Живые тридцать сребреников

Сергей понимал, как на ровной поверхности, с одной стороны которой тепло, а с другой холодно, сами собой образуются рисунки деревьев и тропических растений. Влага из морозного воздуха кристаллизуется, из газообразного состояния она переходит сразу в твердое, а «художниками» выступают невидимые глазу неровности поверхности, частички пыли, случайные отпечатки пальцев, царапины и воздушные потоки. Иголки инея цепляются на них, наслаиваются, и появляется красивый узор. Это проходили в школе. Но как из ледяных глыб получились высокие деревья с кронами и ветвями? Одни напоминали грибы, другие – торты с кремом или зацепившиеся за землю тучи, третьи обросли шипами и ощерились зубастыми пастями на случайных прохожих. Хрустальный Лес – мертвый, кроме льда в нем нет ничего, но впечатление жуткой красоты навевало ощущение, что деревья следят за прибывшими к ним гостями, и если сделать что-то не так…

Чтобы продвигаться дальше, включили воздушную подушку. После первых препятствий и небольшого кружения застывшая красота расступилась, впереди появился и, по приближению, быстро вырос белый конус, он оказался заваленной снегом пирамидой. С одной из сторон в лес выходила лыжня, там был присыпанный снегом выход.

Снегоход прибыл почти бесшумно, и папа просигналил звуковым клаксоном. Видимо, Матвей не дружил с электроникой. Или она работала от случая к случаю, все же здесь – зона аномалии.

Изнутри никто не вышел. Папа остановил снегоход напротив входа в пирамиду, раскидал снег и взялся перетаскивать груз в прихожую. Сергей помогал. Пластиковая дверь была не заперта и открылась стандартно. На Калимагадане все двери старого образца открывались внутрь, чтобы выход не завалило снегом. Помещение за дверью оказалось кладовкой, в дальнем углу виднелась еще одна дверь. Место под индивидуальный тягач пустовало, а свежие следы снаружи подтверждали, что Матвей уехал куда-то на лыжах.

Коробки и ящики сложили вдоль стен, зелень и ягоды заняли место сверху, чтобы попасться на глаза первыми.

– Назад? – погрустнел Сергей.

– Вперед.

В лицо вновь ударили снег и ветер. Направление – строго на север.

Впереди над Хрустальным Лесом висело настоящее облако. Оно будто вырастало из леса.

– Дымное озеро… – завороженно прошептал Сергей.

Папа кивнул.

Глубоко под землей находился горячий источник, и наружу вырывались могучие фонтаны, как лава из вулкана. Горячие струи пробивали лед, взлетали в небо и обрушивались мгновенно застывавшими обломками или наплывами.

Вот так и появился Хрустальный Лес. «Деревья» – это застывшие фонтаны и их останки.

На границе видимости папа оставил снегоход, дальше отправились пешком. Снег скрипел под ногами и сыпался на голову мелкой блестящей крошкой, лед трещал, мутно-прозрачные ветви искрились и, точно живые, протягивали когтистые лапы, цепляясь за тулуп.

Постепенно пар окутал с ног до головы, теперь казалось, что летишь в облаках. Матвей жил в чудесном месте, с ним хотелось поменяться местами.

– Почему доставку не осуществил беспилотник? – Сергей не жаловался, он готов был возить сюда груз хоть каждый день, но логика событий хромала. Обычно заказанный товар доставлял поставщик, а сборными заказами занимались специальные службы. В любом случае природоохрана, в которой работал папа, этим не занималась.

– Это не обычная доставка, – сказал папа. – Это люди собрали для Матвея бесплатно, а я бесплатно отвез.

– Собрали те, кого он спас?

Папа ответил не сразу.

– Наших предков на Земле климат не баловал, как и нас. Почему они выжили?

– Костры разводили.

