Мерцание «Призрака»: Ангелы Смерти

Говард слышал переговоры настороженных секьюрити. Ещё немного и они всё поймут и обнаружат мёртвого коллегу рядом с конюшней. Время не просто поджимало, а оно буквально сгорало подобно спичке. Льюис вытащил из подсумка ЭМИ-гранату и, выдернув чеку, метнул в район запасного входа. Освещение замигало и почти затухло, как и камеры наблюдения в непосредственной близи.

Говард оторвал правое колено от газона и, пригнувшись стремительно ринулся к запасному входу, украшенному декоративной лепниной в виде витиеватого узора. Его сердце билось всё сильнее и сильней. Адреналин, подобно наркотику, затмевал разум, оставляя Льюису лишь его собственный инстинкт, который никогда его не подводил.

Говард оказался перед запасным входом и сюрприз в виде вышедшего прям на него, практически, из неоткуда охранника ни в коем случае не смутил его. Льюис ударил секьюрити костяшками пальцев в кадык и добавил локтем в район челюсти. Резкий всхлип и хрип охранника, словно, запустил в голове и теле Говарда особую программу, понять работу которой было невозможно, но её результаты предстанут перед криминалистами в виде множества писанины и прочих прелестей их работы.

Льюис добавил охраннику ударом локтя в район позвоночника и тот повалился на мощёную камнем площадку около ступеней, так и не оказав никакого сопротивления. Говард, словно, стремительный поток воды просочился в дом и вытащил из кобуры на ремне «SIG-Sauer P-226» с глушителем, взведя резким движением большого пальца правой руки курок. Он сжал в руках пистолетную рукоять, держа оружие перед собой, готовое в любой момент выстрелить.

Сердце Льюиса, будто, замерло и он по-настоящему почувствовал, что жив. Это было подобно наркотику, который отравляя организм, срывал голову и вызывал чувство эйфории. Описать это невозможно! Это нужно ощутить каждой клеткой своего организма, где живут противоречия и наши страхи.

Говард оказался в небольшом холле, откуда уходили в разные стороны небольшие коридоры, а прямо на него смотрела массивная деревянная лестница с резными балясинами.

Принимать решения в этой жизни всегда непросто, особенно когда на это выделено не больше пары секунд, а иногда и того меньше. Льюис быстро вбежал на лестницу и, на одном дыхании преодолев её, свернул в коридор, который заканчивался просторным залом. Его уверенный стремительный шаг и сосредоточенный взгляд сквозь прибор ночного видения, рождали в нём ту сущность, пугавшую временами самого Говарда.

Внезапное появление в конце коридора двух встревоженных охранников с фонарями в руках и готовым к стрельбе оружием не стали для Льюиса сюрпризом. Мысленно он уже видел их и их судьбы, но всегда помнил, что в этом мире нет ничего того, чтобы не заканчивалось.

Говард ускорил шаг и, прыгнув вперёд, проскользил по дорогому паркету. Указательный палец правый руки несколько раз выжал спуск и лязг стали затвора возвестил о прогремевших выстрелах, звук которых частично поглотил глушитель. Пули сорокового калибра разорвали шею одному охраннику, а другому нашпиговали грудь разорвав пакетную броню жилета скрытого ношения. Кровь из сонной артерии фонтаном брызнула в сторону, а тело распласталось на полу. Другой охранник повалился на небольшой столик с журналами, упав на паркет вместе с ним.

Льюис вскочил на ноги, бросив взгляд на журнал комиксов о Бэтмене, слетевшего со столика и теперь валявшегося на полу. Говард закрыл на мгновение глаза, понимая, что становится старым для такой работы. Приближающая старость и усталость очень хорошо сбивает с человека дерзость и жёсткость, которых всегда бывает с избытком, пока мы молоды и полны сил. Льюис почувствовал, как на лбу проступили капли холодного пота, сопровождающие любую нервную перегрузку.

Он стремительно влился в зал, где стоял рояль и небольшой подиум с мягкими стульями. Там всегда во время светских приёмов играл маленький оркестр музыку Моцарта, Вивальди, Штрауса и множество других композиторов, оживляя этот мёртвый зал.

Льюис слышал быстрые шаги, которые приближались из разных коридоров. Говард сжал в руках рукоять пистолета и проскользил по паркету, попав под рояль, где расположился на спине, держа на мушке оба коридора. Как всегда, плану с минимальным количеством жертв не суждено было исполниться. Это не то, что огорчало Говарда, скорее делало его безразличным к происходящему, продолжая выполнять то, что он считал необходимым!

