Юнга на корабле корсара. В стране чудес

Громкий выстрел разнесся эхом по лесу и покатился под сводами листьев. Чудовище, не окончив предпринятого прыжка, тяжело упало на то место, с которого готовилось сделать прыжок.

Два или три конвульсивных движения взволновали тело чудовища, которое скоро сделалось неподвижным. Он околел. Пуля сделала свое дело. Она вошла в грудь, поразив сердце.

Охотник приблизился к этому великолепному трупу и тронул его ногой. Тогда, видя, что зверь больше не двигается, а из его пасти течет струя крови, он повернулся к дереву.

– Слушайте, дети, – сказал он им, – вы теперь можете спуститься, так как «пожиратель людей» никого уже больше не будет есть.

Он сказал это чистым и молодым голосом, исполненным доброты.

Вильгельм и Анна почувствовали тотчас симпатию к этому человеку за его слова, тем более, что он говорил по-французски.

И зачем им было бояться его? Разве он не был их спасителем? Разве он не уберег их от ужасной опасности?

Они повиновались приглашению и тотчас поспешили слезть.

Прижавшись друг к другу, они стали рассматривать нового знакомого своими большими глазами, но не говорили ни слова.

Охотник громко расхохотался, глядя на все еще испуганных детей.

– А! – воскликнул он. – Что вы на меня так пристально смотрите? Разве вы не видите, что тигр мертв и что уже нет никакой опасности?

Анна первой пришла в себя, и к ней вернулось все ее хладнокровие.

– Вы очень добры, сударь, – сказала она, – что убили тигра, но почему вы говорите по-французски? Значит, вы не англичанин?..

– Так же, как и вы, дети, – ответил иностранец с волнением, – и я вижу, что вы именно те, кого я ищу, а именно – дети доктора Тернана.

– Папа умер, – грустно сказала Анна, – осталась только мама.

На глаза незнакомцу навернулись слезы, отчего он стал еще симпатичнее детям. Он провел рукой по ресницам и сказал:

– Отведите меня к вашей матери. Я друг вашего отца.

Однако шум выстрела услышали в обоих домах. И люди спешили к месту происшествия. Издали слышались голоса:

– Анна! Виль! Где вы?

Среди этих голосов особенно был слышен женский голос.

– Вот и мама, – сказал маленький Виль. Слыша отчаянные вопли испуганной матери, мальчик ответил: – Мы здесь, милая мама! Иди сюда!

Вдова Тернан появилась запыхавшаяся, бросилась, как разъяренная львица, к двум неосторожным детям и страстно заключила их в свои объятия, не обращая внимания на присутствие незнакомца, который стоял, опершись на свое ружье.

В это время Патрик О’Донован, его старшие сыновья и слуги прибежали на луг и остановились, пораженные от удивления перед исполинским трупом тигра.

– Дети, мои милые малютки! – плакала вдова Тернан, у которой не хватало сил бранить детей.

Патрик приблизился к незнакомцу и протянул ему руку.

– Я угадываю, – сказал он ему по-английски, – что вы убили животное и спасли обоих детей. Очень благодарю вас за это.

– Да, – воскликнул Вильгельм, выскользнув из объятий матери, – да, этот джентльмен пришел именно в то время, когда мы карабкались на дерево, и убил тигра!

– И, – добавила Анна, совершенно оправившаяся от своего смущения, – без него Виля бы съели.

Тогда вдова Тернан, узнав о том, что произошло, подошла к молодому человеку и горячо поблагодарила его со слезами на глазах.

– Я не знаю, кто вы такой, сударь, но знаю только то, что я вам обязана жизнью моих детей.

Незнакомец поклонился и поцеловал руку вдовы.

– Сударыня, – сказал он, – я маркиз Жак де Клавалльян; я привез вам последнее воспоминание о добром французе, который был вашим мужем.

– Воспоминание о моем муже? – воскликнула бедная женщина в сильном волнении и радушно попросила путешественника войти к ней в дом.

Между тем индийские слуги устроили носилки для исполинского тигра, которого они хотели отнести в дом вдовы.

Вдова Тернан приказала своему слуге приготовить стол, она хотела собрать за ним гостей: охотника, который спас Анну и Вильгельма, и всех членов семьи О’Донована, своих друзей.

Так у бедных ссыльных состоялся праздник.

Уже пять лет, как вдова не видела своих соотечественников. Пять лет, как ее ухо не слышало милого национального говора, ее родного языка, языка Франции.

Стали расспрашивать гостя; хотели знать, как он узнал местопребывание пленных с «Бретани», и как он их нашел.

– Конечно, – объяснил молодой человек, – это было не очень легко. Война, продолжавшаяся между обеими нациями, делала любую попытку тщетной; но с тех пор как был заключен мир между Сент-Джеймским кабинетом и правительством первого консула, я смог снова начать свои розыски, которые были так близки моему сердцу.

Он рассказал, как он, сын эмигранта, в пятнадцать лет прошел по всем морям от Иль-де-Франса до Антильских островов, ловя всякий удобный случай, чтобы сразиться с вековой соперницей Франции; как в двадцать четыре года он встретил Сюркуфа, бывшего только на четыре года старше его; как был взят в плен после жестокой битвы при Коломбо, когда бедный юноша был оставлен, как мертвый. Он остался пленником англичан, которые из уважения к его храбрости не расстреляли его, не повесили по законам, применяемым к корсарам, а посадили его в тюрьму.

Таким образом он познакомился с доктором Шарлем Тернаном, который за ним ухаживал с самой неутомимой преданностью, и тогда он поклялся вернуть ему долг признательности, как и Сюркуфу, своему начальнику и другу.

– Сударыня, – сказал он, заканчивая свою речь, – мне пришлось отложить уплату этого долга до заключения мира, так как не в моей власти было исполнить эту обязанность раньше, а между тем она была так дорога моему сердцу. Доктор Тернан умер у меня на руках, и его самым большим горем, могу вас в этом уверить, была мысль о вашей скорби и участи, на которую вас обрекли плен и горе после потери мужа. Я его уверил, обещая, что как только буду свободен, отвезу вам и вашим милым детям дар моей признательности и признательности Сюркуфа. Богу было угодно удостоить меня этой милости. Позвольте же мне расплатиться с моим долгом.

Говоря это, маркиз Жак де Клавалльян достал из-за пояса туго набитый кожаный бумажник. Он вынул оттуда бумажный конверт, а из него четыре векселя по четыреста фунтов стерлингов каждый на один английский банкирский дом в Мадрасе.

Несколько минут все были в сильном смущении. Эти сорок тысяч франков, упавшие как будто с неба, составляли целое богатство для ссыльных.

Вдова Тернан не могла сдержать слез, а дети, глядя на нее, тоже плакали, так что Жак де Клавалльян, более смущенный, чем хотел казаться, попробовал повернуть разговор в другую сторону, радостно воскликнув:

– Если мое присутствие вызывает слезы, то мне остается уехать как можно скорее, а именно – сегодня вечером.

Эта шутливая угроза всех развеселила.

Стали говорить о разных других вещах. Заставили храброго молодого человека рассказать о его подвигах. Он с удовольствием исполнил это желание и удивил своих слушателей рассказами о баснословных подвигах корсаров.

Вильгельм слушал его с открытым ртом и блестящими глазами.

Его маленькое тело дрожало. Блестящие глаза были полны удивления. Иногда с его уст срывались восклицания удивления, это говорило о том, что мальчик живо интересовался рассказом. Патриотизм корсара вызывал у мальчика слезы на глазах. Никогда еще рассказчик не пользовался таким искренним успехом.