вещи. Примерно каждые две сотни шагов ему приходилось распутывать свою перевязь и откидывать сумку за спину, чтобы иметь свободный доступ к обоим клинкам сразу.

Вопреки совету Фарискира Синав и не думал отсыпаться. Едва его только выпустили из «Вороньей Лапки» он сразу приступил к необходимым приготовлениям. Было слишком поздно, чтобы заходить в Дом Сожаления. Нму давно следовало заглянуть к матери, но он всё откладывал это дело, оправдываясь тем, что ему не хотелось вставать под её глаза с разбитым лицом. К тому же он не собирался отчитываться перед ней, куда направляется, она такое точно не одобрит, как и не одобрит его знакомства с Фарискиром. Но всё же он заставил себя пройти мимо убогой обители и бросить в щель для подаяний несколько мелких монеток в мешочке с вышитым на нём именем матери. Он был не таким плохим сыном, как можно было подумать.

После этого, чувствуя себя виновато, он вернулся в маленькую комнатушку, где когда-то давно они жили втроём.

Погода стояла довольно тёплая, поэтому Синав прихватил только старый отцовский плащ и армейскую рубаху, которые мать хранила в сундуке, и упаковал в старую сумку. Ничего из еды брать не стал, потому что продуктов попросту не было.

Он устроил себе плотный ужин, отправившись для этого в другую часть города – Синав не хотел повстречаться с кем-то из знакомых. Скорее всего, завтра слухи о его визите к Фарискиру разнесутся по всему городу, но этим вечером он собирался подумать над предстоящим делом в спокойном одиночестве. К большому сожалению, скудный огонёк свечки не дал ему возможности внимательно разглядеть полученную карту, он не видел ничего кроме основных линий, а потому это дело было отложено до следующего утра. Возвращаться домой ему не хотелось, поэтому за дополнительную плату от получил в своё распоряжение совсем крохотную спальню, строго наказав трактирщику разбудить его с рассветом.

Едва только солнце обозначило новый день, невыспавшийся, но сгорающий от энтузиазма Синав уже покидал Мельхирон через западные ворота. Здесь он повстречался с небольшой вереницей гружёных мулов, готовящихся к отправлению, продавец душевно приветствовал его, а юноша, тщательно пересчитав оставшиеся у него деньги, прикупил себе в дорогу небольшое количество продуктов. Двигаться он планировал налегке, потому взял лишь пару лепёшек, мех со сладкой водой и кое-какие фрукты. Этого было достаточно, чтобы добраться до Роаноша, а там к его услугам был настоящий урлодакарский базар.

Первый привал он устроил, отойдя от города километров на пять. Сойдя с дороги, Синав устроился среди нескольких чахлых деревьев, хотелось пить, но в первую очередь он извлёк из внутреннего кармана жилетки карту, бережно разложил её перед собой и стал пристально изучать. Привычно поморщился, когда увидел размер Циката в сравнении с другими владениями, впрочем, эти мысли довольно быстро покинули его, требовалось сосредоточиться на выборе подходящего маршрута.

Самым близким урлодакарским городом был Роанош, собственно, именно в него и вела дорога, которой он шёл, ему не требовалась карта, чтобы найти к нему путь, но основной вопрос заключался в том, куда он двинется дальше. Ведь, как он знал, в Роаноше не было козьих храмов.

От его внимания не ускользнуло то, что пограничные поселения урлодакарцев неизвестный художник отметил кругами, в то время как города, приближенные к центру, изображались в виде шестиугольников. Интересно было бы узнать, что это могло значить. И закладывал ли в это картограф какой-нибудь смысл. Ближайший к Роаношу шестиугольник был обозначен как Шинрунат, чуть дальше стоял Букштлла, а далее следовали совсем уж непроизносимые названия.

Дополнительно к рисункам карта была снабжена мелкими строчками с комментариями, заставившимиСинава отпустить благодарность Ветренной Госпоже за то, что родители заставили его овладеть чтением, а ведь в детстве это представлялось ему ненужной тратой времени и сил. Не все надписи были сделаны на цикатийском, но всё же часть из них он сумел одолеть. Таким образом он выяснил, что привычный ему Урлодакар на самом деле состоит из двух частей.

Граничные регионы лесного массива были помечены более светлым цветом и назывались Внешним Урлодакаром, центральная и подавляющая по площади территория имела более густую штриховку и была подписана как Истинный Урлодакар. Синав довольно быстро смекнул, что этим может объясняться разница в изображении городов. Далее составитель карты подчеркнул, что поселения Внешней дуги являются центрами притяжения торговцев, и именно в них сосредоточены знаменитые базары, однако Истинная сердцевина представляет собой непроходимые чащобы, где урлодакарская культура раскрывается в полном великолепии. Внешняя дуга – не более, чем обёртка, фильтрующее сито, не пропускающее дальше себя праздношатающихся чужаков.

Из этих строк Синав сделал вывод, что в Шинрунаите, обозначенном шестиугольником, обязательно должен находиться козий храм. Этот город Истинного Урлодакара он и наметил в качестве своей цели. Все остальные записи представляли собой мешанину из незаконченных пометок и абзацев на других языках.

Здесь же, под прикрытием чахлых деревьев, Синав решил потренироваться во владении мечом. Он занял стойку, с улыбкой вытащил клинок и сделал несколько пробных выпадов. Для человека, носящего кинжал, он весьма умело обращался с мечом. Да, ему было далеко до рыцарской грации, его движения не имели отлаженной точности, но даже незнакомому с боевыми искусствами человеку становилось понятно, что юноша далеко не в первый раз взял в руки это оружие.