– То есть закусывая с вами?
– Ах, сами знаете! Очень трудно такое пережить.
– Ну что вы! Эти две недели я ужасно счастлив.
– Счастливы?
– Я в своей стихии. Мои предки – парикмахеры, и в атмосфере лосьонов я просто обретаю мир. Голос крови, ничего не попишешь…
Полли пила вино мелкими, птичьими глотками. Лицо ее было задумчиво.
– Неужели вы во все это верите? – наконец спросила она.
– Конечно. А вы?
– Нет. Она просто напилась.
– Как интересно! Возьмите сандвич.
– Мало того, она сама признается, не выдержит.
– Да?
– Да.
– Почему вы так думаете? Она вам что-то говорила?
– Еще бы! Ее мучает совесть.
– Бедняга, – сказал Тони. – Глупое положение. Как будто уронил спичку в пороховой погреб.
Полли посмотрела на него через столик. Больше всего она любила тех, кто легко проигрывает.
– Да и всем нелегко, – сказала она. – Сэру Герберту, леди Лидии.
– Или Фредди. Бедный старый Фредди! Вот уж кому несладко.
– А Слингсби? Называть своего племянника «ваша милость»!
– Ничего не скажешь, беда. Даже думать о ней не хочется. Давайте лучше подумаем, куда нам сегодня пойти.
– А мы куда-нибудь пойдем?
– Естественно. В такой хороший день вы должны развлечься. Я человек деловой. Если работник развлекся, он будет лучше работать.
– Не надо меня портить, – сказала Полли. – Мне придется зарабатывать и потом, когда вы опять будете графом.
– Дался вам этот граф! Нет, я им не буду. Через сорок лет вы увидите меня здесь в халате и шапочке, с седыми усами. Так и слышу, как все говорят: «Смотрите-ка, настоящий добрый старый цирюльник! Не будем его обижать, сядем к нему».
– Через сорок лет вы будете графом с подагрой, который ворчит, что страна дошла до ручки.
– Вы думаете?
– Я знаю.
Тони покивал.
– Что ж! Если, как сказал мистер Труффит, вы настаиваете, дело ваше. А я вот не думаю. Однако мы отклонились от темы. Куда мы сегодня идем? Точнее, куда мы сегодня едем? У нас ведь машина. На реку? В солнечный Сассекс? Только скажите.
Полли странно посмотрела в сторону.
– Не стоит мне никуда ездить, – тихо сказала она.
– Почему?
– Не знаю…
– Нет, Полли, почему?
Она взглянула ему в глаза, но губы ее дрожали.
– Что ж, слушайте. Когда я была маленькой, меня посылали летом на две недели к бабушке, в Коннектикут. Там был истинный рай. Но однажды я отказалась ехать. Понимаете, мне это слишком нравилось. Я знала, как будет плохо, когда все кончится.
Она снова отвела взгляд. Тони охнул и взял ее за руку.
– Полли, – сказал он. – Вы что, правда? О, господи!
Он выпустил ее руку. Скрипнула дверь, и воздух Мотт-стрит коснулся его затылка, предупреждая о том, что они уже не одни. Тони сердито обернулся. Сперва он подумал, что это Д. К. Мич, но оказалось, что это Слингсби.
Дворецкий был исключительно хорош в сюртуке и котелке, в которых посещал столицу. Он негромко пыхтел, поскольку прекрасная погода соблазнила его пройтись пешком от Арлингтон-стрит.
– Привет! – сказал Тони.
– Добрый день, милорд, – сказал Слингсби, глядя на него с той почтительной нежностью, с какой пастух глядит на потерянную овцу, которую особенно любил. Решение сэра Герберта пожить немного в Лондоне он искренне одобрил. После отъезда Тони ему пришлось много вынести, и он хотел излить душу своему сюзерену.
Увидев, что люди едят, он автоматически вошел в привычную роль – подошел к столу, молча взял бутылку и разлил вино, а потом встал у Тони за стулом.
– Ну-ну, дядя Тед! – сказал Тони. – Уж нам-то служить не надо.
– Я бы предпочел служить, милорд.
– Я не лорд. Я ваш племянник.
– Я бы предпочел рассматривать вас как лорда.
Полли разрешила проблему с женским тактом.
– Мы уже поели, – сказала она, – во всяком случае, я. А вы?