Царь Давид

«И сказал Давид Шаулу: я не могу ходить в этих одеждах, потому что не привык. И снял их Давид с себя. И взял палку свою в руку свою, и выбрал себе пять гладких камней из ручья, и положил их в свою пастушескую сумку и в мешок, и пращой в руке своей подошел к филистимлянину. И взглянул филистимлянин, и, увидев Давида, презрел его, так как тот был молод, румян и красив. И сказал филистимлянин Давиду: разве я собака, что ты идешь на меня с палками? И проклял филистимлянин Давида богами своими. И сказал филистимлянин Давиду: поди-ка ко мне, и я отдам тело твое птицам небесным и зверям полевым. Давид же сказал филистимлянину: ты выходишь на меня с мечом, и с копьем, и с дротиком, а я выхожу на тебя во имя Господа Цеваота, Бога строя Исраэльского, который ты поносил. Сегодня предаст тебя Господь в руку мою, и я побью тебя, и сниму с тебя голову твою, и отдам трупы стана филистимского сегодня же птицам небесным и зверям земным, и узнает вся земля, что есть Бог у Исраэля. И узнает весь этот сонм, что не мечом и копьем спасает Господь, ибо успех войны от Господа, и он предаст вас в руки наши…» (См. 1, 17:39-47).

Если для филистимлян эти слова Давида звучали как пустая похвальба, то израильтяне внимали ей с восторгом. Возможно, они тоже не верили в победу Давида, но то, что среди них нашелся боец, способный на равных говорить с Голиафом, да еще и угрожать ему и всем филистимлянам, уже само по себе наполняло их сердца гордостью. Теперь, даже если бы Давид погиб, это в любом случае была бы геройская смерть.

Но Давид как раз вовсе не собирался умирать:

«И было, когда поднялся филистимлянин и стал приближаться к Давиду, то Давид быстро побежал к строю, навстречу филистимлянину. И опустил Давид руку свою в сумку, и взял оттуда камень, и метнул и поразил филистимлянина в лоб и упал он лицом на землю. Так осилил Давид филистимлянина пращой и камнем, и побил филистимлянина и умертвил его, а меча не было в руке Давида. И подбежал Давид, и встал над филистимлянином, и взял меч его, и, вынув его из ножен, добил его и отсек им голову его…» (См. 1, 17:51).

Сам бой, как видно из этих слов, длился не более минуты. Распалив Голиафа и вынудив его двигаться навстречу ему, Давид сам пошел на сближение с противником, и в определенный, видимо точно рассчитанный момент метнул из пращи камень – возможно, заранее отточенный по краям.

Войдя точно в переносицу Голиафа, камень проломил его череп, и великан, как следует из текста, умер мгновенно. Последующее отсечение головы нужно было Давиду лишь для пущего эффекта, который не заставил себя долго ждать – потрясенные филистимляне побежали, естественно, и не думая выполнять обещание Голиафа и превращаться в рабов евреев. Последние же, в свою очередь, бросились преследовать врагов, безжалостно убивая каждого филистимлянина, которого им удавалось настигнуть. По словам Иосифа Флавия, в ходе этого преследования евреи убили около тридцати тысяч филистимлян и вдвое больше ранили[22 - Иосиф Флавий. Иудейские древности. М., Крон-пресс, 1996, с. 242.].

Устное предание рассказывает, что Давид не сам снял с пояса меч Голиафа – ему поднес его на вытянутых руках юный оруженосец Голиафа хетт по имени Урия. Сказав, что отныне он хочет служить Давиду, Ури спросил, может ли он пройти гиюр, то есть стать евреем?[23 - Другой мидраш утверждает, что Давид не сразу смог вытащить меч Голиафа из ножен из-за сложного замка, и тогда Урия Хеттиянин помог ему это сделать, а затем принес присягу на верность и выразил желание стать евреем.]

– Евреем стоит стать хотя бы для того, чтобы жениться на еврейке, ибо нет красивее наших женщин! – якобы ответил на это Давид. С тех пор Урия Хеттиянин вплоть до истории с Вирсавией (Бат-Шевой) входил в ближайшее окружение Давида и верно служил ему.

Разумеется, в этот мидраш вовсе необязательно верить, но нельзя, по меньшей мере, не восхититься тем, как красиво оставшиеся неизвестными создатели таких преданий увязывали между собой различные, казалось, ничем не связанные события.

