(продолжение разговора)
“Будешь крестным”
Авен: Как изменился Борис за время вашего знакомства, с 1970-х до 2000-х?
денисов: Менялся он очень сильно.
А: Был какой-то фазовый переход или все происходило постепенно?
Д: Нет, был фазовый переход.
А: Когда?
Д: Сразу, когда пошли деньги. А может быть, сразу, когда ЛогоВАЗ организовали. Кстати, Зибарев, замдиректора ВАЗа, меня очень уговаривал не уходить из ЛогоВАЗа. Он говорил: “У Бори уже крыша начинает ехать, он пошел вразнос, его нельзя оставлять на должности директора”. Поэтому он очень просил меня остаться. Но я уже договорился с этим Unisys, куда я пошел работать, это большая американская компьютерная компания. Да, Боря поменялся, и он поменялся ко мне.
А: К тебе?
Д: Много лет до этого мой день начинался с Бориного звонка, он за мной ходил везде. А тут, может быть, он все это вспомнил, и у него возникла какая-то обратная реакция типа мести. Поэтому он стал вести себя совершенно по-другому.
А: То есть практически когда он стал начальником.
Д: Да, совершенно верно. Он почувствовал себя уже не ниже уровнем, а выше и стал это демонстрировать. Потом, уже позже, мы получили долю в акционерном обществе по добыче газа и нефти, оно сначала называлось “Сенега”, потом “Арктикгаз”. Я много лет был представителем в совете директоров от ЛогоВАЗа. И о том, что меня вывели из состава директоров, я узнал постфактум, кто-то мне сказал. Боря мог бы снять трубку, сказать хотя бы: “Миш, мы тебя меняем, по таким-то соображениям”.
Он ввел туда Баранова, который одно время был замглавы администрации Ямало-Ненецкого округа. У меня с ним и сейчас хорошие отношения, а тогда он со мной все время консультировался. Он звонил и говорил: “Мы взяли кредит у “Газпрома” под такой-то процент. Сколько денег мне им нужно платить в конце года?” Такого рода консультации были. Я все в этой компании знал и понимал, но меня Борис вывел из совета даже без объяснений.
Потом еще был показательный эпизод. Я заплатил кому-то – то ли за ЛогоВАЗ, то ли за Борю – 14 тысяч долларов. Это было в середине 1990-х. И я получал с него эти деньги несколько месяцев. Я утром звонил: “Борь, сегодня отдашь?” – “Да, конечно. Я сейчас занят, через три часа перезвони”. Через три часа звоню, он говорит: “Мне надо подъехать туда-то, давай в пять созвонимся”. Это было ежедневно и продолжалось несколько месяцев.
А: Потом отдал?
Д: Потом просто сказал: “Зайди к Игорю, он тебе отдаст”. В этот самый бизнес-клуб. “Я, – говорит, – сейчас позвоню ему”. Там у Игоря лежали какие-то бабки.
А: 14 тысяч – это же в то время уже небольшая для них сумма. Чуть позже у тебя была более сильная история, которая действительно очень интересна, – по поводу 1,5 миллионов, или сколько они тебе остались должны?
Д: Два. Нет, какие два? Три должны.
А: За что? Бизнес был совместный?
Д: Это та самая история с нефтедобывающим предприятием. Там безумно сложная была история: одних американцев в партнеры взяли, потом других американцев. Но в результате все это продали Ходорковскому. У меня там было 2 или 3 процента, и Боря мне обещал еще 3–4 процента. За что эти проценты? За то, что я за копейки поднял долю ЛогоВАЗа с 7 процентов до 35. И в результате мы приблизительно по миллиону долларов за процент продали Ходорковскому эту долю. Боря мне сказал: “Сейчас я тебе дам вот эти проценты, и я тебе обещаю еще. Но для того, чтобы ЛогоВАЗ имел вес в совете директоров, давай они пока у нас будут”. И мы так с ним договорились.
Боря мало интересовался этой компанией, в основном Бадри интересовался, и когда все продали Ходорковскому, Бадри все деньги забрал. Я уже чувствовал, к чему это идет. Я звоню Боре: “Борь, сейчас будет продажа, я бы хотел тебе напомнить о наших договоренностях”. Он говорит: “Да-да, я помню, Миш, все нормально будет”. Я говорю: “По моим сведениям, Бадри собирается забрать все эти проценты”. Он говорит: “Этого никогда не будет”.
А: Уверенным голосом.
Д: Да. Но именно это случилось.
А: После этого ты стал просить эти деньги?
Д: Я к нему ездил, и он никогда не отрицал, что должен. Говорит: “Я тебе все верну, но не сейчас. Я должен с Бадри посоветоваться”. А Бадри меня ненавидел, до сих пор не знаю почему. Может быть, потому, что он был “узким горлышком” доступа к Боре, а когда я пришел, появился второй канал. Все перед Бадри стелились, а я всегда выходил на Борю, игнорируя Бадри. Может быть, это ему и не нравилось… И когда я приехал, он говорит: “Да, я подумаю, как это сделать и сколько денег платить, – может быть, и больше заплатим”. Потому что хорошие деньги получили от продажи. А когда я гораздо позже уже в Лондон прилетел и стал напоминать – а летал к нему тогда раз или два в год, в основном из-за этого, – он мне сказал: “Ты знаешь, я с Бадри посоветовался, и мы решили, что будем отдавать свои российские долги, только когда вернемся в Россию”.
