Однажды в Челябинске. Книга первая

– Слушай, никто тебя не закроет. Ты же говоришь с человеком, который решает подобные вопросы. Пешки из администрации не смогут такое провернуть. У них понтов больно много.

– Но там какая-то большая компания. Инвестор, – заскулил Тигран.

– Старая песня о главном! Ты под моей защитой, понял? Только не спались. Мы с тобой еще многих коррупционеров поймаем. А теперь возвращайся.

– Передать от вас привет?

– Ты совсем сдурел, идиот?!

Тигран с испугу чуть не утопил телефон в ржавом толчке. Спустив воду для вида, хозяин металлобазы вернулся в обеденный зал кафе. Однозначно, у Тиграна сегодня передозировка общения с коррупционерами различных мастей.

Удовлетворенный согласием Тиграна Валерий Бережной вышел из замшелого бистро. Нашел же кавказец место для встречи, хотя в ресторан, куда обычно ездит обедать чиновник, Тиграна точно не пустят.

В кармане пальто завибрировал телефон. На экране высветилось: «Артур Хамелеон».

– Приветствую вас, Артур Тимурович! Ну, что вы мне скажете?

– Я согласен, – буркнул в трубку Артур.

– Уточните, на что именно? – Валерий усаживался в свой «Мерседес».

– Я готов платить вам больше, чем Олег, – сухо объявил Артур.

– Замечательно.

– Еще бы вас это не радовало.

– Есть одна важная деталь: придется платить не больше, а вдвое больше.

– С какой стати?

– Понимаете, Артур, ваш шеф – очень могущественный человек. Чтобы его скинуть, мне понадобятся серьезные ресурсы и серьезные доводы, чтобы эти ресурсы использовать. Я прошу об услуге определенных людей в органах, которые готовы содействовать – естественно, не за бесплатно.

– Постоянно у вас находятся причины завысить цену.

– Артур, если предложенные условия неподъемны для вас, то все останется как прежде. Мы все будем сотрудничать с Олегом, а вы продолжите перед ним пресмыкаться и не вылезать из своего борделя. Если вас это устраивает и платы не будет, то разговор окончен.

– А может…

– Предлагайте своих сифозных телок каким-нибудь прыщавым школотронам! Сделка отменяется, – отрезал Бережной.

– Подождите. Будут вам деньги.

– Вот и чудно. Давайте отныне и впредь так не поступать друг с другом. Мы же деловые люди.

– И куда вам столько бабла?

– Деньги здесь не главное, друг мой. В наше время истинную ценность обретают связи и информация. Цены нет тем, кто может сопоставлять определенную информацию с теми или иными событиями в городе, а также грамотно применять ее в решении проблем. Полезный навык. Но я позволил себе его осметить. Я рад, что мы договорились. Подготовка потребует некоторого времени. Поверьте, вашему шефу осталось недолго… Простите, Артур, мне звонят, – Бережной вырулил на заправку. – Да, господин мэр… Да, конечно, скоро буду у вас… Прошу прощения, – Бережной прикрыл микрофон телефона и сказал заправщику с бейджем «Алексей». – Голубчик, мне до полного.

История двадцать четвертая. «Преступление и наказание»

Ночь – чарующее и таинственное время суток.

Если вас мучает навязчивая мысль или утром планируется важное событие, знайте – вы не будете нормально спать (если, конечно, вы не бесчувственный сухарь). Либо сделается так, как со мной – что-то просто разбудит вас посреди ночи. Просто так.

Я подскочил на кровати. Резко отдало болью в правом подреберье, но уже не так сильно, как вечером – явно хороший знак. В номере темно и прохладно; ненавязчиво гудит вентиляция, сквозь оконные щели проникает холодный воздух вперемешку с запахом курева. Степанчук храпит уже не так оглушительно, как прежде, когда я пролистывал дневник. Вот, кстати, и он – валяется открытый на моих коленках. Несколько листочков слегка помялись.

Я решил освободиться от одеяла – по ощущениям получилось мгновенное перемещение из Африки на Северный полюс. По дороге в сортир захотелось проверить, как там поживают мои подопечные. На дворе то самое время, когда все гарантированно спят – именно так и рассуждает человек, который не работает в ночную смену и не посещает всякого рода ночные клубы, бары, бани.

Сделав все дела в клозете, на двери которого не защелкивается засов, я побрел в соседнее крыло с надеждой в скором времени возвратиться под одеялко. Жаль, что к тому времени постель остынет. Как и ожидалось, всюду тихо и безлюдно; в коридоре горит несколько приглушенный свет, как и в центральном холле, а линолеум все так же издает щелкающие звуки под ногами. Дверь на лестницу, как и оговаривалось, заперта – я подергал ручку на всякий случай.

Заглядывать в широкие замочные скважины номеров я начал с конца коридора. В незанавешенных комнатах прекрасно просматриваются спальные места и постояльцы: «Спите, – я глядел на укутанных в одеяла либо, наоборот, раскрывшихся, распластавшихся на панцирных койках пацанов, – храпите, смотрите сны, пускайте слюни. А ведь кто-то, друзья мои, мнит вас мечтой всей своей жизни».

Я мысленно ставил галочки напротив фамилий игроков в командном списке. Все дрыхнут без задних ног, что не может не радовать. Однако, чем ближе я подходил к комнате постоянных возмутителей спокойствия в лице Митяева, Брадобреева, Кошкарского и Абдуллина, наметились некоторые расхождения. К примеру, в одном из номеров свободна кровать – на ней должен спать, кажется, Зеленцов. А внутри замка следующей двери и вовсе торчит ключ, поэтому заглянуть внутрь нереально. Подобные препятствия плодят скверные мысли.

