Пароль требовала сама жестокая правда жизни прифронтового сурового чеченского ущелья.
Темнота ведь, как известно, лучший друг боевика. А ему, бородатому боевику, потребуется пароль!
Чтобы не смущать лесных бородачей, полковник принял единственно верное решение: буксировать дряхлый «Уазик», подцепив к БэТэРу.
Но! Старый пустозвонный бронетранспортёр покрутился туда-сюда, и… тоже сдох.
Конкретно, бл..дь, сдох!
Механик-водитель высунул удивлённую морду лица из люка:
– Рычаг переключения передач отвалился!
– Твою мать! – завёлся мой полковник.
Выматерившись и переведя дух, он пояснил, что формировали новый Итум-Калинский отряд все пограничные отряды страны. И сбрасывали, естественно, всё самое негодное и ржавое.
Эти вот косяки и выплыли сегодня, угрожая самой нашей жизни.
– Товарищ полковник! Садитесь в бензовоз! А мы сверху, на бочке поедем! – высунулся из окна машины лейтенант Потапов.
Раимгулов задумчиво оглянулся на «Зил-стотридцатый» и решил:
– Ладно! Едем до комендатуры «Бечик». Пришлём подмогу!
Но!
«Ладно» оказалось совсем неладно.
Слова полковника утонули в грохоте мощного разрыва.
На месте бензовоза вырос огромный ярко-красный столб огня.
Следом рванул и загорелся БТР.
Взрывной волной меня швырнуло на огромный валун у дороги.
Теряя сознание, я заметил, как огненные разноцветные трассёры потянулись в нашу сторону.
– Аллаху Акбар! – как сквозь вату слышалось мне.
«Автоматы надо было брать!» – вяло подсказал мозг. -«Писец пришёл!»
Но писец почему-то не пришёл.
Видимо, там, на далёком Тихом Дону, моя старенькая мама усердно молилась о грешной сыновней душе.
И материнская молитва дошла до адресата!
Сквозь плотную вату глухоты я слышал, как подъехала машина. Чувствовал, как грузили меня, трясли на ухабах.
Слышал, как машина останавливалась и гортанные голоса приветствовали солдат.
«Блокпост!» – подсказывал мой разум. Но двигаться я не мог.
Пока мы тряслись на ухабах горной дороги, мозг повторял и повторял туркменскую поговорку:
«Аджал этмесе, оёлюм ёк!» Как это по-русски? Никак не вспомню! Ага, вот! Раньше смерти не умирают!»
Путь наш завершился в каком-то дворе, обнесённом высоким кирпичным дувалом-забором.
– Руки ему завяжи! – заметили моё пробуждение похитители. – На подвал! И второго туда!
«На подвале» нас привязали к столбу и обыскали.
– Посмотри зелёную книжку! – скрипя зубами от боли, посоветовал я бородачу. – Это удостоверение. Медаль Туркменбаши.
– И чё? – раскрыл он документ.
– Вахида Аргунского знаете?
– Знаю. И чё?
– Ваша (брат) он мне. У нас вошалла (братство)! – с трудом припоминая чеченские слова, пояснил я. – Скажи Вахиду, что я – Петр Туркестан.
Раимгулов, слушая мою сбивчивую речь, удивлённо морщил окровавленный лоб.
Видимо, заподозрил меня в предательстве.
Помнил ведь, как в февральском бою у развалин Омечу попал я в плен. А когда вернулся, моё гнилое москальское командование потребовало возбудить сразу несколько уголовных дел «за переход на сторону врага» да всякую такую же нелепую хрень.
Друг мой, как и другие офицеры отряда, не верили в хрень.
А тут я лично подтверждаю знакомство с главарём боевиков!
Однако знакомство это нас и спасло.
Через полчаса нас развязали.
Извинившись за неудобства, препроводили наверх, в светлые хоромы. И торжественно усадили за гостеприимный дастархан.
Мой друг Вахид, высокий широкоплечий бородатый чеченец, разводил руками:
– Извини, брат! Ошибка вышла! Поступили данные, что приехал полковник из Москвы. Представитель Консорциума «Граница». Они ведь воры! Украли из склепа на Тусхарое доспехи нашего рыцаря Амри Бока. Вот и предложили мои братья захватить полковника. И обменять на доспехи. А вместо полковника – ты, мятежный корреспондент!
– Эт точно! Толку от меня – ноль. Предводитель «Границы» полковник Калинкин жутко меня ненавидит. Нечего, говорит, писать о ворах и жуликах, привлекать к московской конторе внимание. Сиди, говорит, в своём корпункте в Старгополе, да сочиняй статьи о героических буднях пограничников.
Вахид вдруг улыбнулся той детской наивной улыбкой, которой удивлял нас во время совместной учёбы в интернате: