18 мая Ирак и Кувейт объявили о начале мобилизаций своих армий и о том, что они готовы прийти на помощь своим египетским и сирийским братьям. В тот же день Насер потребовал от ООН вывести размещенные на Синае и призванные обеспечить соблюдение международных договоров чрезвычайные силы Организации Объединенных Наций. "Ради обеспечениях их же безопасности", – объяснил президент Египта.
19 мая стало окончательно ясна, чего стоили данные ООН Израилю гарантии безопасности и насколько заслуживают доверия миротворческие силы этой организации – в Газе был спущен флаг ООН и международный воинский контингент начал спешно покидать Ближний Восток, освобождая египетской армии путь к границам Израиля.
В ответ последний 20 мая начал мобилизацию своих резервистских частей и на военной базе резервной танковой бригады Ариэля Шарона в Негеве, как и на других военных базах страны появились тысячи резервистов. Подготовка к будущим сражениям началась.
Война была неизбежна – это было ясно всем жителям Израиля. Оставалось лишь ждать, когда именно она начнется и кто начнет ее первым.
Однако премьер-министр Израиля Леви Эшколь все еще надеялся, что войну можно предотвратить. Он попытался задействовать все дипломатические каналы для того, чтобы урегулировать конфликт мирными средствами. Как ему казалось, для этого нужно совсем немного – чтобы мир заставил арабские страны выполнять существующие соглашения и вернуть свои армии на прежние позиции. Но ни США, ни Великобритания, ни СССР не спешили идти на конфликт с арабским миром ради Израиля. В то же время США и Великобритания дали понять, что в создавшейся ситуации не будут чинить Израилю препятствий в реализации его права на самооборону, даже если он реализует это право путем превентивного удара. Но Леви Эшколь все продолжал надеяться и сомневаться…
23 мая Эшколь, совмещавший по заведенной Бен-Гурионом традиции посты премьер-министра и министра обороны, направился в Негев, чтобы проверить боеготовность базирующихся там частей, которым предстояло в случае войны противостоять египетской армии – самому главному и опасному противнику Израиля. Вертолет Эшколя с сопровождавшими его начальником генштаба Ицхаком Рабиным, зам. начальника генштаба Хаимом Бар-Левом, начальником Южного округа ЦАХАЛа Иешаягу (Шайке) Габишем и министром Игалем Алоном приземлился в расположении элитной танковой бригады генерала Исраэля Таля (Талика). Вскоре на базу этой бригады подъехали и другие командиры крупных подразделений, включая Ариэля Шарона. В небольшой комнате штаба бригады началось совещание, участникам которого предстояло решить, как будет действовать израильская армия на египетском фронте в случае начала боевых действий.
Генштаб под командованием Рабина к тому времени уже разработал два варианта плана войны с Египтом. Первый из них получил кодовое название "Ацмон" ("Дерзость"), а второй "Ацмон мерхав" ("Большая дерзость").
По плану "Ацмон", в случае начала войны Израиль должен был захватить сектор Газа и небольшой участок Синайского полуострова до города Эль-Ариша – с тем, чтобы потом в качестве условия возвращения египтянам этой территории потребовать от них открытия Тиранского пролива и отвода своих войск на прежние позиции.
Второй план предусматривал продвижение ЦАХАЛа после захвата Эль-Ариша дальше, вплоть до оккупации всей северной части Синая и выхода на подступы к Суэцкому каналу.
В сущности, на совещании следовало решить, какой из этих планов будет использован в ходе грядущей кампании. И все бы закончилось чинно и мирно, если бы не генерал Шарон, неожиданно заявивший в ходе обсуждения, что оба эти плана не соответствуют своим названиям и никуда не годятся. Захватывать, добавил Шарон, нужно не часть Синая, а весь Синайский полуостров целиком.
– Только таким образом мы сможем нанести действительно сокрушительный удар по египетской армии и на многие годы отвести египетскую угрозу от наших границ, – пояснил Арик. – Да, я не исключаю, что такой вариант чреват большим числом жертв, но если мы этого не сделаем, то в будущем заплатим за нашу нерешительность – именно нерешительность, а не дерзость! – куда большей кровью.
