– Теперь всем спать! – сказал он, когда семеро бойцов отвалилась от стола. – А ты, Арик, как проспишься, сразу же напиши самый подробный отчет о происшедшем.
Но дожидаться этого отчета полковник Шахам не стал, а сразу, как только Арик Шейнерман вышел за дверь, набрал номер телефона военного секретаря правительства Нехемии Аргова.
– Это – успех! – сказал он Аргову по телефону. – Наши парни доказали, что они могут незаметно для пограничников проникать на вражескую территорию, углубляться в нее, входить и действовать внутри арабских деревень! То, что дверь не взорвалась и объекта не было дома – это как раз ерунда, случайность. Сегодня не было, завтра будет! Представляешь, если у нас будет целый отряд таких ребят – человек в 25–30?! Вот тогда арабы у нас попляшут! Тогда они заплатят за все! Мне нужно только, чтобы ты и премьер поддержали эту идею в генштабе! Что значит "нет подходящего командира"?! Конечно, есть – Арик Шейнерман.
Так начиналась история особого 101-ого подразделения ЦАХАЛа, которому предстояло сыграть в современной истории Ближнего Востока не меньшую роль, чем иным дивизиям и бригадам. Именно этому отряду было суждено переломить ход начатой арабами террористической войны в пользу Израиля. Ну, а пока, вернувшись с работы, Маргалит застала мужа храпящим в ботинках и военной форме посреди их семейной кровати.
И взглянув на его жесткую от пота гимнастерку, на брошенный рядом с кроватью пистолет, она поняла, что ее Арик никогда не станет профессором истории в университете. Потому что есть люди, которые пишут учебники истории, а есть те, кто эту историю делает.
Ей не повезло – ее муж относился к последним.
* * *
В конце июля 1953 года, спустя две недели после операции в Наби-Самуэль, майор Шейнерман был вызван к начальнику генштаба Мордехаю Маклефу, и тот без обиняков спросил Арика, согласен ли он принять на себя командование спецподраздлением по борьбе с террором.
Арик вновь вспомнил Маргалит, их недавнюю, первую в жизни размолвку, данные во время примирения обещания и, сглотнув слюну, спросил:
– Как вы думаете, товарищ генерал, я смогу совмещать командование этим подразделением с учебой в университете?
– Думаю, что нет, – прямо ответил Маклеф.
– Ну, нет так нет! – сказал Арик.
Никто сегодня уже не может сказать точно, почему новое подразделение было названо "101-м отрядом", откуда взялось это число и кто именно придумал такое название. Оно было просто так названо – вот и все.
В качестве базы для формировавшегося в глубокой тайне отряда было выделено бывшее здание английской полиции, расположенное возле арабского поселка Абу-Гош, на полпути между Тель-Авивом и Иерусалимом. Войти в него должны были лучшие из лучших, и Арик набирал бойцов из разных частей ЦАХАЛа. Большая часть из них была знакома ему по службе в разведке Центрального и Северного округа часть была приняты в состав отряда по рекомендации полковника Мишаэля Шахама и других офицеров. В один из дней в части появился 19-летний Меир Хар-Цион – тот самый, которого Моше Даян потом назовет "лучшим еврейским солдатом со времен Бар-Кохбы". Несмотря на юный возраст, Хар-Цион был уже знаменит на всю страну: в 17 лет он в одиночку перешел израильско-иорданскую границу, чтобы своими глазами увидеть расположенные на территории Иордании останки Петры – самого древнего города на земном шаре. Погуляв по Петре, юноша вернулся обратно в родной кибуц, а слухи о его приключении мгновенно распространились по Израилю, сделав Хар-Циона героем в глазах молодежи.
