Лес видений

«Сестрица дорогая, а зачем тебе этот меч? Подари мне его, как своему будущему царю».

Рассмеялась Лыбедь горьким смехом:

«Ты глуп, как бревно, братец! Мой это меч, и владею я им получше любого из вас! А царём тебе не стать, покуда Кий жив. Я знаю, что жив он, и я его найду. Ежели в вас совесть проснётся – догоните меня».

Щек и Хорив снова принялись спорить, кому Кия идти искать. А Лыбедь махнула рукой на спорщиков и в тот же день в путь обратный пустилась. Дюже волновал её вопрос, где же они с братом разминулись. Пошла Лыбедь куда глаза глядят, избегая дорог протоптанных, да не заметила, как в чаще дремучей заплутала. Кричала она «Ау!», звала Кия, но ответом на её клич служили лишь крики лесных птиц. Долго плутала она, пока не вышла к избушке – маленькой, неказистой, во всём виде которой скользила заброшенность и одинокость. На всякий случай постучала Лыбедь, и на её удивление изнутри отозвались. Старушечий голос проскрипел: «Входи, гость незваный», и она вошла.

Немила невольно хихикнула, когда батюшка изобразил голос старушечий, и с большим интересом принялась слушать дальше, тем более что самое интересное было ещё впереди.

– Внутри домика сидела сухая невзрачная старушка, которая выглядела под стать своему жилищу. Лыбедь сразу поняла, что добродушия ей ждать не стоит, но попыталась выведать у старушки, не видела и не слышала ли та чего о Кие.

«Подойди-как поближе и присядь, – проворчала старуха. – Надоть мне тебя получше видеть и слышать».

Послушалась Лыбедь, присела напротив старухи, а та заинтересованным взглядом по мечу скользнула и шапку соболиную принялась разглядывать с нескрываемым интересом.

«Говоришь, брат возлюбленный пропал? Что же, могу я быстренько найти его, но сделаю это не за просто так. Шапку свою отдай, тогда получишь, что просишь».

Лыбеди старуха не шибко понравилась, но она не раздумывая и без сожаления рассталась с вещью, которая ей особо и не принадлежала.

Старуха надела шапку на голову, повернула её набекрень и исчезла, а спустя несколько мгновений снова на том же месте появилась, сияя широченной улыбкой. Оказалось, что шапка та не простая, а невидимка, однако, Лыбеди не было жалко потери: переживания о Кие заполняли все её мысли.

«Бабушка, а теперь помоги, пожалуйста!» – взмолилась она.

«Вижу, меч ты свой теребишь от нетерпения. Смотри не махни им ненароком, – едко заметила старуха. – И не бабушка я тебе. Называй меня Баба-яга. А теперь бери корзинку, вон ту, самую большую, и пойдём братца твоего искать».

Ужасное открытие ждало Лыбедь. Корзинка, как выяснилось, не для ягод и грибов предназначалась, а для косточек киевых. «Любопытной твой братец смертью погиб, смотри-ка, какая вмятина на черепе. Ох, жаль, эту историю он уже не расскажет», – Баба-яга покачала головой и ухмыльнулась, и от этой ухмылки Лыбедь выронила корзинку, бросилась наземь и зарыдала горькими слезами. Яга не мешала, сидела себе рядом, косточки перебирала и складывала их обратно в корзину. А когда рыдания стали потише, она вкрадчиво шепнула:

«Хочешь, чтобы Кий снова ожил? Отдай мне меч свой, и тогда я научу тебя, как вернуть его с того света, вырвать из лап самой Смерти».

Лыбедь не думая согласилась с предложением Яги, сняла с пояса меч и кинула на землю. А Яга ловко наклонилась, подобрала его, вынула из ножен, потом засунула обратно и застегнула на поясе. Затем она громко свистнула, после чего настигло Лыбедь ещё одно потрясение: отовсюду к Яге стало стекаться зверьё разное, от белки до лося, и каждый нёс, за щекой, меж зубов или в лапах, куски тела человеческого. И когда корзина заполнилась доверху, то Яга скомандовала: «А теперь неси своего возлюбленного ко мне домой, сейчас самое сложное начнётся».

В избе первым делом затопила Яга печь, а потом вывалила кости Кия на хлебную лопату и туда же, в печь, засунула, закрыла заслонку и велела ждать, пока с той стороны стук не раздастся. Не могла Лыбедь поверить в происходящее, но скоро из печи и правда стук раздался, а когда Яга заслонку открыла, то явился на свет божий сам Кий, живой и здоровый. Бросилась Лыбедь его обнимать-целовать, а Баба-яга вежливо отвернулась, дабы не смущать вниманием две родственные души.

