Воители безмолвия

– Большинство этого не заслуживает. Остальные люди извне, шахтеры, страдают неизлечимой болезнью: опталиевой лихорадкой. Многие из моего народа пьют спиртное, которое превращает их души в пустыни. Они перестали уважать богов. И погибают, упав в реку Агрипам! А ведь, мой юный гость, жир и вода ящериц излечивают любую болезнь. Даже зенобу, которую не могут лечить врачи остального мира.

– Как… вы добываете их жир и их… внутреннюю воду? Вы их ловите?

Все тело Качо Марума сотряслось от хохота, он кашлял и колотил себя по ляжкам. Смех его был бесхитростным выражением чистой радости, музыкальным журчанием переполненного водой безмятежного озера.

– Ящерицы? Ловить? Хоть кто-то когда-то изловил богов? И никому это не удастся! Они слишком сильны и хитры… Очень давно, когда Качо Марум был еще ребенком, охотники из внешних миров высадились на Двусезонье целой экспедицией, чтобы украсть и продать их шкуры. И все они утеряли драгоценный дар – жизнь! Ящерицы делятся своими сокровенными тайнами только со своими верными жрецами, има садумба лесной чащобы. Когда они считают свою задачу выполненной и готовы покинуть мир Мехома, они отправляются в место, о котором знают только има садумба. И дарят своим слугам свое тело, пока его не покинула жизнь. Они выбираются на землю, ложатся на спину и позволяют открыть себя, чтобы мы могли собрать их внутреннюю воду и жир. Нечистые торговцы пытались вызнать тайну кладбища ящериц. И все они потеряли жизни! Качо Марума передаст тайну только своему старшему сыну, а тот, в свою очередь, станет има садумба и судьей от медицины. Твои жизненные силы вернулись. Ты ведь больше не чувствуешь боли?

Тиксу поднял руку и согнул ее в плече.

– Я больше ничего не чувствую… Странно… Словно у меня никогда ничего не болело…

– Хорошо! Очень хорошо! Таково могущество медицины богов. И ты никогда не должен забывать, что оно излечило тебя!

– Еще раз: почему?.. Почему я?

– Тебе самому надо найти причину, мой юный гость! Великая Ящерица никогда не ошибается. Если тебе еще раз подарили жизнь, значит, ты должен правильно использовать ее. Можешь подняться?

– Не знаю… Думаю, могу…

Тиксу осторожно встал. Мышцы и суставы больше не болели. Он приободрился и сделал несколько неверных шагов. Его ноги попирали пол хижины, изготовленный не из досок, а из огромных костей, переплетенных между собой и скрепленных высохшими сухожилиями. Он чувствовал, что его защищает мягкий и жаркий панцирь.

– Хорошо! Очень хорошо! – обрадовался Качо Марум. – Ты снова в форме! Ящерицы были очень добры к тебе!

Нос Тиксу уже привык к резкому запаху. Он больше не мешал ему, словно массаж Малиное познакомил его с сутью этого запаха. На простеньких этажерках, прикрепленных к выступам стен, стояли ряды пузырьков различных размеров, в которых настаивалась янтарная, плотная жидкость, которую ему втирала жена садумба.

– Смотри: стены моего дома, пол моего дома, крыша моего дома – все построено из тела ящерицы. – Низкий голос садумбы гремел от гордости. – Таким образом, Малиное, мои дети и я постоянно живем в ее брюхе, и она защищает нас в любое мгновение дня и ночи. В сезон дождей, в сезон засухи. Матрас, на котором ты лежал, сделан из мочевого пузыря ящерицы. Одеяло, согревавшее тебя, сшито из ее шкуры. Что могут нам сделать демоны леса и демоны внешних миров?

Улыбка, одновременно недоверчивая и одобрительная, тронула губы Тиксу. По его жилам пронесся, подобно живому источнику воды, ураган энергии, наполнил ею все его органы, обновив их. Живительные соки, словно расплавленная лава, поднялись вдоль его позвоночника, наполняя теплом и бесконечным могуществом. Жизнь, торопливая и спешащая вновь занять территорию, долго остававшуюся пустырем, овладела всем его существом. Он прикоснулся к смерти и был обязан спасением рефлексам Качо Марума, которого на берег реки привел случай. Случай? Провидение? Какая важность! Впервые с того мгновения, как он открыл глаза в этой странной хижине, он со всей полнотой осознал, что живет и что жизнь была удивительным и уникальным шансом. Даром, если воспользоваться выражением има садумба.

