Долго ли?

– Чьи такие похороны? – вдруг раздался вправо от него старушечий оклик.

Он обернулся. Спрашивала салопница, приподнимая край ватошной юбки.

– Сочинительские, – выговорил с невольной усмешкой Лука Иванович.

– То-то! – протянула ворчливо старуха и побрела в сторону.

"Пожива, видно, малая", – подумал Лука Иванович ей вслед. Он пошел, замедляя ход и поглядывая на дроги, качавшиеся от неровностей мостовой.

Шел он так минуты с две. На первом перекрестке кто-то обнял его сзади за левое плечо.

– Милый Лука Иванович, – заговорил мягким тенором высокий, красивый барин в бекеше с бобровым воротником и в богатой собольей шапке, все еще придерживая Луку Ивановича за плечо.

– И вы провожаете? – спросил, обративши к нему лицо, Лука Иванович. Можно было заметить, что он не намерен отвечать в тон на сладкие интонации красивого барина в бекеше.

– Да, надо же исполнить долг… Бедный Платон Алексеич… в три дня сгорел. Вы, может быть, не знаете, Лука Иваныч: недели три тому назад он умолял меня заехать к нему в долговое; я отправился. Предложил он мне целую пьесу… Вы ведь знаете – переводил он бойко, но стих неуклюжий. Ну, вижу, человек взаперти сидит, в отчаянном положении. Выпросил у меня сто рублей… Через две недели вышел как-то из долгового, а через пять-шесть дней и душу Богу отдал.

– Да существует ли перевод-то? – спросил Лука Иванович, – вы, вероятно, уже наводили справочки?

– Существует… Но мне ли одному он его запродал? – это еще вопрос.

Слушая собеседника, Лука Иванович посматривал на его благообразную подстриженную бороду, где каждый волосок шел по кривой линии от среднего пробора и так явственно, точно волоски эти были накрахмалены.

– Будто у вас не осталось документика? – не без иронии спросил он его, отводя глаза от его бороды.

– Конечно, есть; но все-таки неприятно!.. И что это за нравы! Просто стыдно принадлежать к людям пишущим… Долговое, потом такие жалкие похороны!.. Будем надеяться, что это уже, так сказать, последний из Могикан.

– Будем надеяться, – повторил Лука Иванович, видимо тяготясь разговором.

– А ведь я у вас третьего дня был, милый Лука Иванович, – начал опять очень сладко барин в бекеше, – отдали вам мою карточку?

– Как же, благодарю… Вы меня извините, я визитами не считаюсь.

– Да к чему же, к чему же!.. Мне хотелось предложить вам… дело это еще не к спеху, а все лучше заручиться…

– Что угодно? – сухо спросил Лука Иванович.

– Вы ведь у нас едва ли не единственный, знающий по-испански. Давно у меня есть мысль издать избранный испанский театр, – знаете: Кальдерона, Лопе де Вегу и этого еще, как бишь его…

– Верно, Тирсо де Молину, хотите вы сказать?

– Именно.

– Что же? хорошее дело.

– Да-с; но вы понимаете, добрейший Лука Иванович, что теперь время тугое, книги нейдут, надо много затратить на такое издание. Вот я и хотел вам предложить, – голос его понизился и стал еще мягче, – быть главным деятелем этого сборника; работы будет вдоволь, и я вам вполне ее гарантирую хоть на два года, но так, чтобы плата за пьесу была в округу, без расчета по листам.

– Это все равно, – заметил, несколько оживляясь, Лука Иванович.

– При всем моем желании я не могу предложить вам, – он точно споткнулся и духом выговорил, – семьдесят пять, много сто рубликов…

– Сто рублей за пьесу? – вырвалось у Луки Ивановича.

– Знаю, что не красная цена; но кто же у нас будет раскупать какого-нибудь Тирсу де Молину?.. Само собою, Лука Иванович, гонорарий всегда вперед за рукопись по расчету, сколько бы ни писали, хоть пол-актика.

И он захихикал своим уже заметным брюшком, причем волосики бороды красиво вздрагивали.

Горькая черта избороздила рот Луки Ивановича. Глаза его вспыхнули, в щеках пробилась краска; но это было всего одну минуту. Лицо опять осунулось, взгляд потух, на лбу ж легли две резкие линии; он что-то сообразил.

– Значит, по рукописи? – глухо спросил он.

– О, да! Вы меня знаете!

– Я к вам зайду, мы потолкуем.

– Вот это и прекрасно! – радостно вскричал барин в бекеше, обхватив опять левое плечо Луки Ивановича, а правой рукой силился дать ему рукопожатие. – Я всегда вас считал одним из редких по порядочности!..

Он даже испустил вздох, видимо облегченный результатом сделки.

– А, кажется, дождичек собирается? – заметил вдруг Лука Иванович, желая переменить разговор.

Красивый барин с тревогой взглянул на небо.

– Неужели дождик?.. Скорее крупа пойдет… холодно ужасно! А я, как нарочно, в меховой шапке.

Он инстинктивно схватился за свои соболя.

– Вам неопасно, – продолжал в первоначальном суховатом тоне Лука Иванович, – ведь это, поди, ваши? – спросил он, указав на пару караковых синего купе. – Больше у кого же будет здесь карета?

– Мои, мои, – напряженно улыбаясь, ответил красивый барин, скрывая под улыбкой неприятное движение, вызванное вопросом Луки Ивановича.

Дроги подъехали уже к кладбищу.

– Вы думаете оставаться до спуска в могилу?

Вопрос этот вызвал Луку Ивановича из раздумья.

– Да, а вы?

– Я только побуду при отпевании… дела у меня множество сегодня… корректур навалено!.. А, кстати, вон еще нужный человек. Жду вас, милейший Лука Иванович, хоть завтра же.

Он приподнял соболью шапку и скорыми шагами стал кого-то догонять.

"Что, брат, – обратился Лука Иванович внутренно к самому себе, – много ты выиграл, что на генерала Крафта больше не работаешь? Этот вон – гражданский издатель, свой брат, а стоит пятерых военных!.."

Дроги подъехали к паперти. Лука Иванович ускорил шаг…

XXXI