Шаги приближались, стуча своим звонам по вискам Льюиса, будто заставляя его пожалеть о том, к чему стремится и от чего не хочет отступать. Частичное сумасшествия и нежелание примириться с потерями провоцировали новые случайные жертвы и, пока, у них не было конца.

Говард выжал спусковой крючок, скользнув перед этим указательным пальцем в тактической перчатке по спусковой скобе. Лязг воронёной стали затвора и пули со стальным сердечником сбили одного охранника с ног, раздробив коленные чашечки и разорвав мениски. Секьюрити сбило с ног, и он распластался по полу, выронив из руки пистолет, который проскользил по паркету, а фонарик покатился к стене и только оборванный пулей крик, застыл в этом безжизненным зале. Из пробитой головы вытекало мозговое вещество вперемешку с кровью, и отблеск луны в этой мутной луже, оставил на душе Льюиса очередную царапину. Он понимал, что рано или поздно придёт и его время! Это было неизбежно! Всё зависело от того, что ему ещё приготовила судьба.

Говард сделал перекат, выкатившись из-под рояля и, встав на колено, встретил очередного охранника упреждающим огнём, снова выжав спуск. Гильза взмыла вверх и брякнулась о паркет, покатившись в сторону. Пуля навылет пробила правое запястье секьюрити и пистолет выпал из его руки. «Glock 17» упал на пол, и охранник бросил фонарик ориентировочно туда, откуда прилетела пуля, ранившая его в руку.

Льюис увернулся от фонарика и произвёл выстрел в пол рядом с секьюрити, который вытащил из бокового кармана выкидной нож. Лезвие блеснуло в темноте, а «SIG-Sauer» Говарда встал на затворную задержку, возвестив о том, что пора подумать о полном магазине. Однако, сейчас была проблема поважнее.

Кровь струилась по руке охранника, и он сделал выпад в сторону Льюиса, но он отбил тычковый удар левой рукой в сторону и врезал секьюрити в район паха и добавил рукоятью пистолета по лбу. Пульсация сонной артерии не отвлекала Говарда, скорее возвращала ему силы от очередной дозы адреналина в крови. Потом будет трещать голова, ныть грудь и болеть душа, но это будет потом, когда тишина и безмолвие придёт к нему, чтобы вершить над ним собственное правосудие.

Льюис нажал на кнопку выброса магазина на пистолете и сунул его в небольшой универсальный подсумок слева на комербанде. Он сменил магазин с пустого на полный и спустил рычаг затворной задержки. Левая рука Говарда стала поднимать охранника, который был в нокдауне и не в силах его оказывать какое-либо существенное сопротивление. Говард поставил его на колени и глушитель пистолета ткнулся в его короткостриженый затылок.

– Хватит дрожать, как селёдка, после вылова! Лучше отведи меня к своему хозяину! Это не просьба. Живо! – схватив охранника за шиворот и подняв его на ноги, жёстким, но не громким голосом, произнёс Льюис. Глушитель снова воткнулся в затылок секьюрити, который продолжал бороться с собственным страхом, пытаясь оценить прошедшую жизнь с разных проекций, чувствуя, что ещё хочет пожить.

– Хорошо, хорошо, – дрожащим голосом произнёс охранник и, стараясь не делать резких движений, повёл Говарда вперёд.

Льюис знал, что секьюрити сейчас думает только о своей шкуре и он не собирался становиться бессмысленной очередной жертвой этой ночи. Говард положил левую руку на его левое плечо. Это был больше психологический приём, нежели «полуфабрикат» для «живого щита». Однако, Льюис не знал, что ждёт его в следующую секунду, а пугало его то, что ему было абсолютно всё равно. Огорчало Говарда лишь одно: то, что его простая искренняя мечта никогда не исполнится…

Секьюрити продолжал вести Льюиса вглубь второго этажа, чьё внутреннее убранство было сложно оценить какой-то определённой суммой. Множество картин и скульптур, антиквариат, старинные часы разных эпох и даже те, где для работы присутствовала обычная вода. Пусть точность подобных механизмов оставляла желать лучшего, но их ценность и цена от этого не падала.

Говард понимал, что первое место, куда направится большая часть охраны, непосредственно, где находится хозяин дома. Ведь, секьюрити не могли знать к кому в «гости» пришёл незнакомец, но, правда, теперь это в любом случае не имело никакого значения.

Охранник и Льюис, вынырнув из-за угла, вошли в столовую. Говард понимал, что он ничего не чувствует, кроме пустоты в груди. Он знал, что здесь его уже ждали стволы пистолетов телохранителей банкира, а также швейцарских гвардейцев, охранявших кардинала де Флюи, и это не было для него сюрпризом.

