Живые тридцать сребреников

– Лучше давайте играть в джедаев.

– Точно! – подхватил Ганс.

Остальные тоже воодушевились.

Джедаи – вооруженные особым оружием полицейские древнего мира, их изображений сохранилось немало. Ученые в существовании джедаев почему-то сомневались, но это ничего не значило. Достаточно одной находки археологов, и все станет на свои места. Любая догма в свое время была теорией. Надо лишь подождать. Пистолеты же по найденным образцам восстановили? Найдут световой меч – восстановят и его, и вместо повторяющего внешний вид аналога каждый сможет подержать в руке овеянный легендами аутентичный.

Игра в джедаев подразумевала бой на таких мечах. Голографических противников можно кромсать сотнями, а живой соперник – событие почти небывалое. Световые мечи, конечно, будут поддельными, но гудят и искрят они при ударах как настоящие – те, что из сохранившихся видеосвидетельств.

Отвыкшие от живого общения, одноклассники засуетились, Мира отправилась к репликатору сделать мечи, Амелия тут же завела вечную шарманку о правилах, причем ее логика была простой: зачем вспоминать старые правила, если можно придумать новые?

Как всегда, никто не хотел занять темную сторону, каждый мнил себя светочем добра и на уступки идти не хотел. С мертвой точки дело сдвинуло предложение поочередно меняться, но пары для схваток упорно не складывались. Ганс хотел биться плечом к плечу с Амелией, Амелия и Герда – вместе с Сергеем, а он, понятное дело, с Мирой. Решение воевать мальчишкам против девчонок разрядило обстановку, и тогда накалились страсти по поводу, кого первыми назначить ситхами.

Мира все чаще оглядывалась на спящие экраны. Нервозность передалась Сергею, его поднятая рука остановила спор:

– По-моему, Вик слишком задерживается. Может быть, ему позвонить, сказать, что если не поторопится, начнем без него?

– Правильно! – выпалила Мира.

Казалось, от облегчения она бросится с объятиями, но порыв прошел, ее унесло в прихожую.

В прихожую. Она не захотела говорить с Виком при всех. Хуже не придумать. Взгляд Сергея упал на шкаф с дожидавшейся звездного часа розой. Перебьет ли подарок то, что принесет Вик?

Он вздрогнул – незаметно подошедшая Амелия потерлась об него плечом:

– Если не заметил, мы уже начали. Когда придет Вик, у Миры будет собственный кавалер и спарринг-партнер.

На другом конце комнаты погрустнел Ганс.

Что-то неправильно в этом мире, если все так перепутано. Не зря придумано партнерство, иначе вместо учебы у школьников и студентов основная часть времени уходила бы на выяснение отношений. Или на поиск тех, с кем их выяснять.

Сергей отодвинул Амелию:

– А если Вик тащит какую-нибудь тяжесть? Он мог картину нарисовать – как в музее, во всю стену. Пойду, узнаю, вдруг надо помочь.

Несколько шагов из комнаты – и едва он ступил в проем, как мама Вика узнала его и помахала рукой с экрана:

– Здравствуй, Сережа. Давненько тебя не видно.

– Здравствуйте. Все в порядке, просто на первом месте – учеба, на прочее времени не остается.

– Понимаю. Вик тоже – то в учебе, то с красками… Даже поесть иногда забывает.

Мира, стоявшая напротив экрана, нервно перебила:

– Он пошел верхом? Зачем?!

Продолжался разговор, начатый до появления Сергея.

– Сказал, что так надо. – Мама Вика пожала плечами. – Он часто ходит поверху.

– Я только что звонила, он не отвечает.

– Отключился или опять связи нет. Погода хорошая, и он где-то рядом, просто подожди немного. Он хотел сделать сюрприз… – Мама Вика вскинула ладонь рту. – Мирочка, если что – я ничего не говорила.

Экран погас.

– Вик вышел давно. – Мира прислонилась к стене.

Ее губы сжались в тонкую полоску.

