Сказание о Старом Урале

– Редкий день не навестит, а то и ночью. Начнет это о людских грехах, да так страшно-то, потом на колени перед иконами падет и велит батюшке твоему в ряд с ним встать и молиться.

– О чем еще речи с батюшкой ведет?

– Того не ведано. Ежели придет днем, велит мне из избы на крыльцо уходить. Только ночью слыхала их разговор одинова. Спала я. Вдруг – крик в избе. Пробудилась я, а сама прикинулась спящей и слушаю. Кричит игумен, ногами топает на батюшку Анику. Все, говорит, свое богатство должен ты богу отдать. Проклятое, говорит, оно. Только бог может через меня очистить его от всякого земного греха. Страшным судом господним пужал, до того искричался, что совсем осип.

– А батюшка что?

– Молчит. Слово молвить боится. Под конец разговора стал успокаивать отца Питирима, сулил подумать над его праведными словами. Беда, как страшна та ночь была.

– Как думаешь, правду игумен про страшный суд сказывал?

– Мне разве понять? Стало быть, правду, ежели сам батюшка Аника сказу его поверил. Батюшка твой все знает, он умнее всех на Каме.

– Стало быть, отцу Питириму батюшка верит?

– Обязательно верит. Всякий раз ему говорит: «Слово твое, отче, для меня – божественная истина».

Семен осмотрел избу – никаких перемен, все, как заведено отцом спервоначала. С печи соскочил кот, замурлыкал и стал ласкаться к Семену. Анютка засмеялась.

– Ишь как распелся! Разом свою боярскую спесь оставил! И с чего такой ласковый стал? Он, чай, окромя хозяина, ни к кому близко не подходит.

Не слушая Анютку, Семен продолжал внимательный осмотр отцовой избы. Анютка притихла и не сводила с него глаз. Наконец Семен вспомнил о своей собеседнице.

– Чего уставилась?

– Узнать хотела, о чем сейчас дума твоя.

– Ишь ты. Скажи на милость! Много знать будешь – скоро состаришься, синеглазая! Так, слушай теперь мою думу про тебя: заневестишься – немедля мне о том скажи. Сам тебя приданым одарю. Жемчугов даже от батюшки моего в приданое не бери. Слышала? Время придет – и без них вдоволь наплачешься. За батюшкой заботливо и ласково приглядывай, чтобы никакие печали его стариковские дни не тревожили и чтобы…

Из сеней донесся звук тяжелых шагов.

– Идет, кажись?

Семен обернулся к двери. Иоаникий Строганов увидел сына.

– Сеня! Родимый! Вот радость великая.

Семен низко поклонился отцу, они обнялись и трижды расцеловались.

– Спасибо, что навестил. А то слышу – ужо прибыл Семен Аникеевич в отчий Конкор и времени не найдет к отцу наведаться. С весны, чай, не видались. Садись вот тут на лавку. Анютка, ступай к подружкам, да только дотемна не засиживайся.

– Квасу какого подать? – спросила Анютка.

– Ступай. Без тебя управимся.

Когда девочка вышла, Иоаникий заговорил озабоченно:

– Сеня, горе меня настигло. Отец Питирим неладно занемог. Лихоманка трясет, заговаривается в бреду. Обитель кинуть собирается.

– Ему видней, батюшка.

– А как же я без него останусь? На старости меня все покинули, один Питирим душу мне от тягостных дум оберегает. Сделай милость, уговори его не покидать обитель.

– Не удерживайте, батюшка, Питирима от монашеского устремления. Святейший митрополит Московский Афанасий обитель нашу принял под свою десницу.

– Верно ли говоришь? Кто ему челом бил?

– Я, батюшка. Хотел вас утешить.

– Поверить боюсь, Сеня, такой радости великой. Под рукой святой церкви московской нам полегче станет. Владыка доле всех на Москве не признавал Строгановых хозяевами на Каме. Слава богу, довелось мне дожить до того часу, когда и он нам благословение свое даровал.

– Наша забота о монастыре Пыскорском теперь, батюшка, окончилась. Заместо Питирима из Москвы в обитель новый игумен явится.

– Ох, Сеня, страшно мне без Питирима остаться. Кто знает, какого игумена пришлют. На Москве в монашестве ноне праведность тоже ослабла. Питирима я знаю: праведник господен.

– На Косьву я его с собой возьму.

– Тогда ничего. Только слово дай беречь его.

– Его и без меня бог бережет.

– Верно говоришь. Он под десницей божией. Понять не могу, с чего это Питирим осерчал на меня. Только намедни с ним беседовали о спасении души. Обещал подмогу во всех заботах. Сыновья мне в делах благочестия плохие помощники. Все вы о боге позабываете. А это нехорошо.

– Поутру, батюшка, в Кергедан собираюсь.

– Там подоле побудь. Заместо меня сам крепость отстроенную огляди. Гришка чужим умом живет, Катька за него думает. Она и против меня его подбивает. Главное, огляди, как хоромы воздвигают. Мыслю я, что после моей смерти вы все вместе в них жить станете. Себя не забывай! Чаю, чердынскую боярыню в Кергедан привезешь?

– Опять о ней речь заводишь?

– Забудь, Семен, боярыню Анну Орешникову. Приворожила тебя тайным наговором. Не ты ей нужен, а строгановские богатства. Женись на ком желаешь, обрадуй старика, только Анну Орешникову позабудь! Наведайся в Москву и погляди на невест. Любая красавица за тебя пойдет.

– Я, батюшка, не малое дитя, а потому волен глядеть на любую бабу.

– На любую и гляди. Только не на Анну.

– Пошто не взлюбил, даже не видав ни разу?

– В Чердыни опять с ней повидался?

– Повидался.

– Стало быть, в мужниной постели тебя на груди пригревала? Грехом тебя опаивала? Против моей воли поступить тебя научала? Чужая она жена. Пошто заповедь господню преступаешь, к чужой жене липнешь?

– А сам, батюшка, к чужим женам не прилипал?

– Ишь куда языком метнул! Престарелого родителя прежними грехами попрекать вздумал? Грешен! Каюсь! Потому и вся дума моя, как бы тебя на праведный путь с ложного наставить. Знаю, нельзя мужику в сем крае без зазнобы-любушки. Грех в нас родится здесь от дыхания земли да от лесной вольности. Могучесть земли здешней нашу кровь вспенивает. Ты и сам в плоти, Семен, могуч, весь в отца. Рано начал в бабах забаву искать! Позабудь Орешникову! Из упрямства за нее держишься, ты в бабах не душу ищешь, а все потому, что остудил себя одиночеством. Давно велю тебе семьей обзавестись… Братья твои выполнили мою волю, внуками порадовали, а ты?

– По осени Аннушку от мужа на Косьву с собой увезу. Будет тебе и от меня внук.