– Отпусти его, мать твою! И Бросай оружие! Подкрепление, где вы? – слова главы охраны банкира звучали уверенно и в них легко было почувствовать «хозяина положения». Подкрепление спешило, но это не влияло на Льюиса никак.

– Отпустите меня, пожалуйста! Я не хочу умирать! – испуганно и протяжно-тревожным голосом промолвил охранник, продолжая ощущать у затылка пистолетный глушитель.

– Бросай оружие, тебе говорят!

Говарда посетило ощущение, будто, время замерло, а с другой стороны, мчится с бешеной скоростью, «где же конец всему?!» – спросил мысленно сам себя Льюис, ощущая себя проклятым множеством людей и судьбой.

Говард снял левую ладонь с плеча охранника и выдернул чеку из свето-шумовой гранаты, которая находилась в подсумке. Он потянул гранату за корпус и тут же слетела предохранительная скоба, отскочив в сторону. Льюис мягким движением бросил гранату на паркетный пол, и она покатилась к ногам телохранителей и охраны кардинала.

– Твою ж, мать!!! – вскрикнул начальник охраны, бросив взгляд на гранату, катившуюся по полу.

Говард отпрыгнул вправо, очутившись рядом с парадной лестницей, по которой поднималось подкрепление. В следующую секунду раздался гулкий взрыв и яркая вспышка света. Льюис сунул пистолет в кобуру на ремне и, вытащив из подсумка осколочную гранату, выдернул чеку, звон предохранительной скобы поглотил ещё больший шум, разразившийся громом в столовой. Говард бросил гранату в район низа лестницы и, схватив в руки пистолет-пулемёт, висевший через плечо на одноточечным ремне, поверх бронежилета, вскочил на ноги и стремительно вошёл в столовую. Одиночные быстрые выстрелы застали охрану врасплох после взрыва свето-шумовой гранаты, прошивая бронежилеты скрытого ношения бронебойными пулями винтовочного типа.

Ответный огонь со стороны телохранителей и швейцарских гвардейцев был крайне непродуктивный. Свето-шумовая граната внесла свой вклад в расстановку сил, как минимум уровняв их, а как максимум добавив преимущество Льюису. Взрыв осколочной гранаты на лестнице нашпиговал нескольких охранников осколками, добавив тем самым хаоса в происходившее в доме.

Говард словил несколько пуль девятого калибра в грудную бронеплиту своего бронежилета, что заставило его отшатнуться. Арамидное волокно и климатическо-амортизационный подпор погасили большую часть удара, исключив запреградную травму и толком не повлияв на эффективность прицельного огня.

Сопротивление было подавлено и в столовой воцарилось безмолвие, прерываемое детским всхлипыванием. Шоковое состояние семьи банкира было легко объяснимо. Детей, как и жену к подобным ситуациям нельзя подготовить, да и сам Ксавье в данной ситуации не находил своего места. Постоянный хозяин положения внезапно оказался беззащитным, несмотря на все свои деньги, охрану, связи в разных эшелонах государственной власти. Льюис понимал, что полиция едва ли объявится на вилле, но исключать полностью этого было неоправданной глупостью. Когда человек находится между жизнью и смертью, то готов на всё, что только возможно! Это простая психология, где даже умные слова Зигмунда Фрейда были не нужны!

– Никому не двигаться, тем, кто ещё мыслит немного пожить! – хладнокровным спокойным тоном произнёс Говард, так, чтобы его точно каждый смог услышать. Он выпустил из рук пистолет-пулемёт, где магазин был практически пуст и вытащил из кобуры на ремне пистолет, направив его в сторону детей, которые дрожали от страха, обхватив голову руками и продолжали сидеть на стульях за обеденным столом. По деревянным ножкам стульев текла моча, разбавлявшая кровь мёртвых телохранителей и швейцарских гвардейцев, погибших в попытке закрыть семью хозяина и кардинала де Флюи. Страх парализовал всех, как детей, так и жену Ксавье. Сам банкир неотрывно смотрел на Льюиса и его поднятые вверх руки ходили ходуном. Кардинал же, будто, застыл на стуле, а его взгляд застыл на трупе швейцарского гвардейца, чьё мёртвое тело лежало в луже крови.

На обеденном столе царил апокалипсис в виде разбитой посуды, стрелянных гильз и пищи, которая была уже не пригодна к использованию. Кровь пропитала белоснежную скатерть и запах пороха щекотал в носу.

– Что вам нужно? – робко и тихо спросил кардинал, пытаясь встать из-за стола со стула, но из этого у него ничего не выходило. Тело не слушалось его разума, а сам разум находился в состоянии коллапса.

– Не стоит так волноваться! Мне нужны, только вы кардинал и ваша правда! – произнёс спокойным беспристрастным голосом Говард.