После того, как Ариэль Шарон закончил говорить, в комнате воцарилась мертвая тишина. Наконец, старый друг Шарона генерал запаса Авраам Яффе решился его подержать. Но все остальные молчали. Молчал начальник генштаба Ицхак Рабин. Молчали генералы Бар-Лев и Габиш. Молчал генерал Таль.
Когда совещание было окончено, Леви Эшколь попросил генерала Шарона на минутку задержаться – только для того, чтобы сказать ему, что он никак не ожидал от него столь безответственного заявления и попросил больше никогда с подобными безумными предложениями не выступать..
Спустя два дня Эшколь и Рабин решили провести экстренное заседание генштаба, в котором принимали участие уже все генералы израильской армии. И на нем Шарон, словно забыв о предупреждении Эшколя, вновь выдвинул свою идею: настраиваться нужно на нанесение смертельного удара египетской армии и оккупацию всего Синая. Как ни странно, на этот раз его поддержали многие участники совещания. Поддержал генерал Мати Пелед. Поддержал старый недоброжелатель Арика генерал Давид Элазар. Затем к числу сторонников плана Шарона присоединился генерал Таль. Но самое главное – план Шарона неожиданно поддержал командующий ВВС и замначальника генштаба Эзер Вейцман.
Эшколь не скрывал своего раздражения.
– Вы просто не понимаете, в какую авантюру втягивает вас и всю страну этот человек! – сказал он, указывая пальцем на Арика. – Откуда у вас уверенность, что мы сможем взять Синай?! И вы представляете, что скажет мир, если мы это сделаем? Израиль окажется в полной изоляции, от нас отвернутся даже те немногие друзья, которые у нас есть. А без друзей Израилю не выжить!
Начальник генштаба Ицхак Рабин своим молчанием дал понять, что разделяет мнение премьер-министра, и совещание, на котором, по сути дела, так и не было принято какое-то конкретное решение закончилось.
Но премьер-министр Леви Эшколь был странным человеком. Несмотря на то, что Арик открыто выступал против него, а может быть, даже благодаря этому, он вновь попросил генерала Шарона задержаться по окончании совещания, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз.
Во время этой беседы Эшколь поделился с Ариком своими планами создать накануне войны самое широкое правительство национального единства, а заодно сложить с себя полномочия министра обороны. И добавил, что хотел бы знать мнение Шарона по поводу того, кто лучше справится с этой должностью – Моше Даян или Игаль Алон.
Арик растерялся – он не знал, насколько искренне задает Эшколь этот вопрос. Конечно, несмотря на испорченные еще в 1956 году отношения с Даяном, он предпочитал видеть министром обороны именно его, зная, что Даян всегда был сторонником более активных действий, чем Алон. С другой стороны, не исключено, что Эшколь задавал ему этот вопрос для того, чтобы, выслушав его мнение, поступить с точностью наоборот. После секундной паузы Арик, наконец, нашел нужный ответ.
– Я очень высоко ценю Моше Даяна как боевого генерала, – сказал он. – Но, на мой взгляд, в нынешней ситуации совершенно не важно, кто именно будет министром обороны – любому, кто окажется на этом месте придется воевать, хочет он того или нет. И воевать до победы!
Вернувшись на базу. Арик проверил, как идут учебные занятия, а затем закрылся в своем маленьком кабинете, в котором с трудом умещался рабочий стол, шкаф для бумаг и его личных вещей, да еще в углу валялось три одеяла, чтобы было на чем спать ночью.
Расстелив на столе карту, Арик стал думать, по ходу дела рисуя на бумаге возникающие в его голове схемы. Думал он долго – всю ночь, не замечая, как один час сменяется другим. Но к рассвету он уже мог сказать, что у него сложился план кампании по захвату всей территории Синайского полуострова.