А: То есть – никогда.
Д: Когда я в очередной раз приехал, я говорю: “Борь, ну, когда вы вернетесь в Россию? Ситуация у тебя все хуже и хуже, тобой уже детей пугают”. И он мне стал говорить: “Знаешь, я готовлю военный переворот, эти генералы столько денег запросили за переворот, что сейчас каждый доллар у меня на счету. Я все выскребаю, чтобы это оплатить”. И добавил: “Ты представляешь, какую я тебе секретную информацию открыл?” Я говорю: “Борь, ну, конечно, никому”. Причем я не знал, какие генералы, какой переворот, никаких подробностей. Прилетаю в Москву, а через неделю читаю в газете: Боря дал интервью, что он готовит военный переворот в России.
а. Расскажи о том, как проходили крестины Березовского. Когда это было?
Д: Я точно не помню, в середине 1990-х[53 - В 1994 г.].
А: Мне кажется, что когда человек, будучи стопроцентным евреем, крестится – в этом есть желание чувствовать себя более защищенным, стать частью большей общности, стать таким же, как все.
Д: Да. Он считал, что сыграет видную роль в истории России, и если станет православным, будет лучше понимать русский народ.
А: Как происходило крещение?
Д: Была суббота, я сидел дома. Звонит Боря, говорит: “Какие планы на завтра?” Я говорю: “Борь, завтра воскресенье, никаких особых планов нет”. Он говорит: “Ты крещеный? Приезжай в Тарасовку”. Я приехал в Тарасовку, и он мне говорит: “Пошли”. Привел в церковь и говорит: “Будешь крестным”.
А: Объяснял как-то или нет?
Д: Нет, никак, просто сказал: “Будешь крестным”. Его окрестили, облили водой, он в плавках стоял. И я что-то там сделал, как меня научили. Потом вышли, выпили по рюмке водки, в мою машину за руль сел охранник, и мы поехали до Москвы. Так что не знаю, взял я грех на душу или нет, – не знаю.
А: Многие считают, что взял.
Д: У меня тоже есть такое ощущение.
Юлий Дубов
(продолжение разговора)
Логоваз: маршалы и император
А: Насколько я понимаю, когда возник ЛогоВАЗ, ты был в стороне. Как ты там вообще оказался?
Д: Оказался я там очень смешно. Я сидел спокойно в институте, мне позвонил Мишка Гафт и сказал: “Слушай, ты что делаешь? Давай увидимся, приезжай к нам в ЛогоВАЗ”. Это был 1992 год, весна. Мы с Мишкой друг друга знали, думаю, лет с 12. И он меня попросил помочь ему в разгребании одной ситуации, и я какое-то время там покрутился. А потом мне прислали приглашение на конференцию на Тайвань. У Советского Союза отношений с Тайванем в то время не было.
А: Тебя пустили в 1992 году на Тайвань?
Д: Они сказали, что надо долететь до Токио, а там мне поставят визу на Тайвань. Проблема была только одна – билет на самолет. В институте денег нет, у меня тоже нет. Поймал Борю в ЛогоВАЗе и говорю: “Борь, слушай, вот такая история”. Они там обещали принять меня в международное общество, а я хотел быть членом международного общества, как Жак Паганель[54 - Персонаж романа Жюля Верна ”Дети капитана Гранта” (1868).]. Жак Паганель и я. Он говорит: “Слушай, отлично. Сейчас мы тебе билет купим, и лети. А потом, когда прилетишь, я тебя, может, попрошу кое-что сделать”.
Слетал, вернулся, пришел к Боре. Он говорит: “У меня к тебе просьба. Я хочу, чтобы ты поступил на бухгалтерские курсы. У меня в ЛогоВАЗе есть главный бухгалтер, что-то я им недоволен. Я хочу его уволить, а ты чтобы был главным бухгалтером”. Ну где я и где бухгалтерия? Говорю: “Если ты так хочешь, давай я пойду на курсы, но садиться за парту, учить что-то, потом вышибать какого-то главного бухгалтера и садиться на его место – это, в общем, не совсем мое”. Он говорит: “Ну, потом мы к этому разговору вернемся”. И все, больше мы к разговору о бухгалтерии не возвращались, слава богу.
А: И ты через некоторое время стал, насколько я помню, начальником договорного отдела.
Д: Это я сразу стал. Не начальником договорного отдела, я работал под Мишей Гафтом.
А: Тебе было легко завязать с наукой?
Д: Жутко тяжело, дико тяжело. Мы в это время с Мишей сидели в одной комнате, плотно общались, ему тоже было очень тяжело. Когда приходили люди, он всегда любой разговор начинал с того, что мы не занимаемся торговлей, купи-продай – это не про нас, мы занимаемся мыслительной деятельностью, конструируем схемы, еще что-то в этом роде.
А: Это болезненная тема, но одна из версий, которую я слышал про смерть Гафта, состояла том, что он был безумно расстроен, что не его, а тебя Березовский сделал в конце концов генеральным директором ЛогоВАЗа. Это был такой большой личный удар.