Как вспоминает сам Хар-Цион в своей книге "Отрывки из дневника", он был недоволен скучной службой в пехотных войсках и постоянно направлял начальству просьбы перевести его в " более интересное место". В августе 1953 года Хар-Циона вызвали к командиру батальона, велели собирать вещи и направляться в Абу-Гош в распоряжение майора Шейнермана. Когда Меир Хар-Цион явился в расположение 101-ого отряда, он увидел майора Шейнермана сидевшего вместе со старшим сержантом Шломо Баумом на крыше бывшего здания английской полиции, свесив ноги и увлеченно обедавшим.
Держа в одной руке чемодан со своими вещами, Хар-Цион отдал честь и доложил, как это предписывалось уставом:
– Рядовой Хар-Цион прибыл в ваше распоряжение, товарищ майор
!
– Очень хорошо! – откликнулся Арик, не прекращая жевать. – Давай, залезай сюда, поешь с дороги!
Все это никак не соотвествовало представлениям Хар-Циона об армейской дисциплине и субординации, да и вообще не вмещалось ни в какие представления об армии.
Схожие воспоминания о первой встрече с Ариэлем Шейнерманом оставили и другие бойцы 101-ого особого отряда.
Двадцать пять солдат было в этом отряде, но имя почти каждого из них вписано золотыми буквами в пантеон воинской славы Израиля: Шломо Баум, Зеэв Слуцкий (Амит), Мотька Бен-Порат, Ури Оппенгеймер, Шмуэль Нисим (Фалах), Меир Бухбут, Йорам Нахари, Арик Шляйн, Шай Дзержевский, Яир Тель-Цур, Эли Гозный, Шмуэль Мирхав, Давид Тамир (Баби), Шломо Груббер, Ханаан Самсон, Цви Садан, Ишай Циммерман, Ицхак Джибали, Шимон Каханер (Кача), Меир Хар-Цион…
Внешне жизнь личного состава 101-ого отряда напоминала не будни армейского подразделения, а быт то ли партизанского отряда, то ли дружины разбойников, то ли – как бы неприятно это сравнение ни звучало для еврейского уха – казацкой вольницы. Все его бойцы ходили по территории базы в свободной гражданской одежде, никто не обращал внимания на воинские звания, никто никому не отдавал честь. Дежурные по кухне занимались тем, что подстреливали горных коз и куропаток в окрестном лесу и жарили их на вертеле, после чего все усаживались у костра наслаждаться свежей дичью…
Но это внешнее впечатление было обманчиво. На самом деле в отряде царила железная дисциплина, и все его члены беспрекословно подчинялись Арику Шейнерману. Весь отряд был разбит на "четверки", между которыми шло скрытое, а порой и открытое соперничество, всячески поощряемое Ариком. День в отряде начинался за несколько часов до рассвета, а заканчивался порой глубокой ночью, так что в лучшем случае бойцы спали по три-четыре часа в сутки. Все остальное время было посвящено изнурительным тренировкам: многокилометровым пробежкам по окрестностям, накачиванию мышц в спортзале, стрельбе в дневных и ночных условиях, рукопашному бою, ориентированию и скрытному перемещению по местности, саперному делу – словом, всего и не перечислишь…
Спустя месяц учений Арик впервые решил попробовать своих ребят в деле. Первое задание, которое он им поручил, было предельно простое: они должны были глубокой ночью незаметно проникнуть на территорию находящейся на иорданской стороне арабской деревни Абу-Лахия, столь же скрытно пересечь эту деревню с запада на восток и, не производя ни одного выстрела, вообще никаких действий, вернуться на свою территорию. Как писал потом сам Шарон в своей автобиографической книге "Воин", для него в тот момент было важно, чтобы его парни "немного понюхали пороху" и укрепили уверенность в себе.