– А теперь надо поесть! Ты увидишь, как прекрасен лес, когда на него смотришь из моего дома!

Радость Качо Марума, похоже, указывала, что он понимает духовное воскрешение Тиксу. Он разогнул длинные ноги, легко выпрямился и вышел. Оранжанин двинулся вслед за ним. Во второй комнате Малиное колдовала над своеобразным котлом цвета слоновой кости, под которым краснели угли. Трое детишек, игравших поблизости, буквально обрушились на Тиксу, крича и толкаясь, чтобы первым коснуться его.

Строгий голос Качо Марума остановил их порыв. Мальчики, старшему из которых было лет двенадцать, чинно уселись в углу, но их горящие глаза не вязались с их покорным видом. Малиное откинула назад свои волосы и с улыбкой повернулась к Тиксу:

– Ты выздоровел! Хорошо! Очень хорошо! Оранжанин улыбнулся в ответ:

– Да, да… спасибо за…

– Никаких спасибо! – перебил его Качо Марум. – Мы с Малиное только выполнили свой священный долг – выразили покорность богам. А за исполнение долга не благодарят!

Комната была такой же, как и та, что он покинул: те же материалы, та же скромность. Единственная разница: вместо матраса пол был усыпан коричневыми подушками – сиденьями? Они окружали квадрат из прозрачного материала. Поток света падал из узкого люка, куда попадали капли дождя и где виднелась веточка с листьями.

Качо Марум распахнул дверь, выходившую на террасу без балюстрады. Лужи воды указывали на неровности почвы. Укусы ветра и дождя напомнили Тиксу, что он, как и его хозяева, был совершенно обнажен. До сих пор эта деталь его не трогала, быть может, потому что у садумба лесной чащобы обнаженное тело было естественным, здоровым и не вызывало никаких посторонних мыслей. Он вздрогнул и скрестил руки на груди, чтобы чуть-чуть согреться.

Хижина Качо Марума стояла на ветви гигантского дерева, высившегося в самом сердце леса. Ветви потоньше окружали ее со всех сторон, образуя зелено-коричневые плетеные стены. От края террасы уходил веревочный мостик и терялся в ветвях другого гигантского дерева метрах в тридцати от первого. Вынырнув из его кроны, он уходил в другом направлении. Стволы деревьев росли прямо из воды, гладь которой тянулась во все стороны. На ней держались хрупкие лодчонки, пироги из шкур и костей ящериц. Неподалеку несколько равнодушных ящериц прочерчивали прямые линии, не обращая внимания на садумба, которые управляли своими лодчонками. Тиксу вышел на террасу и показал на ящериц:

– Они… не нападают?

– Ты плохо понял! – ответил Качо Марум. – Хранители реки нападают лишь на тех, кто больше не заслуживает жизни. Люди моего племени знают, что если они упадут в воду, только ящерицы будут решать, стоит ли возвращать человека на землю и даровать ему жизнь. Лес прекрасен, не так ли?

– Он чудесен! – честно подтвердил Тиксу.

Деревья с прямыми массивными стволами, которые до бесконечности отражались в сером гладком зеркале вод, походили на величественные колонны, удлиненные своим продолжением в отполированном за сотни лет полу, а их зеленые своды, украшенные кружевами мостиков, источали могущественный запах магии. Душа Тиксу растворилась в этом небесном свете и идеальном равновесии, в этой девственной гармонии первых времен. Он поддался колдовству и без раздумий погрузился в волшебную тишину лесной чащобы.

В самых сокровенных уголках его памяти возникло лицо сиракузянки. Оно было невероятно четким и словно высвеченным изнутри. Ни один звук не сорвался с губ девушки, но он понял, что она призывает его. Она говорила напрямую с его душой в обход грубых каналов чувств. Он остро ощутил ее мольбу, ее отчаяние, услышал ее безмолвный вопль, потом другие крики, и вскоре у него возникло чувство, что огромная, ропчущая, орущая толпа, подхваченная током крови, покатилась по артериям, венам, капиллярам и заполнила его тело до самых кончиков конечностей. Он сжался, пытаясь оттолкнуть напор орущего множества, тряхнул головой, прижал ладони к ушам, чтобы прекратить невыносимый шум. Но тщетно: похоже, вся вселенная ополчилась против него, крики превращались в брань, которая ранила и резала, как безжалостные челюсти оголодавших муравьев, которые набрасываются на добычу. Потом раздался низкий голос, который покрыл рев своей монотонной песней:

«Твоя судьба… Исполни свою судьбу… Твоя судьба… Исполни свою судьбу… Твоя судьба… »

Завеса шума растаяла. Вместо оглушительного шума его сразу окружила колдовская мирная атмосфера леса. Тиксу повернулся к Качо Маруму, который с нескрываемым интересом искоса следил за ним.

