– Но почему вы решили искать здесь мышей?
– Так – дай, думаю, взгляну.
– А для чего вы залезли на кресло?
– Хотел оглядеть комнату, так сказать, с высоты птичьего полета.
– И часто вы ловите мышей в чужих спальнях?
– Я бы не сказал, что часто. Так, знаете ли, под настроение.
– Понятно. Ну, что ж…
Когда вам говорят таким тоном: «Ну, что ж», обычно это означает, что вы злоупотребляете гостеприимством, пора бы и честь знать. Видно было, что, по ее мнению, Вустерам больше нечего делать в спальных апартаментах ее сына, и, мысленно признав, что в чем-то она права, я поднялся, стряхнул пыль с коленей и, сказав несколько любезных фраз в том смысле, что, я надеюсь, работа над ее новым морозпокожным романом продвигается успешно, избавил ее от моего присутствия. Дойдя до двери, я оглянулся и, поймав ее взгляд, понял, что состояние «немого оцепенения», пожалуй, еще больше усугубилось. Ясно было, что мое поведение кажется ей странным, и не могу не признать, что таковым оно и было на самом деле. Всякий, кто свяжется с Робертой Уикем, неизбежно начинает совершать странные поступки.
В данный момент мне больше всего хотелось поговорить по душам с этой famme fatale[8 - Роковая женщина (фр.).], и после непродолжительных поисков я обнаружил ее на лужайке в моем шезлонге с книжкой мамаши Артроуз в руках – с той самой, которую я читал, когда она заварила всю эту кашу. Бобби встретила меня лучезарной улыбкой.
– Что, уже? – сказала она. – Нашел?
Страшным усилием воли я обуздал эмоции и заставил себя отвечать сурово, но в рамках приличий.
– Нет, – сказал я. – Не нашел.
– Видно, плохо искал.
И снова я вынужден был сделать паузу и напомнить себе, что английский джентльмен не может треснуть по шее сидящую рыжеволосую фурию, как бы сильно она на это ни напрашивалась.
– Я просто не успел. Помешала одна полоумная, она подкралась сзади и спросила, как дела.
– Я просто поинтересовалась. – Она хихикнула. – Ну и загремел же ты! «Как упал ты с неба, денница, сын зари», – сказала я себе. Какой ты нервный, Берти. Пора научиться владеть собой. Попробуй попринимать какое-нибудь успокоительное. Я уверена, сэр Родерик может тебе прописать, если ты к нему обратишься. Ну, что теперь?
– Что значит «что теперь»?
– Что ты собираешься предпринять?
– Вытряхну тебя из шезлонга, сяду в него сам, возьму книгу, первые главы которой показались мне увлекательными, продолжу чтение и постараюсь забыть весь этот бред.
– Ты хочешь сказать, что не собираешься сделать еще один заход?
– Нет. Бертрам выбывает из игры. Можешь считать это моим официальным заявлением для прессы.
– А как же коровий сливочник? Представь себе печаль и муки дяди Тома, когда он узнает о постигшей его утрате.
– Чихать я хотел на дядю Тома.
– Берти! Я тебя не узнаю!
– Ты бы и маму родную не узнала, если бы тебе пришлось, как мне, стоять на карачках в спальне Уилберта, с креслом, обмотанным вокруг шеи, а туда вошла мамаша Артроуз.
– Да что ты!
– Собственной персоной.
– И что ты ей сказал?
– Сказал, что ищу мышь.
– Неужели не мог придумать что-нибудь получше?
– Нет.
– Ну и чем все кончилось?
– Я слинял, а она осталась в полной уверенности, что у меня не все дома. Вот почему, Бобби, когда ты заводишь речь о том, чтобы сделать еще один заход, я могу лишь горько рассмеяться в ответ, – сказал я и горько рассмеялся. – Ни за что не пойду больше в эту чертову комнату! Даже за миллион фунтов стерлингов наличными в мелких купюрах.
На лице у нее появилась презрительная гримаса. Ну, вы знаете, как дамочки поджимают и одновременно вытягивают губы. Все это должно было означать, что она разочаровалась в Бертраме, хотя прежде ожидала от него гораздо большего. Потом она выразила это словами:
– И это говорит бесстрашный Вустер?
– Он самый.
– Слушай, ты человек или мышь?
– Умоляю, не произноси при мне слово «мышь».
– Но я уверена, что стоит попробовать еще раз. За битого двух небитых дают. И я тебе помогу.
– Ха!
– По-моему, я это уже где-то слышала.
– И еще не раз услышишь – не сомневайся.
– Ну, будь умником, Берти. Если мы будем действовать сообща, все пройдет как надо. Вряд ли мамаша Артроуз снова нагрянет в комнату. Молния не ударяет в одно дерево дважды.
– Кто это тебе сказал?
– А если она все-таки придет… Знаешь, как мы поступим? Ты войдешь в комнату и начнешь искать, а я буду стоять за дверью.
– Велика помощь, нечего сказать!
– Ты меня не понял: если она снова появится, я начну петь.
– Всегда рад послушать, как ты поешь, но какой от этого прок?
– Ох, Берти, ты и вправду непроходимый болван! Неужели до тебя не доходит? Когда ты услышишь, что я запела, ты будешь знать, что надвигается опасность, и у тебя будет куча времени смыться через окно.
– Ага, и сломать себе шею.