Увы, порох им пришлось понюхать в самом буквальном смысле этого слова. Первое же задание оказалось проваленным: не успели бойцы отдельного 101-ого отряда войти в Абу-Лахия, как были замечены ее ночным сторожем, который, разумеется, немедленно открыл по ним огонь из винтовки, подняв на ноги всю деревню, а затем и пограничников. Пули свистели над головами ребят Арика на протяжении всего их весьма поспешного отступления. Домой отряд, к счастью, вернулся без потерь, но в крайне подавленном настроении – получалось, что, несмотря на все тренировки, им не удалось пройти под носом у самого обыкновенного сторожа! А что было бы, если бы деревню патрулировали иорданские легионеры?!
Однако Арик отнюдь не потерял после этой операции присущего ему оптимизма. Расспросив каждого из участников этой первой операции отряда по отдельности, он самым внимательным образом проанализировал причины, приведшие к обнаружению отряда, и внес в соответствии со сделанными выводами изменения в режим тренировок, еще больше ужесточив их.
В сентябре 1953 года 101-ый отряд получил, наконец, первое задание командования: выбить на территорию Египта бедуинские племена, которые проникали в Израиль с Синая и захватывали под свои пастбища и передвижные поселки землю в пустыне Негев. Для выполнения этого задания Арик взял с собой 16 человек, посадил их на джипы и двинулся в сторону Негева.
На следующую ночь отряд Арика ворвался в лагерь бедуинского племени Узма и начал безостановочно палить в воздух. Испуганные бедуины, выскочив из своих палаток, бросились бежать во все стороны. Еще спустя несколько минут лежащая над пустыней ночь осветилась десятками костров – после того, как его парни собрали брошенное бедуинами оружие, Арик велел поджечь их палатки.
К утру бедуины пришли в себя, и несколько десятков вооруженных мужчин из обретавшихся в Негеве различных бедуинских племен, горя жаждой мести, напали на расположившихся посреди пустыни полтора десятка бойцов 101-ого отряда. Завязалась ожесточенная перестрелка, в ходе которой Арик убедился, что не зря потратил последние недели на тренировки по стрельбе на поражение противника в любых условиях. Понеся немалые потери, бедуины отступили, но только для того, чтобы вскоре начать новую атаку. Так – в непрерывных перестрелках – прошло несколько дней, пока, наконец, вожди бедуинов не поняли, что борьба с этими ни весть откуда взявшимися в пустыне евреями слишком дорого обходится их кланам, и приняли решение отойти вглубь Синайской пустыни. Отряд Арика опять не понес ни одной потери, но возвращался домой со смешанными чувствами: если одни откровенно ликовали по поводу победы и успешного выполнения первого задания командования, то другие предпочитали угрюмо молчать на сидениях джипов.
Общее мнение недовольных выразил на привале Меир Хар-Цион.
– И что?! – спросил он. – Это и есть то, что ты, Арик, называл "настоящим делом"? С кем мы воевали?! С арабскими солдатами?! С террористами?! Вся вина этих людей заключалась в том, что они незаконно пересекли границу. Так они это делают испокон веков – бедуины, как известно, кочуют по пустыне и никаких границ не признают! Во всяком случае, они никого не убили и не собирались никого убивать, пока мы их не тронули… Так зачем все это было нужно?! Почему мы должны были пролить их кровь?!
– Это было нужно хотя бы для того, чтобы арабы усвоили, что Израиль – это не проходной двор, а суверенное государство, которое никому не позволит просто так шастать через свою границу! – отчеканил майор Шейнерман. – Сегодня через нее, никого не спрашивая, переходят бедуины, а завтра перейдут террористы. Да и потом, кто сказал, что бедуины не могут быть террористами?!
Придет время – и Меиру Хар-Циону на собственном горьком опыте придется убедиться в правоте Арика. Но это будет после, а пока Моше Даян, не дожидаясь возвращения отряда на базу, сам приехал в Негев, чтобы поздравить Арика и его солдат с блестящим выполнением первого задания.