– Я должен идти, – спокойно и решительно произнес оранжанин. – Я должен уйти немедленно.

– Лес передал тебе свое послание, – кивнул има садумба. – Лухаим, бог леса, поддержит тебя. Внешние миры стоят на краю пропасти. Если ты не исполнишь своей судьбы, вскоре ни один двуногий не будет заслуживать дара жизни!

– Где моя одежда?

– Она ждет тебя. Но перед уходом ты должен поесть и выпить внутренней воды ящерицы, чтобы завершить выздоровление. Ты дважды благословлен, юный гость, ибо после Великой Ящерицы свой голос тебе отдал лес!

– Как… каким образом я смогу однажды отблагодарить тебя? – прошептал Тиксу.

Он внезапно осознал благородство и величие души гостеприимного хозяина. И тут же безоговорочно с благоговением полюбил его.

– Опять? Ты ограничен и глуп, как двухлетний ребенок! – воскликнул Качо Марум. – Но раз ты хочешь меня отблагодарить, я удовлетворю твое желание: исполни то, что ты должен исполнить, и твоя благодарность станет безмерной. Я передам твое спасибо тем, кому должно, моим друзьям ящерицам реки Агрипам.

Не сказав больше ни слова, има садумба вошел в дом, где его встретили веселые голоса детей. Тиксу поспешил за ним. Сиракузянка, его утренняя пассажирка, оказалась на Красной Точке в смертельной опасности. Она была последним шансом, последней надеждой погибающего мира. Времени терять было нельзя. Он изо всех сил надеялся, что не опоздает.

А для этого требовалось, чтобы деремат агентства еще работал. И чтобы ринс, непогрешимый сыщик компании, еще не вышел на его след.

Глава 5

Если видишь работающего на улице человека,

Когда Красный Огонь в зените,

Знай, что этот человек не Прудж, а годаппи.

Когда блестит Красный Огонь, прудж спит.

    Поговорка пруджей

Старик тщетно пытался заснуть, спрятавшись в тени красной ивии. Маленький фонтан, наполовину скрытый нежной зеленью с красными прожилками кустарника, выбрасывал в раскаленный воздух сверкающие струи воды, которые опадали мириадами эфемерных бриллиантов на лиловую траву газона.

В раскаленном добела небе три дневных светила Красной Точки поливали своими жаркими лучами город, превратив его в пекло. Из-за различия в цвете их называли «Тремя Огнями»: Зеленый Огонь, самое крупное солнце, восходившее первым и заходившее последним, окрашивало зори и полумрак в холодный бледноватый цвет. Оранжевый Огонь, самый крохотный сжавшийся шарик цвета охры, восходил вторым, облизывая небесный свод яркими огненными языками. Красный Огонь появлялся на небе в середине дня. Его позднее появление сразу вело к резкому повышению температуры. Он красил все низенькие домишки пригородов, шипастые кустарники и пыльные улицы одним и тем же ржавым цветом. Имена солнцам дали в незапамятные времена.

Иногда горячее дыхание едва заметного бриза касалось мокрой от пота кожи старика. Безмолвие окружало высокие стены Матаны, древнего города пруджей с его круглыми площадями и высокими домами запретного города. В этот час все буквально замирало. На крышах террас изредка появлялись силуэты людей, а редкие личные аэрокары напоминали туманный сон, золотистые пятна, растворяющиеся в потоках жаркого воздуха. Глухой рокот, через который прорывались пронзительные крики базарных торговцев или бродячих продавцов, затихал. Оставался лишь отдаленный рев гигантских теллурических станций, требовавших безостановочной работы печей. Издали они походили на огромные улья, вокруг которых кружили рои синих пчел.

Хохлатый павлин враскачку пересек лиловую лужайку. Через щелки прищуренных глаз старик убедился, что его маленький компаньон по ссылке прекрасно свыкся с местными условиями: яркие и чистые цвета, а также золотистые круги, которые усыпали его крылья и блестящую шею, свидетельствовали о добром здравии.