Не успел я склониться перед очередным номером, как вставленный в предыдущую дверь ключ зашумел в замке. Я замер, глядя в ту сторону. Со скрипом дверь отворилась – из темноты показался Вова Шабашкин, похожий на зомби: неопрятный, помятый и сонный. С его появлением по моему носу будто кулаком ударил резкий запах спиртного. «Начались в деревне танцы», – подумал я, преградив габаритному защитнику путь. Тот, видимо, грозного помощника тренера не признал, ибо улыбнулся и фамильярно похлопал меня по плечу.

– Здорова, братан, – выдал Шабашкин. Язык у него заплетался.

– Доброй ночи, Вова. Скажи мне, что происходит?

– Понимаешь, – покачиваясь на месте, секретничал он, – мы вечерком немного выпили, ну… расслабиться решили чутка… в общем, – Вова отодвинул меня к стеночке, чтобы проследовать в уборную, но внезапно остановился, оперся рукой об угол и повернулся в мою сторону. – Только тихо. Петьке не говори, лады? – попросил он и неуверенно зашаркал дальше, пытаясь развязать шнурки на шортах.

Я опешил от Вовкиного вида (от амбре особенно). Шабашкин тем временем тщетно толкал и бортовал всем своим телом дверь в туалет, будто она была хоккеистом другой команды. Притом та открывалась наружу, а не вовнутрь. Потянуть ручку на себя Вован не догадался – допился парень, что называется. Я наблюдал за ним из холла с открытым ртом. Неужели у меня на руках целых четыре звена таких кадров? Когда до Вовы наконец дошло, что попасть в комнату раздумий ему не суждено, он прислонился к раковине, оттопырил резинку шорт и оголил свое междуножное хозяйство, чтобы помочиться прямиком в умывальник. Невольно я отвернулся от такого срама.

Шабашкин от долгожданного облегчения аж голову запрокинул. Я же пытался сообразить, что предпринять: первой мыслью было побежать и разбудить Степанчука, однако данный вариант так себе, ибо крайним сделают меня – мол, не углядел, распустил (дилетант, короче). Дальнейшие рассуждения прервались звуком столкновения мешка с мясом и костями об коричневый кафель. Я обернулся. Черноволосый Вовка валялся на полу. Я кинулся к хоккеюге, натянул на него трусы с шортами, а также проверил, дышит ли он.

– Что ж вы натворили, придурки? – приговаривал я, когда волоком тащил Шабашкина по коридору. Сланцы, зацепившись за дверной порог, слетели, посему оголенные Вовкины пятки подняли на дыбы коврик в номере. Неимоверным усилием всех мышц тела я водрузил тяжелую часть Вовы на койку, напоследок кинув туда же его немытые ноги. Усевшись на край кровати, я легонечко пошлепал его по щекам. Тот вроде сморщился и что-то промычал – значит, жив и здоров, только ужрался в хлам. Надо бы пойти и воду в раковине открыть хоть на полминутки.

Пока возился с Шабашкиным, приметил в номере еще несколько деталей: странный беспорядок, объедки на всех более-менее ровных поверхностях, пустые бутылки от сока и газировки, а также отсутствие на соседней постели Чибрикова.

– Вова, куча ты навозная, где Богдан? – я еще сильнее хлопнул Шабашкина по щеке. Ответа, впрочем, не прозвучало. – Дело пахнет керосином, – пройдя мимо остальных спящих, которых не смущает ни шорох, ни свет из коридора, я отворил дверцы шифоньера, в котором насчитал только три куртки вместо четырех. – Твою ж мать, сбежал, – чертыхнулся я. Хотя еще мельтешил вариант, что Богдан уснул где-нибудь в другом номере. У кого там было общее сборище?

Я направился к номеру Митяева и Ко. С каждым шагом в моей голове плодились версии – одна абсурднее другой, отчего волосы вставали дыбом, а глаза вываливались из орбит, сердце стучало, ушиб под повязкой принялся ныть. Если все произошло именно так, как я предполагал, то это грандиознейшее фиаско Петра Елизарова в истории – миссия, ради которой меня сюда взяли, с треском провалена.

Я встал столбом у заветной двери, слегка приоткрытой:

– Даже не закрыли, – будет полнейший атас, если внутри ни души.

Я осторожно просунул голову внутрь – все четыре кровати заняты крупными фигурами, укрытыми одеялами с головой и странно поджавшими ноги. Я выдохнул, однако пьяный Шабашкин все равно не давал покоя – не мог же он нажраться в одиночку? Чую, утром грядет серьезный разговор и виновные получат по шапке. Как же спать после такого? Или это только цветочки?

Здесь явно что-то не так. Если и пресекать источник разложения и неповиновения, то на корню. Я смачно ударил по двери – ни одной складки на одеялах не дрогнуло. В следующие секунды я легкими движениями руки смахнул одеяла со всех кроватей. Прятавшиеся под ними сумки и баулы предстали передо мной во всей красе. Волна эмоций захлестнула меня так, что я стал ругаться матом, сбрасывая вещи на пол, срывая простыни с матрасов, раздавая пенки тумбочкам и избивая подушки.

Провал.

Их нет. Они сбежали. Ярости моей просто не было предела.

Усевшись на пол в компании одежды, баулов, клюшек и постельного белья, я попытался обрести духовное равновесие, однако злость и волнение не позволили. Я намеревался изжить со свету беглецов, наказать их по всей строгости. Видимо, прав Степанчук: в последнее время я размяк, пустил ситуацию на самотек. Самое время возвращаться к истокам. Самое время сорваться, как никогда не срывался: без суда и следствия. Ибо такого акта непослушания я еще не видел.