Воодушевленный этим успехом, Арик начал тут же готовить следующую операцию. По его мнению, на этот раз целью его отряда должен был стать лагерь беженцев Аль-Буридж в секторе Газа. Цель, само собой, была выбрана не случайно: в Аль-Буридже располагался центральный штаб фидаинов – состоящих, в основном, из палестинских арабов банд диверсантов, которые то и дело переходили границу и нападали на израильские населенные пункты.
По замыслу Арика, на этот раз отряд должен был действовать, разбившись на три группы. Первая из них ворвется на центральную улицу лагеря и обстреляет несколько кафе, в которых любят собираться террористы. После этого в лагере беженцев должна начаться паника, которая и позволит другой группе беспрепятственно взорвать Центральный штаб фидаинов. Еще одна группа, в свою очередь, должна будет прикрыть первую, когда та начнет отступать.
Вечером Арик ознакомил со своим планом весь личный состав подразделения, и на этот раз с его резкой критикой выступил Шмуэль Нисим (Фалах), совмещавший службу в отряде с учебой на юрфаке университета.
– Я категорически против этой аморальной авантюры, – заявил Фалах. – Следует помнить, что в лагере беженцев живут не только террористы, но и обычные, ни в чем не повинные арабы. И в кафе, между прочим, сидят тоже не только террористы, но и те, кто никакого отношения к террору не имеет. Значит, нет никакой гарантии, что когда мы откроем огонь по кафе, мы попадем только в террористов. Извини, Арик, но это все равно, что выйти сейчас на улицу любого нашего города и начать стрелять по прохожим – а вдруг среди них тоже есть тайные арабские террористы!
– Если тебе не нравится план, значит, ты не будешь участвовать в этой операции! – отрезал Арик. – Но план остается в силе. Все свободны.
Следует отметить, что к этому времени бойцы 101-ого отряда уже успели познакомиться как с положительными, так и с отрицательными сторонами личности своего командира.
"Как командир, – вспоминает в своих мемуарах Ицхак-Кача Каханер, – он обладал способностью сохранять хладнокровие в любой, самой критической ситуации, в минуты, когда и его жизнь, и жизнь всех остальных, казалось, висела на волоске. Это не значит, что для принятия правильных решений ему непременно нужно было оказаться на волосок от гибели (бывают и такие командиры). Нет, он умел рассуждать здраво в любых условиях, но в те минуты, когда становилось особенно горячо и многие готовы были впасть в панику, мы группировались вокруг Арика, который умел даже под шквальным огнем противника сохранить присутствие духа и действовать так же спокойно, слово он находится не на поле боя, а сидит за чашкой кофе в кафе. Он никогда не требовал от нас сделать то, чего он сам не мог сделать. Он всегда был впереди нас. Короче, он был прирожденным лидером. Лидер, на мой взгляд, – это тот человек, который может убедить тебя, что то, чего он хочет, на самом деле хочешь и ты. Арик был просто непревзойденным мастером такого убеждения".
Но Шмуэль-Фалах Нисим вспоминает и другого Арика – вспыльчивого, способного во гневе больно ранить человека, порой откровенно заносчивого и высокомерного, с явными замашками диктатора.
"Иногда Арик орал на нас, – вспоминает Фалах. – Он был перфекционист и, если кто-то допускал ошибку или просто оказывался не в состоянии выполнить порученное ему задание, Арик мог "добить" его своими насмешками и оскорблениями, мог унизить в гневе перед всеми. Часто сам его гнев был на самом деле только игрой на публику – это только внешне казалось, что он вот-вот взорвется от возмущения; внутри же он чаще всего сохранял абсолютное спокойствие. На следующий же день после такой вспышки Арик "отходил", и мог расточать тому же самому бойцу, которого обидел, лестные комплименты, перебрасываться с ним шуточками, вести себя с ним, как с лучшим другом – так, как будто между ними ничего не произошло. В конечном счете его прощали, так как все понимали, что главная его цель – сделать из нас настоящих бойцов… Если в генштабе забраковывали какую-то очередную его идею или отказывались дать разрешение на проведение подготовленной им операции, он возвращался на базу мрачнее тучи и называл некоторых из офицеров генштаба "ничтожествами" и "жалкими, никчемными людишками"…"
Но главная претензия Фалаха к своему командиру заключалась в другом.