* * *

Известный израильский невропатолог, профессор Владимир Бергинер, анализируя рассказ о бое Давида с Голиафом глазами врача, пришел к выводу, что последний… был, в сущности, очень больным человеком. По мнению Бергинера, Голиаф страдал акромегалией – эндокринным заболеванием, при котором доброкачественная опухоль в гипофизе выделяет избыточное количество гормонов роста. Причем автор первой «Книги Самуила», утверждает Бергинер, описал симптомы этого заболевания с удивительной точностью, что еще раз доказывает, что он, по всей видимости, был свидетелем дуэли Давида и Голиафа.

Дело в том, что в первую очередь акромегалия, которую еще иногда называют «болезнью баскетболистов», проявляется в гигантизме – человек, у которого она развивается, может вырасти до двух и более метров. С этой точки зрения становится понятно и то, почему сам вид Голиафа и его голос внушали ужас евреям: при акромегалии очень сильно огрубляются черты лица, в частности, увеличиваются надбровные дуги и скуловые кости; разрастаются мягкие ткани. Меняется при этом заболевании и голос, который становится очень грубым вследствие изменений голосовых связок. Кроме того, у страдающих акромегалией нередко развиваются различные болезни ног, а потому те самые наколенники, о которых говорится при описании доспехов Голиафа, нужны были ему, вероятно, не столько для защиты, сколько для того, чтобы помогать слабым связкам ног поддерживать огромный вес тела.

Доброкачественная опухоль, которая вызывает акромегалию, расположена на перекрестке зрительных нервов, вследствие чего у людей, страдающих этим заболеванием, меняется зрение. По сути дела, у них исчезает боковое зрение: они могут видеть только то, что расположено прямо перед ними, да и при этом у них нередко двоится в глазах. Отсюда становится понятным, для чего Голиафу для поединка один на один понадобился «оруженосец», или точнее «щитоносец», который шел перед ним – вероятнее всего, это был поводырь, подсказывавший Голиафу, куда тот должен двигаться.

Именно вследствие дефектов своего зрения Голиаф не сразу замечает Давида, а когда замечает, то спрашивает, почему тот идет на него с палками, хотя у Давида в руках только одна палка – ведь у Голиафа двоится в глазах![24 - См. «Памятник, которого нет». Интервью П. Люкимсона с проф. В. Бергинером. – газета «Новости недели». 17.01.2008.]

Но преуменьшает ли факт болезни Голиафа величие подвига и победу Давида?

Отнюдь.

Во-первых, Давид ничего не знал о болезни Голиафа, да и даже если бы знал, вовсе не обязан был принимать ее в расчет. Во-вторых, болезнь Голиафа не отменяла того факта, что последний обладал колоссальной физической силой, и в ближнем бою у Давида, вне сомнения, не было бы никаких шансов на победу. Однако в том-то и дело, что Давид выбрал единственно верную тактику, которая давала этот шанс – бой на расстоянии. При этом выиграл он его абсолютно честно: ведь у Голиафа был дротик (и Давид не случайно упоминает его, выходя на битву), который тот мог метнуть с тем же успехом, что и Давид камень из пращи.

Таким образом, никто, в том числе и филистимляне, не мог обвинить Давида в коварной или нечестной победе, и этот момент, как мы увидим дальше, еще сыграет немалую роль в судьбе героя этой книги.

* * *

Любопытно, что во второй «Книге Самуила» победителем Голиафа называется не Давид, а некий Эльханан: «И еще было сражение с филистимлянами в Гове, сын Яарей-Ооргима Бейт-лехемского, Гольята Гатинянина, у которого древко копья было, как ткацкий навой» (См. 2, 21:18-19).

Из этого текста вроде бы понятно, что речь идет о какой-то другой битве, происходившей не в долине Эйла, а в Гове, когда Давид уже был царем. В этой битве был убит некий другой Голиаф, очень напоминавший, тем не менее, того, кого в свое время победил Давид. Это подтверждает и «Книга Хроник», где уже совершенно ясно говорится, что речь идет о другой битве, произошедшей в то время, когда Давид правил Иерусалимом и Эльханан победил в ней брата того самого Голиафа, которого убил Давид. Вдобавок там же сообщается, что у Голиафа были родичи, также отличавшиеся высоким ростом и статью, которых победили другие воины Давида:

«И было, когда началась война с филистимлянами в Гезере, тогда поразил Сибхай, хушатиянин, Сипайа, одного из детей великанов. И была еще одна война с филистимлянами, и поразил Эльханан, сын Яира, Лахми, брата Голиата, гиттиянина, у которого древко копья было, как ткацкий навой. И была еще одна война в Гате, и был там человек рослый, у которого было по шести пальцев – всего двадцать четыре. И он тоже родился от великана. И поносил он Исраэль. И поразил его Йеонатан, сын Шимы, брат Давида. Это были родившиеся от великана в Гате, и пали они от руки Давида и от руки рабов его. (КХ. 1, 20:4-8).