– Мама не волнуется – значит, все нормально. Если переживаешь, можем посмотреть сверху. Включай вид со спутника. Так, теперь наводи и приближай. Еще. Еще…

Серый шар заполнил экран – в какой-то миг показалось, что комната падает на резко приблизившуюся планету. Мрачно-свинцовое стало белым, поверхность разлетелась в стороны горами и торосами, прорисовались детали.

У закрытого люка, где недавно Мира встречала Сергея, во весь экран переливался выложенный огнями узнаваемый профиль, рядом светилось имя – огромные, в несколько ростов каждая, четыре буквы. Их заметало, но всепогодные свечи прорывали вечное ненастье, возносились к далекому космосу и оттуда пересылали картинку адресату.

Адресат застыл, пригвожденный увиденным: надпись была незаконченной, поперек недописанной буквы «А» темнело недвижимое тело.

Мира сорвалась с места.

– Стой! – заорал вдогонку Сергей. – Тулуп! Боты! Маску!

Перечисленное пришлось хватать самому. Он помчался следом. Оставленные открытыми двери недовольно сползались за спиной, ругаясь на несносную молодежь; впереди не успевал включаться свет – реагирование на движение не соотносилось со скоростью движения. Витиевато проложенные коридоры хмурились низкими потолками и многоголосым эхом роптали на топот легких ножек и, с небольшим отставанием, других, более быстрых и тоже в обуви для закрытых помещений. Несмотря ни на что, более быстрые не могли догнать первую пару. В залах-переходах эхо из звонкого становилось гулким, из некоторых дверей на звук выглядывали удивленные лица. Сергей не останавливался на объяснения, душа улетела вперед, и задачей тела стало обогнать душу.

Мальчики сильнее девочек, а сильный всегда догонит слабого – аксиома. Ха-ха. Шли бы ученые с такими аксиомами в то место, которым их сочиняют. Или пусть побегают за слабым нежным созданием, когда этому созданию вожжа под хвост попала. И посмотрим, что те ученые напишут. Если напишут. Если добегут. Если после такого вспомнят, как писать.

Вызывать лифт Мира не стала, она физически не могла ждать. Топот унесся по крутой лестнице, Сергей бежал сзади, ориентируясь на слух – ожидать лифта он тоже был не в состоянии. Поднявшийся люк входа отворился, дохнуло колючей изморосью.

– Мира! Подожди, я рядом, у меня одежда!

Она даже не обернулась.

Теперь: зубы стиснуть, дышать только носом, на боль не отвлекаться. Но он не выдержал:

– Ми-ира-а-ааа!

Потому что это была самая сильная боль.

Крик сгинул в сверкавшей белизне, как и предыдущий. Мира бежала где-то впереди в царапающей кожу вьюге, ударившая в лицо пурга забивала глаза и лезла в рот. Пургой она казалась открытым телам и не предназначенной для мороза одежонке, на самом деле – не пурга, а поземка, искрящийся флер поверх раскинувшейся слепящей простыни безмолвия.

Выскочить наружу в домашнем – это хуже чем глупо. Это смертельно. Учитель по нестандартным ситуациям сказал бы, что первым делом нужно вызвать спасателей, вторым – обезопаситься самим, и только третьим – отправляться на помощь тому, кому помочь, скорее всего, уже невозможно.

Охапка с одеждой мешала, ступни хрустели в изумленно хрюкавшем снегу, ноги периодически проваливались выше колена. И это у Сергея. Как же бежала Мира – маленькая в сравнении с ним, в туфельках с кокетливыми каблучками? А она бежала – бежала так, как никогда не пробежать ему, ни на спор, ни на экзамене. Так летит взгляд, а привязанное тело волочится следом – неуклюжий материальный придаток к чему-то невероятно огромному и великому. В былые времена люди верили в богов, это смешило школьников. Глядя на Миру, Сергей понял: поверить в невозможное легко. Достаточно один раз увидеть.

Глаза на морозе слезятся, их в тот же миг вымораживает, и на щеках остаются жуткие дорожки. Сами щеки превращаются в забытую в морозильнике стальную фольгу. Ткни – осыплются хрустящими осколками. Голову сжало, как тисками, конечности ломило и выкручивало, уши резало тупыми ножницами, ими же выкалывало глаза.

Впереди мелькало красное платье.