"Он действительно обладал необычайной смелостью, – рассказывает Фалах дальше. – Несмотря на свой избыточный вес, он двигался с потрясающей ловкостью. Но многие из нас и в глаза, и за спиной не раз критиковали Арика. Очень скоро мы почувствовали, что Арика куда больше интересуют результаты операции, чем количество потерь со второй стороны, в том числе, когда речь шла о мирном населении. Далеко не все были согласны с таким его подходом и по этому поводу у нас часто вспыхивали споры…"
Так что та стычка между майором Шейнерманом и его солдатом Шмуэлем Нисимом была первой, но далеко не последней. Оставив свой план по проведению операции в Аль-Буридж в силе, Арик начал спешно готовить отобранных для участия в ней бойцов и уже на следующий вечер они выехали на джипах в Негев, а оттуда пешком, мимо египетских патрулей, вошли в сектор Газа. Однако на входе в Аль-Буридж первая группа столкнулась с двумя вооруженными охранниками лагеря. Меир Хар-Цион сумел оглушить ударом одного из них, но второй успел убежать внутрь лагеря. Естественно, он поднял на ноги всех его жителей, и, прежде всего, фидаинов, мгновенно возжелавших захватить в плен незваных гостей. И когда первая группа бойцов 101-ого отряда вышла на центральную улицу лагеря Аль-Буридж, она немедленно оказалась окруженной со всех сторон разъяренной вооруженной толпой, жаждущей крови.
По всей видимости, арабы не сомневались, что смогут взять этих евреев голыми руками, и в этом-то и заключалась их роковая ошибка. Они видели перед собой лишь четверых израильских солдат, противостоящих сотням вооруженных мужчин, не подозревая, что каждый из этих солдат стоит целого отделения, а то и взвода, не зная, какой огромный ресурс выживания вложил в них Арик Шейнерман. На центральной улице закипел жаркий бой, в который вскоре включилась обогнувшая лагерь беженцев с другой стороны вторая группа. Когда арабы увидели, с какой нечеловеческой яростью, сея вокруг себя смерть, сражается эта четверка израильских солдат, они невольно подались назад, а поняв, что по ним стреляют и сзади, решили, что в лагере началась широкомасштабная операция ЦАХАЛа и стали в страхе разбегаться кто куда. Это позволило третьей группе, как и предполагал Арик, беспрепятственно взорвать центральный штаб фидаинов. Кстати, единственный раненный в ходе этой операции солдат ЦАХАЛа оказался именно в этой группе – из-за неправильного обращения со взрывчаткой.
На следующий день стало известно, что потери с палестинской стороны в результате развернувшегося в Аль-Буридже боя составили 20 убитых и 20 тяжело раненных. В генштабе эти потери были расценены как чрезмерные.
– Мы воюем с террористами, а не с мирными жителями, и вы, черт возьми, солдаты ЦАХАЛа, а не наемные убийцы! – бушевал в своем кабинете начальник генштаба Мордехай Маклеф, пока Арик стоял перед ним навытяжку и, как казалось, внимательно и проникновенно, выслушивал сыпящиеся на него упреки. На самом деле слова генерала пролетали мимо его ушей: майор Ариэль Шейнерман был убежден, что главное заключается в том, что его 101-ый отряд доказал, что способен наносить эффективные удары по гнездам террора. И когда через неделю он услышал о том, что, по данным армейской разведки, после операции в Аль-Буридже фидаины заметно поутихли, Арик довольно улыбнулся. Цель была достигнута – и это для него было главное. Что касается цены, то она его, похоже, вполне устраивала.
* * *