Оделся Кий в свою невесть откуда взявшуюся старую одежду, и усадила их Яга отвары травяные пить, да историю свою рассказывать. И узнали Яга с Лыбедью, что со смертью Кия дело было нечисто. «Напала на меня целая банда, – вещал Кий, полулёжа на лавке. Он ещё не оправился после возвращения, а потому говорил медленно, через силу, постоянно прерывая свой рассказ, чтобы перевести дух и вспомнить пережитое. – Разбойники с лицами страшными, коих вовек я не забуду. А самое ужасное, что по разговорам их я понял – мои собственные братья, моя кровь и опора, они подослали моих убийц». После этого откровения Яга, единственная, кто пребывал в приподнятом настроении, предложила брату и сестре переночевать.

«На ночь глядя я вас всё равно не отпущу. А уж с утра идите на все четыре стороны», – добавила она. Лыбедь с Кием только рады были. В лесу ночью особенно страшно, а уж когда защитить себя нечем – тем более. Одна проблема – не спалось им в ту ночь ни в какую. Легли они, дождались, пока Яга не захрапит, и шёпотом принялись обсуждать своё возвращение. По виденью Кия всё было очень просто: решил он, что не будет братьев убивать, но изгонит непременно. «Их двое, а ты один», – робко заметила Лыбедь.

«Нас тоже двое, – возразил Кий. – И ты сильна, как ни одна из женщин, что я встречал в своей жизни. Вдвоём мы их легко одолеем».

Но уверенность Кия не добавила Лыбеди душевного спокойствия, и разработала она план коварный, чтобы наверняка от братцев избавиться. Предложила Лыбедь выкрасть у Бабы-яги шапку-невидимку и меч в придачу, да уйти с этим добром затемно, пока та не проснулась.

Поначалу не понравился Кию план, воспротивился он, напомнил Лыбеди, что только благодаря Яге он жив, но и Лыбеди было, что на это ответить:

«Киюшка мой, так мы только попользоваться возьмём, а потом всё вернём. Не забывай, эти вещи были когда-то моими».

В конечном счёте уговорила она брата на подлость. Вдвоём они аккуратно стащили с печи обе вещицы – Лыбедь взяла себе шапку, а меч достался Кию – и пошли они быстрым шагом через лес, Кий первый, а Лыбедь вслед за ним.

Уже к рассвету добрались они до града своего спящего. Тихонько пройдя по улицам, взобрались на холм и в терем свой царский пролезли, где разбудил Кий братьев-предателей и предложил им честный поединок устроить.

«Кто выиграет, тот и останется в замке, а остальные пусть выметаются и новое место себе ищут», – так он и сказал, сурово сдвинув брови.

Братья испугалися. Знали они, что в честном поединке им не выиграть, поэтому напали на Кия вдвоём, злясь про себя, что разбойникам на слово поверили и не проследили, чтобы те честно свою работу выполнили.

Началась битва нечестная, двое на одного. Но не знали братья, что и Лыбедь тут как тут была, одетая в шапку-невидимку. По-своему помогала она Кию, исподтишка давая Щеку и Хориву тумаков знатных: то толкнёт, то подножку подставит, то предметы в комнате передвинет, так, чтобы те их пути мешали.

Добились Кий и Лыбедь желаемого: вымотали они вдвоём братьев смертельно, так, что о пощаде те взмолились слёзно.

«Сей же час мы уйдём, только отпусти нас, Кий, перестань лупить мечом этим плашмя, уже все бока отбиты, спины не разгибаются, ноги едва шевелятся».

Сжалился Кий над братьями, решил, что достаточно с ним, но тут неприятность одна обнаружилась: меч тот не простой, а волшебный был, и остановить его было не так-то просто. Вскричал Кий братьям: «Бегите! Не я мечом управляю, а он мной!» И побежали братья, а меч за ними кинулся, из комнаты в комнату, оттуда на улицу, на гребень холма покатый. Оступился Хорив, вниз кубарем покатился, и Щек за ним. А Кий бежит, меч его тоже вниз тянет, и не отпустить рукоять никак, рука словно прилипла. Лыбедь тоже из замка выбежала, за Кия схватилась, но не удержать ей прыть меча заколдованного, ещё чуть-чуть, и они бы тоже вниз полетели.

Тут свист раздался на весь свет такой, что уши заложило у всех, кто ближе чем за версту от холма находился. Подняли Лыбедь и Кий головы, а над ними старуха в ступе парит, метлой угрожающе размахивает.

«А ну, вернись, что мне принадлежит!» – приказала она, и вмиг меч из руки Кия выпрыгнул, в ступу Яги запрыгнул. Шапка тоже с головки девичьей слетела, на седину Яги приземлилась. Цыкнула старуха, сверкнула зубом золотым, противно захихикала.

«Ух, до чего противные вы, люди-человеки! Ворюги проклятые, никакого доверия вам быть не может! Больше ни одному из вашего племени помогать я не стану, и не попадайтесь мне на глаза никогда, а не то съем!» – напоследок щёлкнула она зубами громко, а потом улетела на своей ступе, помелом размахивая во все стороны, и никто её никогда с тех пор не видел.