– Но, я ничего не знаю… Я лишь слуга Господа… – растерянно, дрожащим голосом произнёс Дженнаро де Флюи, на чьём лице никак не исчезала замершая гримаса, подобно той, которая появляется у человека пытающегося закрыться от пули в голову ладонями рук.

– Я не думаю, что все так просто! Вы же знали отца Бернардо из Доминиканского Ордена и знаете о человеке, убившего его. Точнее о том, кто отдал приказ… Отец Джакомо перед смертью признался, что вы так же виновны в смерти отца Бернардо. Люди не врут в подобные моменты… Кто такой «Девятый»? Я жду ответов и без них не уйду. Не стоит провоцировать меня и узнавать на что я готов, чтобы получить эту информацию! – сжав в руках рукоять пистолета, произнёс Льюис.

– Но, я не могу об этом сказать! – растерянно протяжно и тихо промолвил кардинал.

– Я вижу, вам больше всего нравятся страдальцы! Думаю, вы любите искать новых святых мучеников, так может поищем их среди присутствующих?! Выбор здесь богатый и разновозрастной, так и разнополый… Просто подарок для столь содержательного времяпрепровождении, – окинув сидящих за столом домочадцев банкира и его самого, с циничной усмешкой добавил Говард. Он, и в самом деле, не знал, насколько далеко готов зайти в поисках правды. Ему не хотелось думать о том, что везде и во всём правды и лжи бывает строго поровну. У всего в этом мире, как и у любой монеты: аверс и реверс. Смотришь на одну сторону и видишь ответ, не задумываясь о том, что на другой стороне так же есть ответ… Многоликость заблуждений, суждений, трактовок, доказательств, чтобы в конце пути, возможно, постичь истину…

– Постойте не делайте ничего плохого! Молю вас, так же, как и любое возможное божественное проявление! – начал Дженнаро де Флюи, медленно поднимаясь со стула и чувствуя, как подкашиваются его колени. Кардинал осознавал, что подобным людям не предлагают деньги. Они им не нужны! Для них деньги это такой же ресурс, как информация, оружие или боеприпасы. Такие люди ищут не правду, а оправдание для себя, пытаясь заслужить Божью милость раскрытием заговоров, тайн и борьбы со злом! Не нужно больше жертв! Я скажу, что вы хотите, но не убивайте больше никого…

– Правда всегда дорого стоит?! Не правда ли, синьор де Флюи?! – с издёвкой сказал Льюис, продолжая, держать кардинала на мушке. – Всем выбросить свои смартфоны на стол и зайти в кладовку.

Ксавье и его жена оставили свои смартфоны на обеденном столе и медленно стали подниматься со стульев. Дети продолжали дрожать, обхватив головы руками, но руки родителей смогли немного привести их в чувства. Они зашли в кладовку и закрыли за собой дверь.

Льюис подошёл к двери в кладовку, переступая через мертвые тела охранников, и положил левую ладонь в тактической перчатке на спинку деревянного стула. Он подпёр им дверь, чтобы оттуда не смогли выбраться и, вновь, навёл «SIG-Sauer» с глушителем на кардинала. – У нас мало времени! Я слушаю!

– Вы меня убьёте? – испуганно спросил Дженнаро де Флюи.

– Всё будет зависеть от вас и ваших ответов! – посмотрев в глаза кардинала сосредоточенным взглядом, произнёс Говард. Прибор ночного видения частично мешался для установления психологического контакта, поскольку оставлял выражение его глаз недоступным для синьора де Флюи. Льюис достал из административного подсумка смартфон и включил диктофон.

– Отца Бернардо никто не хотел убивать! – начал кардинал, аккуратно присев на стул за обеденный стол. – Однако, существовала возможность, что он сможет докопаться до ряда фактов, которые становилось всё сложнее и сложнее от него скрывать. Каждый человек в этом мире чья-то марионетка или кукла для спектакля, режиссёр которого всегда остаётся в тени. Иногда ты знаешь его имя, его слабые места, сущность, но какая-то мелочь постоянно не даёт свершить над данным негодяем или негодницей справедливый суд. Ведь, тогда мы должны осудить и себя самого… Его решили убрать с театра действий, как и его терциария, верного пса, фанатично и преданно служащего ему. Видимо, этот пёс сейчас передо мной…

– До чего мог докопаться отец Бернардо? – монотонно спросил Льюис, продолжая, параллельно размышлять над словами кардинала. В них присутствовал не только смысл, но и то, в чём Говард не решался себе признаться. Это был не психологический приём подавления со стороны синьора де Флюи, а всего лишь желание задеть Льюиса.