Согласно его замыслу, основная задача первого этапа оккупации Синая сводилась к захвату линии Абу-Агейла – Умм-Катеф – Умм-Шихан, через которую проходили все главные трассы Синайского полуострова. Захват этой линии позволял создать коридор длиной в 11 и шириной в 8 километров, открывающий израильским танковым подразделениям путь к центру Синая, а затем и выход к городу Исмаилийа и – далее к Суэцкому каналу. Подвергнутые с разных сторон ударам израильских войск, не способные использовать важнейшие коммуникации полуострова, египтяне неминуемо либо отступят, либо окажутся в окружении, а, возможно, и то, и другое вместе…
Закончив работать с картами, Арик расстелил на полу два одеяла, укрылся третьим и мгновенно уснул. Когда спустя несколько часов он проснулся и включил радио, то узнал, что партия Бен-Гуриона РАФИ вошла в состав правительства национального единства и Леви Эшколь передал полномочия министра обороны Моше Даяну.
Еще не вступив официально в новую должность, Даян отправился проверять боеготовность частей Южного округа и, разумеется, заехал и в расположение 38-й танковой бригады. В этот день Арик и изложил Даяну свой план будущей Синайской кампании.
Даян слушал Шарона молча, вперив свой единственный глаз в карту. Молчал он некоторое время и после того, как Арик кончил и, наконец, произнес:
– А ведь красиво получается! Теоретически очень красиво! Но вот что будет на практике? То, что ты придумал, основано на точном взаимодействии самых разных родов войск. Один сбой – и рушится вся схема. Нет, извини, слишком все сложно. А не мне тебе говорить, что когда все сложно задумано, вероятность провала становится слишком высока…
– Да почему сложно?! – начал кипятиться Арик, и они склонились над картой, соглашаясь, споря и снова соглашаясь друг с другом… Ледяная гора, выросшая между Ариэлем Шароном и Моше Даяном одиннадцать лет назад, вдруг начала стремительно таять, оба чувствовали себя единомышленниками – и это было главное. В ходе того разговора и было решено, что брать Абу-Гейлу будет именно бригада Арика, которая получит для этого необходимое подкрепление танковыми, артиллерийскими, пехотными и десантными частями, так что, по сути дела, вырастет до дивизии.
– Ладно, – сказал Даян, завершая разговор, – попробую убедить в твоей правоте генштаб и правительство. А сейчас я бы хотел проехаться на джипе, осмотреть местность. Поедешь со мной?
Арик понял, что последний вопрос означает предложение полностью восстановить прежние дружеские отношения, и с улыбкой кивнул головой.
О том, насколько Даян доверял в те дни Шарону, свидетельствует хотя бы тот факт, что именно в его бригаду в качестве военного корреспондента пресс-службы ЦАХАЛа вскоре была прикомандирована дочь Даяна – будущая депутат Кнессета Яэль Даян.
Яэль немедленно подпала под обаяние Шарона и очень быстро из сторонней наблюдательницы превратилась в его секретаршу, всячески пытающуюся скрасить суровый быт своего командира.
1 июня 1967 года Даян официально вступил в должность министра обороны, а утром 2 июня созвал расширенное совместное заседание узкого кабинета министров по вопросам обороны и руковдства генштаба, на которое пригласил и Ариэля Шарона. На этом заседании Шарону было предложено изложить свой план Синайской кампании. Когда Шарон закончил говорить, Даян заявил, что он лично этот план поддерживает, добавив, что идея генерала Шарона об оккупации всего Синая кажется ему верной и с военной, и с политической точки зрения. В итоге большинством голосов план Шарона был утвержден, а после этого на заседании было принято историческое решение о том, что Израиль начнет войну против арабских стран во вторник, 5 июня 1967 года в 7.45 утра с бомбардировки вражеских аэродромов.
* * *
Вернувшись на базу бригады, Шарон начал спешно готовиться к будущему сражению.
Для начала он велел изготовить из песка огромный макет Абу-Агейлы, чтобы с его помощью познакомить всех командиров со своим планом штурма этого самого укрепленного египетского форпоста, представляющего собой ключи к Синаю.
