– Мне очень не хочется, сэр, чтобы с вами случилось что-то нехорошее, ведь вы близкий друг его светлости. Но вы проявляете такое упорство…
– Да разве может случиться что-то дурное в таком замечательном месте, как Чаффнел-Риджис?
– Напрасно вы так в этом уверены, сэр. Чаффнел-Риджис уже не тот, что прежде. Мог ли я когда-нибудь думать, что загримированные под негров музыкантишки будут петь свои дурацкие песни и смешить публику чуть не под самыми окнами полицейского участка.
– Вы относитесь к ним с недоверием?
– Начали пропадать куры, – мрачно продолжал сержант. – Несколько птиц исчезло. И я кое-кого подозреваю, да-с. Что ж, констебль, идемте. Если нашим расследованиям оказывают противодействие, нам здесь делать нечего. Доброй ночи, сэр.
– Доброй ночи.
Я закрыл дверь и в три прыжка наверх, в спальню. Полина сидела на кровати и сгорала от любопытства.
– Кто это был?
– Местная полиция.
– Зачем?
– Судя по всему, они видели, как ты влезала в окно.
– Ах, Берти, у тебя из-за меня сплошные неприятности.
– Ну что ты, я просто счастлив. Ладно, пора мне сматываться.
– Ты уходишь?
– В сложившихся обстоятельствах я вряд ли сочту возможным ночевать в доме, – чопорно объяснил я. – Потопаю в гараж.
– Неужели внизу нет какой-нибудь кушетки?
– Есть. Еще из Ноева ковчега. Старик сам ее и выгрузил на вершине Арарата. Уж лучше я в автомобиле устроюсь.
– Ой, Берти, ты в самом деле терпишь из-за меня такие неудобства.
Я капельку смягчился. В конце концов, не виновата же бедная девица в том, что случилось. Как заметил нынче вечером Чаффи, главное в жизни – любовь.
– Ладно, старушенция, не огорчайся. Если надо помочь двум любящим сердцам, мы, Вустеры, готовы мириться с любыми неудобствами. А ты укладывайся на бочок и баиньки. За меня не беспокойся.
Я изобразил лучезарную улыбочку и поскорей из спальни, потом неслышно вниз, отворил парадную дверь в сад, где вовсю благоухала ночь, однако не отошел я и десяти шагов от дома, как на плечо мне опустилась тяжелая рука. Я вздрогнул – больно же, черт, ну и испугался, конечно, а какая-то тень рявкнула:
– Попался!
– Пустите! – крикнул я.
Тень оказалась констеблем Добсоном из полицейского участка Чаффнел-Риджиса. Он кинулся извиняться:
– Ой, сэр, простите, пожалуйста, сэр. А я думал, это грабитель.
Я заставил себя благодушно хихикнуть – ну прямо молодой сквайр, ободряющий сконфуженную челядь.
– Ладно, констебль, бывает. А я вышел прогуляться.
– Ага, сэр, понимаю. Свежим воздухом подышать?
– В самую точку, констебль. Как вы удивительно тонко подметили, именно подышать свежим воздухом. В доме духотища.
– Это точно, сэр.
– И теснотища.
– И не говорите, сэр. Ну что же, сэр, доброй ночи.
– Доброй ночи, констебль. Тра-ля-ля-ля!
Пережив этот легкий шок, я пошел своей дорогой. Дверь гаража у меня оставалась открытой, и сейчас я ощупью пробрался к своему автомобилю, радуясь, что наконец-то я снова один. Возможно, в другом настроении я счел бы констебля Добсона приятным и интересным собеседником, но мне нынче вечером было приятнее его отсутствие. Я влез в свой двухместный «Уиджен», откинулся на спинку – ну вот, сейчас-то я наконец засну.
Не знаю, удалось ли бы мне проспать ночь сладким, безмятежным сном, если бы мне больше никто не мешал, это вопрос спорный. Что касается двухместных автомобилей, я всегда считал свой достаточно комфортабельным, но ведь мне ни разу не приходилось в нем ночевать, и вы не поверите, какое множество разнообразных выпуклостей вдруг вылезает из его обивки, как только вы попытаетесь превратить его сиденье в ложе.
Однако меня лишили возможности провести объективную проверку, так уж случилось. Я пересчитал всего каких-нибудь полтора стада овец, как в лицо мне ударил свет фонаря и чей-то голос приказал выйти из автомобиля.
Я сел.
– А, сержант! – сказал я.
Еще одна неловкая встреча. Обе стороны в замешательстве.
– Это вы, сэр?
– Я.
– Простите, сэр, что потревожил вас.
– Ничего.
– Вот уж никак не думал, сэр, что это вы, сэр.
– Решил вздремнуть в своем авто, сержант.
– Понимаю, сэр.
– Ночь такая теплая.
– Это да, сэр.
Говорил сержант почтительно, однако я не мог отделаться от подозрения, что он слегка насторожился. Что-то в его манере навело меня на мысль, что он считает Бертрама малым с причудами.
– В доме душно.