Пересилив боль, контрактник дотронулся до головы, забинтованной вместе со вторым глазом.
– С днём рождения! Сегодня – 23 Февраля!
– Так это. Ну! – замялся сержант. – Так День защитника это! А я летом родился!
– В этом году, 2000-м, у тебя второй день рождения! – улыбнулся доктор. – Ладно, Филиппов, не разговаривай. Береги силы.
– Глаз живой? – потрогал повязку Антон.
– Живой-живой! Только нос твой придётся лепить заново. Срезало как бритвой! Да не волнуйся, новый слепим. Лучше прежнего!
Антон закрыл глаз и попытался вспомнить, как он здесь оказался, в тепле и безопасности. Ведь целую неделю их группы 700-го отдельного отряда специального назначения шли по кручам чеченских гор, прикрывая пехоту.
Три группы спецназа были усилены пехотными арткорректировщиками и сапёрами. Всего – 35 «штыков».
Далеко внизу, в ущелье Мартан-Чу Шатойского района, буксовала в грязи и рычала бронетехника 15-го мотострелкового полка.
Полк шёл к селу Харсеной, а спецназ прикрывал движение сверху.
Спецназовцы шли чрезвычайно медленно, по пояс утопая в глубоком рыхлом снегу и ночуя без «спальников» прямо мёрзлой земле.
Появились простуды и даже обморожения.
На восьмые сутки тяжелейшего изнуряющего марша по заснеженным горам – долгожданный приказ:
– Сосредоточиться в районе села Харсеной. Ночёвка. Утром 21 февраля заменят мотострелки. А вам спасибо! И – домой, в родной Псков!
Всё, штыки – в землю!
Командиры, и сами измотанные донельзя, тоже ночевавшие на голой мёрзлой земле, решили «не напрягать» бойцов перед возвращением домой. Приказа на выставление боевого охранения и оборудования позиций к обороне они не отдали.
Да какое тут охранение, когда вылит мокрый мерзкий снег, а мороз так норовит усыпить навеки!
Но тихое морозное солнечное утро 21 февраля приободрило и навеяло прелестное пушкинское:
Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит!
Вусмерть замёрзшие бойцы развели костры и, сложив автоматы в пирамиды, уселись прогреваться.
Через десять минут от бушлатов уже валил пар, а долгожданное тепло разливалось по телу. Блаженство!
Поглядывая на бойцов, прикрывших глаза, капитан Калинин шутливо сказал:
– Пора, красавица, проснись!
Открой сомкнуты негой взоры
Навстречу северной Авроре!
И напомнил, что очень скоро – замена. И, как следствие, встреча с родной северной Авророй.
– Филиппов! Рация работает? Или батареи «сдохли»? – обратился ко мне старший лейтенант Самойлов.
– Скоро «сдохнет»! Но хватит до нашей замены. – пояснил я, включая рацию.
– Сообщи, у нас всё нормально. Рацию отключаем, батареи почти «сдохли»! Включимся только в самом крайнем случае.
Посмотрев на часы, старлей добавил:
– А чего может случиться? Через пару часов – замена!
Однако судьба наша уже висела на волоске!
Прямо посреди нашего походного бивуака разорвалась одна граната, затем – другая! Над головами засвистели пули.
Били очень точно, сверху, сразу с двух сторон.
Огненные нити пулемётных трассёров мгновенно пришили к снежному покрывалу сразу десяток бойцов. Они не успели дотянуться до автоматов, стоящих в пирамидах.
А добивали спецназовцев гранаты, рвущиеся рядом.
«Вот она, расслабуха! И цена за неё!» – мелькнула скорбная мысль, когда я наблюдал, как пулемётная очередь прошивает мою радиостанцию. Парочка метров до неё, а уже поздно! И автомат мой – там же, в пирамиде!
Мы лежали около дерева, высматривая нападающих.
Заметив чёрные фигуры, я бросил гранату, затем – вторую.
И – всё, я – безоружен! Бери меня тёпленьким!
Боевики приближались быстро, но осторожно, чтобы не попасть под огонь выживших спецназовцев.
«Ага! Пулемёт работает! Живы наши! Второй работает!» – радостно думал я, слыша пулемётные злые очереди.
Рядом, у ствола берёзы, отстреливался из пистолета Стечкина наш командир, Самойлов.
– Русский Ванька, сдавайся! – услышали мы гортанный злобный крик. – Ванька! Сдавайся!
Пулемётчик, лежащий невдалеке от нас, не выдержал и встал во весь рост. Направив ствол в сторону врага, он крикнул:
– Сдавайся? Щас покажу, сдавайся!
И тут же рухнул, как подкошенный. Пулемётная вражеская очередь прошила его насквозь.
Сразу же рядом с нами рванула граната.