"Этот участок обороны располагался среди дюн в 15 милях к западу от египетско-израильской границы, – описывают Абу-Агейлу в своей книге Шестидневная война" Р. и У. Черчилли. – его укрепления из трех параллельных траншей тянулись на 3 мили. Первая линия траншей отстояла от второй на 300 ярдов, вторая от третьей – на 600 ярдов. Все траншеи были бетонированы, и их первая линия пересекала минное поле, так что мины лежали как впереди, так и позади нее. На обоих флангах траншей были сосредоточены пехотные и бронетанковые части. В районе укреплений было много египетских танков, противотанковых орудий и артиллерии разных калибров. За укреплениями были размещены дополнительные пехотные и бронетанковые части для защиты тыла. Многие укрепления были построены еще в 1948 году, но с тех пор стало их значительно больше и они были улучшены. Этот участок обороны защищала бригада из четырех пехотных батальонов 2-й египетской пехотной дивизии. Бригада была усилена 89–90 танками Т-54 и т-34, а также шестью артиллерийскими дивизионами со 122-миллиметровыми русскими оружиями, несколькими противотанковыми дивизионами и подразделениями тяжелых минометов".
Все это и предстало перед подчиненными Шарона на макете из песка и глины. Теперь они воочию могли видеть то место, где им предстояло воевать и предельно реально представлять, какую боевую задачу должен будет выполнить каждый из них, какое место ему отведено в грандиозном плане Шарона.
Сам этот план заключался в следующем:
1. Артиллерия выдвигается на передовые позиции, так, чтобы она могла вести интенсивный и прицельный огонь по египетским траншеям.
2. Египтяне должны быть блокированы с тыла, чтобы преградить путь возможным подкреплениям, после чего один танковый батальон наносит им удар сзади.
3. Сброшенные на вертолетах десантники атакуют Абу-Агейлу с севера, зайдя в тыл главным оборонительным линиям и подавляя египетскую артиллерию.
4. Пехота атакует северный фланг египтян, очищает передовые траншее, после чего саперы прокладывают проход через минное поле.
5. Окончательный прорыв обороны противника осуществляется танками.
Создание макета и обкатка на нем этого плана была тем более важна, что основную часть боя Арик решил провести в свое любимое время суток – ночью.
Позднее в своих воспоминаниях Шарон писал, что план взятия Абу-Агейлы родился у него после того, как он понял, что египтяне, строя свою оборону, слепо копируют систему обороны советской армии, с которой он был хорошо знаком по книгам. Ну, а ночное время для решающей атаки было выбрано на основе твердого, основанного на предыдущем опыте убеждения Шарона, что египятне совершенно не умеют воевать ночью – в условиях ночного боя они быстро теряются и впадают в панику.
Пока офицеры и солдаты изучали макет, Шарон послал своего шофера Йорама в Беэр-шеву с поручением купить 300 карманных фонарей – по 100 желтых, красных и синих. Фонари были розданы трем пехотным батальонам с тем, чтобы по их свету танкисты могли определить, какие позиции уже заняты израильскими солдатами и не вели огонь в их направлении.
В пятницу 2 июня Яэль Даян отправилась на выходные домой, и Арик передал вместе с ней письмо к Лили – дом Шаронов находился на той же улице, что и дом Даянов, и Яэль было совсем нетрудно исполнить это поручение. Маленький Омри, узнав, что Яэль скоро снова собирается к папе, попросил передать Арику два цветка из их палисадника. Шарон, получив эти цветы, сунул их между листами своей записной книжки и сохранял их как талисман на протяжении всей войны.
В субботу 3 июня Яэль Даян вернулась в расположение 38-й танковой бригады, причем не одна – вместе с ней прибыл для "дальнейшего прохождения службы" Зеэв Слуцкий. Его длительная зарубежная командировка, в которой он находился по заданию "Моссада" закончилась, и теперь Слуцкий хотел быть в самом центре событий. Зевик прибыл, кстати, не просто так, а с просьбой от Лили ни на шаг не отходить от Шарона, чтобы с ее Ариком, не дай Бог, ничего не случилось. Зевик пообещал просьбу выполнить, а так как принадлежал к той породе людей, которые свято выполняют все свои обещания, то и в самом деле всю войну тенью следовал за Шароном.