– Потому что все делали сообща. Одиночка и мороз несовместимы, выжить можно только помогая друг другу, заботясь о ближнем. В теплых странах молодежь уходила из дома куда глаза глядят, для счастья людям прошлого хватало меча и коня, остальное можно добыть. В холодном климате нужно усиленно работать несколько месяцев, чтобы в остальное время чем-то питаться и кормить скотину и чтобы что-то бросать в упомянутые тобой костры. Уйди куда глаза глядят – и что с тобой будет ближайшей зимой? За короткое лето в одиночку крепкий дом не поставишь, дров и еды на всю зиму не заготовишь. Допустим, ты сильнее соседа и отберешь у него дом вместе с запасами. Но придет час, и у тебя, такой сволочи, хоть и сильной, как-нибудь ночью дрова сожгут. Или, к примеру, ты заболеешь. Кто будет готовить тебе еду и поддерживать тепло? В холоде эгоисты, какими бы сильными ни были, долго не живут.

Папа шагал быстро, казалось, он ничего не боялся, Сергей же наступал осторожно, с опасливым трепетом – внизу могла оказаться теплая вода, и если лед тонкий…

– Иди там, где высокие наплывы, гейзеры их не пробьют, – сказал папа.

Между двумя «кочками», напоминавшими пену, возникла полынья открытой воды диаметром больше домашней ванны.

Папа снял перчатку и попробовал воду рукой.

– Горячая, часа два простоит. Хочешь искупаться?

– А можно?!

– Я прихватил полотенце. Снимай тулуп, я подержу.

Повторять не требовалось.

Колючий пар ужалил, кожу обварило морозным жаром, голову сжало, как в тисках. Ноги проваливались в хрустевший наст, пока Сергей шел к полынье. Руки разгребли застывавшее крошево, и…

Вокруг плескался жидкий огонь, а в мозгу сидела единственная мысль: «Вот бы однажды приехать сюда с Мирой…»

Глава 3. Экзамены

Раньше, на воскресных контрольных, когда удаленное обучение сменялось живым общением, Сергея словно подменяли: живой человек превращался в робота, связать предложение становилось проблемой. При нахождении рядом легконогой очаровашки с золотыми волосами слова теряли смысл.

Время, как известно, лечит не хуже лечебника. К моменту, когда мальчишки-одноклассники стали оценивать размер ладоней на соответствие созревшим выступам одноклассниц, Сергей прочно занял роль друга самой прекрасной девочки на свете. Переброситься парой фраз? Пожалуйста. Найти тему для разговора? Нет проблем. Вместе помолчать? Еще лучше. Взаимные касания уже не содрогали до глубины души, не превращали в ничто, а всего лишь колотили и поджаривали, как легкий удар молнии.

И все было бы замечательно, если бы не Вик.

Вик. Виктор, Витька, Витек. Бывший приятель и нынешний недруг на уровне инстинкта, он глядел на Миру влажными глазами поэта, узревшего Музу. Как стало известно, именно он нарисовал картину, что висела в комнате у Миры.

Может, она не хотела обижать творческого человека?

Какая разница? Картина висела, и все это видели.

Промежуточные экзамены в середине года оказались делом непростым и предельно выматывающим – один за другим, целые сутки, с перерывом на еду и кратким отдыхом. В утомительной череде заданий, сыпавшихся из разных сфер знания, присутствовала определенная логика: никто не знал, как, когда и в каком состоянии придется применить полученные навыки. Мысль, которую всеми способами доносили учителя: человек должен быть готов ко всему. Разрушенные органы и оторванные конечности можно приживить или вырастить, но человек – не только тело, кое-что восстановить невозможно. Как ни надейся на данные из инфомира, в критической ситуации спасут те знания, что зацепились за собственные извилины.

Экзамен по истории родного края – факультативный, не обязательный для поступления в институты на других планетах – школьники сдавали в полном составе. Ни один не отказался, хотя имел полное право.