Тем не менее, ряд историков усматривают некое противоречие между текстами Первой и Второй книг пророка Самуила, и пытаются на его основе выстроить некую, как они считают, более реалистичную версию событий. Так, по их мнению, истинным победителем Голиафа был именно земляк Давида Эльханан из Вифлеема (Бейт-Лехема).

Давид же к тому времени уже был военачальником среднего звена в армии Саула, возможно, командиром отряда, и потому победа его солдата была приписана и ему – как и другие победы в поединках с филистимскими богатырями, одержанные «рабами его», но в которых сам Давид не принимал участия.

Ряд историков, пытаясь примирить эти версии, выдвигают гипотезу, по которой при рождении Давида назвали Эльхананом. Давид же – это не имя, а прозвище, означающее в иврите «друг» (точнее, «любимый друг»), и оно было дано Эльханану как раз после победы над Голиафом – он был провозглашен «Давидом», то есть любимым другом царя Саула, а со временем его имя стало восприниматься и как «любимый друг Бога»[25 - Вспомним, что в исламе по отношению к пророкам и праотцам еврейского народа употребляется схожее вырадение – «товарищ, друг Аллаха», то есть речь идет о весьма распротсраненном на Востоке выражении.].

В данном случае мы действительно имеем дело с еще одной загадкой – происхождением имени Давида. Дело в том, что до книг пророка Самуила имя «Давид» в Библии встречается лишь один раз как «Додо» или «Дуду» (См. Судьи, 11). Во всяком случае, оно явно не было в ходу у древних евреев. На основании этого ряд представителей школы библейской критики утверждают, что Давид – это не реальная историческая фигура, а некий собирательный образ, прототипами которого было сразу несколько вождей израильтян той эпохи. По их версии само слово «давид» было заимствовано у филистимлян или у одного из ханаанейских народов, и означало «вождь, атаман». Таким образом, говорят они, «давидами» в этом регионе называли предводителей шаек разбойников, обретавшихся в лесах и горах Святой земли. Однако никаких убедительных подтверждений этой версии при исследовании письменных памятников ближневосточных народов так найдено и не было. Что касается излагаемой «Житием царя Давида» версии, что слово «давид» на еврейском означает «украденный», то она свидетельстует лишь о том, что сам автор «Жития» совершенно не знал иврита: слово «украденный, похищенный» звучит на этом языке как «ганув» и никак иначе.

Между тем, слово «Давид» в наиболее часто принятом в иврите написании действительно читается как «Дод», а «дод» – это и в самом деле «любимый друг», и именно в этом смысле данное слово (но уже читаемое именно как «дод») употребляется в «Песне песней». Таким образом, слово «Давид» и в самом деле могло быть прозвищем, тем более, что «Книга Самуила» что пользуется, как будет показано ниже, именно прозвищами, а не именами. Но это вовсе не означает, что Давида в юности звали именно Эльхананом – во всяком случае, еврейские источники не дают нам никакого сколько-нибудь основательного повода для такого умозаключения. Есть также версия, что Давид – это вообще сокращенный вариант имени «Дудуягу», что в буквальном переводе и значит «Друг Всевышнего».

Но вот то, что Эльханан сын Яира (именно Яира, а не Иессея, и одно это говорит, что речь идет о разных о людях!) убил, согласно, «Книге Хроник» брата того Голиафа, которого убил Давид сын Иессея, полностью согласуется с устными преданиями, согласно которым у Голиафа было несколько братьев. Братья эти, хотя были и несколько пониже его, но тоже отличались высоким ростом и огромной силой. В связи с этим не исключено, что слово «Голиаф» тоже могло быть прозвищем, обозначающим богатыря-великана, хотя не исключено, что речь идет о членах одной и той же семьи, у которой была генетическая предрасположенность к акромегалии.

С версией о том, что у Голиафа были братья, жаждавшие отомстить Давиду за его гибель, нам еще предстоит познакомиться. А пока продолжим следить за событиями в жизни Давида под тем углом зрения, под каким они предстают в Библии и в еврейском фольклоре.

Глава 4. Герой

После победы над Голиафом Давид отнес его голову и меч в Нов – город, все население которого составляли представители касты священников-коэнов, потомков первосвященника Аарона, и где располагалась главная святыня народа – Ковчег Завета.

Он уже не был прежним Давидом – безвестным пастухом из Вифлеема, умеющим искусно играть на арфе и слагать песни. В одночасье он стал национальным героем, и теперь уже о нем слагали в народе песни, из уст в уста передавая рассказ о его поединке с Голиафом, прибавляя к нему все новые и новые подробности. И, само собой, такой герой должен был быть обласкан царем и немедленно войти в самое близкое его окружение, став заметной фигурой в царской армии – этого требовала народная молва, и царь не мог с ней не считаться.

