– Он игрок. А игроки не чувствуют реальные финансовые потоки.
– Это главное, что повлияло на ваш выбор?
– Все по совокупности. Недавно он... потерял родителей. И это сделало его незащищенным и уязвимым. И наконец, сами родители. Его отец некогда занимал посты.
– Где?
– В Министерстве финансов, Государственном банке СССР и Внешторгбанке.
Курировал значимые зарубежные проекты.
– Да? И что это нам дает?
– Нереализованный сыновний долг и жажда общественного служения.
– Нынешние молодые люди алчны. А то, о чем вы говорите, – полный анахронизм.
– Тем не менее это так. Над его психологическим портретом работали блестящие умы.
– Я опасаюсь гениев. Они всегда непредсказуемы.
– Отнюдь. Нужно лишь создать каждому соответствующие условия. И эти моцарты будут сочинять ту музыку, какую хотим мы.
Губы человека за столом искривила усмешка. Но было не понять, чего в ней больше – брезгливости или превосходства.
Глава 4
Зал фешенебельного частного ресторана в охотничьем клубе был в этот час совершенно пуст. У окна за столиком расположились двое. Первый, Борис Михайлович Чернов, старший партнер процветающей брокерской конторы «Икар консалтинг». По одежде и манерам его можно было бы принять за аристократа, если бы не неистребимый налет цинизма и несколько вычурной роскоши во всем. Впрочем, это сглаживалось миной добродушия и вальяжности; мужчина был респектабелен и ухожен, взгляд темных глаз под жесткими кустиками бровей внимателен, доброжелателен и малую толику ленив. Чернов с видимым удовольствием пережевывал кушанье, запивал бордо из прозрачного бокала, промакивал толстые сальные губы салфеткой. Откинулся на стуле, взял с тарелочки принесенную официантом сигару, пока тот молчаливо забирал тарелки: у Чернова – почти пустую, у его спутника – совершенно нетронутую и оставил две толстостенные чашки дымящегося кофе. Тишина нарушалась только звяканьем приборов, словно в кабинете стоматолога. Наконец Чернов произнес:
– Сто миллионов долларов – хорошая сумма. – В голосе его, как и во взгляде, никаких эмоций: он просто констатировал факт. Добавил:
– Очень хорошая. – Губы его скривила саркастическая усмешка, притом глаза остались совершенно холодными.
Собеседник Чернова – маленький, седой – придвинулся к столу:
– Хватит подбирать крошки, Борис. Такой случай предоставляется не каждому.
И не во всякой жизни. Это большой кусок.
– Такие куски порой в глотке застревают. Их в одиночку не едят.
– Борис, этот шанс упускать неразумно.
– Откуда дровишки, Савин?
– Товарищ Мазаев, помнишь его?
– Смутно.
– Хапнул он десять лет назад вполне весомо, увел в офшор, сам свалил, теперь хочет вернуться на российский рынок.
– Жаба заела?
– Ну. Там – проценты, здесь – реальные навары. Барыши. Мой Никитка деньги взялся обернуть по?чистому, только... Ты же понимаешь, Никита Николаевич Борзов и сами прокрутить такую сумму желают.
– Он решил через биржу?
– Это не он решил, это я ему подсказал. – Визави засмеялся кашляющим шакальим смехом. – Нужно же и мне свою копеечку заработать.
– Ты хочешь один процент?
– Я не алчен. Лимончик свежей зеленью... Умному достаточно. Только сразу по поступлении денег на ваши счета. А тебе, Борис, – все козыри на руки. С соточкой можно играть по?крупному. Продавишь слегка рынок, сыграешь в два конца...
– Это очень рискованная игра.
– Но и прибыль будет сумасшедшая!
– Я не люблю безумств. Да и Никита Николаевич Борзов весьма расчетливый человек, – ответил Чернов, чуть помедлив.
– И – азартный. Сейчас люди за семь процентов от такой суммы упираются, как сутулые кони! Если ты предложишь ему восемнадцать, он поведется. А сам сделаешь сорок.
– Это нереально.
– Отчего? Кинешь сначала стадо «быков», потом – выводок «медведей».
Кстати, у тебя же есть компаньон...
– Партнер. Медведь.
– По моим сведениям, это человек, способный на поступки. Не всегда просчитанные, но всегда эмоциональные. Никита Борзов такой же. – Савин снова меленько, неискренне рассмеялся.
– Они оба, что твой Медведь, что мой Никита, – бурые. На нерве. Пусть найдут друг друга. И поговорят. Борзов поведется. Ручаюсь.
Чернов промолчал. Веки его были прикрыты, и казалось, Борис Михайлович погружен в приятную послетрапезную дрему, и только бегающие под набрякшими веками зрачки говорили, что мозг его работает скоро и точно, будто вычислительная машина.
– Кстати, этот твой Медведь... Я наблюдал его работу во время восточного кризиса. Он же ненормальный! Как он вообще у тебя занимается финансами?
– Он умный. И танцует под мою музыку.
– А если ему понравится другая?
– Пока плачу я.
– Резонно, – смиренно пожал плечами Савин. – Музыку заказывает тот, кто платит.
Чернов пыхнул сигарой, на мгновение скрылся, словно за дымовой завесой, вперил в Савина острый, испытующий взгляд:
– Послушай, Валентин Сергеевич, а почему ты сам ушел с биржи? Помнится, лет семь назад ты был очень удачлив.