Столичные терраформисты два года как протащили закон о замене климата на некомфортных планетах, однако на местах закон буксовал. Жители встали на защиту круглогодичного мороза и жизни в сугробах. Вода в виде льда, осадки в виде снега, роса в виде инея… Искрящийся мир радовал глаз, и сердце переполнялось радостью. Что поделать, она – родина, другой нет. Тяжело жить? Да. Хочется на пляжи под барбузные пальмы? Хочется. И все же, кого ни спроси, окажется, что всех волнуют две главные темы: выживание наверху и прямо противоположная – борьба за родную природу, на которую покушались терраформисты.

Чужим этого не понять, их точка зрения сугубо логична, она основана на практическом расчете: как можно желать жить хуже, если предлагают жить лучше?

Калимагаданцы жили трудно, но гордились своей жизнью, недоступной стороннему пониманию. Они даже посмеивались над нежными конфедератами, перед выходом из дома озабоченными «что надеть». Никаких проблем: тулуп с системой жизнеобеспечения, вертящийся капюшон и боты с подогревом. На лицо – полную маску, иначе слезки выморозит вместе с глазами. По сравнению с красавцами и красавицами из монитора – чудища безобразные. Зато живые.

Помимо контрольных по учебным предметам, экзаменационный день включал психологическое тестирование и сдачу физических нормативов.

С тестами проблем не возникло, каждый прошел их на «отлично». Только Вик получил штрафной балл – зачем-то спорил с экспертами. Прицепился к какой-то мелочи и не смог остановиться. Хорошо, что предметом развязанной им бурной дискуссии действительно оказалась мелочь – Вик настаивал, что тесты составлены односторонне. Психологи посмеялись и, как смогли, объяснили, кто в этой ситуации специалист, а кто профан с неограниченным самомнением. За въедливую внимательность к деталям и принципиальность Вика на словах похвалили, но штрафной балл в зачетку поставили. Впрочем, небольшое отклонение от нормы роли не играло – если бы все оказались одинаковыми, для общества это было бы хуже. Хомо уже, конечно, сапиенс, но эволюцию никто не отменял; развитие, оно – в особенностях, причем как отдельных людей, так и человеческих сообществ.

В целом тесты показали, что каждый представлял из себя самостоятельно мыслящую творческую личность, готовую вскоре войти во взрослую жизнь с равными правами и обязанностями.

Это по каждому, взятому отдельно. В целом прибывшая из Столицы комиссия качала головами: особенности жизни на Калимагадане отличались от общепринятых.

Для местных жителей принятый в Конфеде культ здорового тела выглядел как издевательство над здравым смыслом. В инфомире Сергей с замершим сердцем и дрожью в ладонях изучал аналоги на других планетах, и то, что показывал монитор, будоражило кровь. Здесь было не так. И не могло быть так. На пляжи курортных планет взрослые калимагаданцы глядели с брезгливостью, подрастающие – с возбужденным любопытством, со временем тоже превращавшимся в неприятие. То, что радовало глаз, убивало что-то в душе. После таких просмотров хотелось помыться с мылом. Приезжавшие комиссии раз за разом объясняли, что эти психологические отклонения – последствия ханжеского воспитания в семьях. В поселках организовывали секции по занятиям не принятыми на планете видами спорта, навязывали участие в чемпионатах миров по этим дисциплинам и вели оголтелую пропаганду, направленную на общество в целом и на каждого конкретного жителя отдельно, с упором на подраставшую молодежь. Последнее во всех мирах доказало наибольшую эффективность.

«А Васька слушает да ест», – неясно выразился по этому поводу папа. Кажется, процитировал что-то из классики. Время шло, а взятые в Конфеде за основу столичные нормы, в какой-то мере приемлемые для жарких курортов, на Калимагадане не приживались. Просмотр входившего в обязательную программу контента с неудобным для местного менталитета содержанием производился в индивидуальном порядке и, по возможности, дома, а на физкультуре мальчики и девочки имели разные раздевалки. Ненужное на планете плавание, тоже находившееся в списке экзаменов, сдавали в купальниках.