Сказание о Старом Урале

Слуга, исполненный сомнений, побрел на поиски ключницы. Воевода указал на пленников, привязанных у палисада:

– Чего стоишь, Досифей? Садись, не чинясь, и сказывай, что за нехристи с тобой.

Подручный Строгановых только собрался было излагать свое дело к воеводе, как на крыльце с целым жбаном пенистого меда появился Жук. Досифей громко захохотал.

– Глянь-ко, боярин Захар! Слуга наказ твой перепутал! Ты велел чарку вынести, а он… весь жбан притащил!

– То, монаше, сама боярыня велела тебя жбаном приветить.

– Добро, коли так. Что ж, подноси, по обычаю.

Приняв обеими руками серебряный жбан, Досифей приник к нему и жадно, не переводя духа, осушил хмельное питье наполовину.

– Вот так-то! Честь хозяину с хозяйкой отдана, можно и присесть.

Он опустился на травку возле боярского кресла, поджал по-восточному ноги в ичигах, положил щенка-волчонка себе на колени.

– Дозволь, боярин, ответить теперь насчет нехристей этих. Поверишь ли, чьи они?

– Татары, никак?

– Тобольские. Мурзы Ахмета люди.

– Чего мелешь? Где изловил? Постой… Слугу отошлю.

– Дозволь, боярин, Жуку послушать. Человек он ратный… Да и новости мои скоро громкими станут… Нынче на зорьке мне язычников этих притащили наши люди с Вишеры. Неужто не видать было тредневось зарево в стороне Вишеры? Неужли дозорные с вышек не приметили?

– Зарево приметили. Да только далеконько, не ближе Белого Камня. Думали, пожар лесной.

– Пожар и был, да кабы лесной. Татары острог наш спалили.

– Сгорел? – удивился воевода.

– Дочиста. Там этих гололобых и пымали. Спрашивал их седни утром о злом умысле. Сперва молчали… Потом выпытал, что они люди хана Ахмета, коего мы зимусь с Семеном Аникьичем порешили возле Сосьвы. Дале дознался: вокруг твоей Чердыни их семь станов. Верховодит ими старшая дочь хана Игва. И собиралась она по осени Чердынь попалить да пограбить.

Воевода поднял брови, усмехнулся недоверчиво.

– Раненько посмеиваешься, боярин. Думаешь, если баба войском правит, можно за крепость не тревожиться? Как бы не так… Хозяевам моим помощь твоя сей раз нужна, а они в долгу не останутся.

– Что задумано ими?

– О сем позволь покамест умолчать.

– Где же Игва стан учинила?

– Близехонько, окаянная, к твоей крепости подобралась.

– И про это небось умолчишь? Что ж, дружинников своих по округе разошлю, разведаю сам, правду ли говоришь.

– Как же не правду? Томить не стану, скажу: на Глухарином уступе Полюдова Камня ее стан.

– Быть не может!

– Поверишь, коли проверишь. И потому так близко она подошла, что ты, воевода, беспечен стал. Дружинники твои так разленились, что, не обессудь за правдивое слово, ведь лет семь небось за стены крепости в леса не хаживали и не смотрели, как в них мураши кучи складывают.

– Правду говоришь, Досифей. Беспечно в крепости живем. Да и не мудрено – сколько лет здесь покоя никто набегами не нарушал. Забыли и думать о такой беде.

– Вот то-то! Хорошо, что я поблизости случился, а то по осени погулял бы красный петух в твоих владениях, и сам с боярыней своей, может, в татарский полон угодил бы.

– Да будет тебе страсти плести! Небось видел под Казанью не мурзу тобольского! Даст бог и здесь выстоим, как должно русским людям стоять… Сказывай, какая помощь от меня Строгановым потребна?

– Перво-наперво хочу у тебя охранителя твоего Григория Жука на недельку в помощь мне выпросить. Наслышан, что он к Полюдову Камню короткие тайные тропки знает. А может, хвастает?

– Жук, тропы тайные к Полюду знаешь? – сурово спросил воевода.

– Вестимо.

– Пойдешь с Досифеем?

– Пойду, ежели велишь.

– Неужли, Досифеюшко, вдвоем на татар идти хочешь?

– Зачем же вдвоем, боярин? Возьмем мужиков с плотов.

– Да ведь у тебя люди-то все больше вогуличи?

– Зато верные, раз строгановские.

– Дай-то бог!

– Еще просьбишку имею к тебе, боярин: скажи боярыне Анне, чтобы она, когда мы выступим татар воевать, в соборе своей рукой свечку за нас Николаю-угоднику затеплила.

– Обязательно затеплит. На том тебе поруку даю.

– Татар этих, пока на Полюд отлучусь, подержи на царских хлебах, сделай милость!

– Подержу. Будут в крепости площадь мостить.

– Добро! Надобно бы мне, боярин, еще бочоночек пороху: у меня в разуме для Игвы новая выдумка припасена.

– И как пороху не дать, коли Чердыни напасть уготована, а ты в защиту идешь! Будет тебе бочонок, а надо – так и два.

– Вот и спасибо. Допью хозяйкин медок, поклонюсь тебе в ноги да пойду исподволь к походу готовиться. Ты, Жуче, посади татар в яму да с дозволения боярского бочонок пороху на Пьяный двор заблаговременно доставь.

– Когда в поход двинетесь?

– Как людей соберу да приуготовлю. Перед уходом шепну тебе, боярин; только, сам знаешь: о таком деле, кроме тебя, никто ведать не должен. Вели своим ратникам в мою отлучку за плотами получше приглядывать. Сам знаешь, чей лес, а Чердынь твоя хотя и богатая, но страсть какая вороватая.