Устыдились Кий и Лыбедь, поняли, что поступили недостойно, спустились вниз, чтобы братьев проверить, а тех и след простыл. Только много позже они узнали, что Щек и Хорив в соседние земли бежали, а по дороге так сильно рассорились, что никогда больше друг с другом не разговаривали.

Сами Кий с Лыбедью поженились и стали править вместе, но град переименовывать не стали, и так закрепилось за ним сестрино имя. Постепенно владения их расширялись, и вместо одного града появилось целое Лыбедское царство.

А Щек и Хорив тоже времени зря не теряли, каждый из них собственное государство создал, где и воцарился на престоле. Так были образованы Щекское и Хоривское царства, которые испокон веков воевали между собой по любому поводу. Лыбедское же царство держалось в стороне от этих конфликтов, его с тех пор будто бы не замечали, благодаря чему, в отличие от соседей, оно быстро развивалось и процветало.

А Бабу-ягу с тех пор, как и прежде, видели нечасто, и ужасно боялись – гораздо сильнее, чем других жителей леса. Она, говорят, только увидит человека в окрестностях своих владений, так сразу начинает выть, и улюкать, и гонится за этим несчастным, помелом помахивая и широко раззевая зубастый рот, и неизвестно, что сталось с теми, кто не смог убежать от неё, а поговаривают, что лучше этого и не знать, особливо маленьким девочкам! Но тебе, Немила, я могу и рассказать, коль ты такая смелая, что одна не боишься везде гулять.

– Не надо, батюшка, я всё поняла, – сонным голосом проговорила Немила. – А ты свозишь меня в Лыбедь-град, посмотреть на холмы и на терем белокаменный своими глазами?

– Обязательно свожу, – пообещал тот. – Но только когда подрастёшь немного.

Немила промычала в ответ что-то невразумительное и уснула. За окном всю ночь продолжала свистеть вьюга, и снилось девочке, что царица Лыбедь – это она сама, что лежит она на своей большой мягкой кровати в белом тереме на холме, и что летает по ночному небу над теремом сама Баба-яга, предупреждая людишек-человечишек, чтобы не смели высовываться из своих домов.

Часть 1. Мокша. Глава 1

Час был ранний, поэтому двор, по которому в дневное время бегали куры, гуси и свиньи, пока ещё пустовал. Немила собиралась выпустить всех чуть позже, а пока радовалась последним денькам, когда можно просто открыть ставни и увидеть не грязно-бежевую, непрозрачную плёнку бычьего пузыря, а деревенские постройки, уходящие вдаль поля и тёмные силуэты деревьев, принадлежащие нескончаемому лесу, который начинается прямо отсюда, по левую руку от окошка, и простирается настолько далеко на восток, что никто не знает точно, где тот кончается и кончается ли вообще.

Здесь, на востоке, зима наступает раньше, чем в славном Лыбедь-граде, хотя тот располагается севернее. Батюшка говорит, причина тому – близость к морю, благодаря которой смена времён года происходит плавно, неторопливо, поэтому и холод, и тепло приходят туда с небольшим опозданием, даже не идут – крадутся, что едва заметишь их шажки.

Немиле сложно представить, как это, когда холод приходит незаметно, ведь она за свою недолгую жизнь привыкла, что как только недолгий сбор урожая подходит к концу, так сразу же погода начинает портиться, словно подгоняя запаздывающих непутёвых крестьян, мол, поторапливайтесь, зима идёт!

Ветер, врывающийся в раскрытое окно, шептал о том же, каждым дуновением пуская по телу волны мурашек: «Зима идёт! Дорогу зиме!»

И всё же осень пока не собиралась сдавать свою власть, а потому вместо снега за окном накрапывал слабый дождик, который потихоньку, по одному листочку незаметно обрывал богатые одеяния красавцев-деревьев.

Но не поэтому лицо Немилы, выглядывающее этим утром из окошка, было полно? какой-то мрачной мечтательности. Вовсе не о природе были её мысли, а о людях, точнее, об одном конкретном человеке, встреча с которым была для неё столь же невозможна, как попытка оседлать ветер.

«Лицо узкое, с маленьким длинным подбородком, кожа смугловатая, цветом как очищенное зёрнышко пшеницы, щёки всегда розоватые. Волосы, и брови, и ресницы тёмные, почти чёрные, глаза большие, круглые, смотрят на мир немного свысока – им позволительно, – далее нос, тонкий, кончик чуть изогнут книзу, ноздри всегда выглядят по-горделивому раздутыми, верхняя губа изогнута в форме дуги лука, нижняя полновата. Семейные черты за версту видны, поэтому пропавшего наследника престола сложно спутать с кем-либо иным».

Посмотреть бы на тот светлый лик хотя бы ещё один разочек! Но увы, приближённые царя увезли портрет в тот же час, как все деревенские насмотрелись на изображение царевича, а батюшка, как староста деревни, записал себе соответствующее словесное описание лица и тела. Как же там было?