Вот как рисует происшедшие после победы Давида над Голиафом все та же «Первая книга Самуила»:

«А когда увидел Шаул Давида, выходившего против филистимлянина, сказал он Авнеру, начальнику войска: Авнер, чей сын этот юноша? И сказал Авнер: клянусь жизнью души твоей, царь, что не знаю. И сказал царь, спроси ты, чей сын этот юноша. И когда Давид возвращался после того, как он убил филистимлянина, взял его Авнер, и привел пред Шаулом, и голова филистимлянина была в руке у него. И сказал ему Шаул: чей сын ты, юноша? И сказал Давид: сын раба твоего Ишая из Бейт-Лехема…» (См. 1, 17:55-58).

Многие исследователи Библии на основе этого отрывка спешат сделать вывод, что «Первая книга Самуила» представляет собой компиляцию из нескольких еврейских легенд, и Давид-музыкант, успокаивавший игрой на арфе мятущуюся душу Саула, и Давид-победитель Голиафа – это два разных молодых человека.

«Если мы попытаемся ответить на вопрос, каким образом Давид очутился при дворе царя Саула, мы окажемся в затруднительном положении, – писал по этому поводу З. Косидовский в своих популярных «Библейских сказаниях». – Библия дает две совершенно различные версии. Из шестнадцатой главы Первой книги царств мы узнаем, что Давида привели во дворец потому, что он искусно играл на арфе и своей игрой снискал расположение царя. Между тем, глава семнадцатая сообщает, что Давид привлек внимание Саула своей победой над Голиафом. Победителем Голиафа был неизвестный пастушок, Саул велел привести его к себе и спросил: «Чей сын этот юноша?» – стало быть, он не знал его раньше»[26 - З. Косидовский. Библейские сказания. Изд-во политической литературы. М., с. 324.].

И. Вейнберг, будучи, в отличие от Косидовского, видимо, знаком с комментариями Библии, придерживаясь в целом мнения школы библейской критики, предлагает несколько иное объяснение появления в одной книге двух версий вхождения Давида в ближайшее окружение Саула.

«Не приходится сомневаться в том, что два разных варианта описания встречи Давида и Шаула восходят к двум разным традициям, двум разным текстам-источникам, – пишет он. – Вопрос в том, почему и зачем создатель (создатели) Ранних пророков сохранил и поставил рядом эти два варианта? Ответ на этот вопрос может быть двояким: он поступил так, как некоторые создатели других сочинений в Танахе до него…, чтобы дать своему слушателю и читателю возможность выбирать более соотвествующий его вкусам и взглядам вариант; но возможно также, что оба варианта были сохранены как взаимодополняющие (это представляется более вероятным)… и подчеркивающие важнейшее превосходство Давида – витязя и поэта-музыканта – над Шаулом, который был только царем и воином»[27 - И. Вейнберг. Введение в ТАНАХ. Пророки. Гешарим-Мосты культуры. И-м.-М., 5763 (2003), с. 47–48.].

Толкователи Библии и в самом деле не находят никакого противоречия между этими двумя версиями. Согласно одному из комментариев на «Книгу Самуила», так как Давид приходил к Саулу в те часы, когда на него нападал «злой дух», то есть царь был подвержен приступам депрессии, а возможно, и безумия, то по окончании приступа Саул не помнил ни того, что с ним было, ни тех, кто был в эти минуты с ним рядом.

По другому комментарию, до того Саул не особенно интересовался происхождением своего придворного музыканта. Да, конечно, в свое время царю представили его как сына Иессея из Вифлеема, но какое было ему дело, чей он сын и откуда родом – главное, чтобы этот парень хорошо делал то, для чего его позвали!

Но теперь, после победы над Голиафом, все кардинальным образом меняется. Царь понимает, что ему придется выполнить свои обещания о даровании семье героя освобождения от налогов и других привилегий, а также, возможно, выдать замуж за него дочь. И с этой точки зрения вопрос царя о том, чей сын Давид, какова его родословная, звучит вполне резонно. Давид же, по уже понятным читателю причинам, уходит от вопроса о своем происхождении, ограничиваясь лишь упоминанием имени своего отца.

Не исключено, что этот уклончивый ответ возбудил любопытство Саула, и тот послал Вифлеем своих людей, чтобы те побольше разузнали о семье потенциального зятя. Ну, а в Вифлееме им рассказали о том, что не так давно здесь был Самуил, встречался со всей семьей Иессея и даже приказал привести с пастбища самого младшего сына, с которым не все ясно. И из этого рассказа Саул уже сделал соответствующие выводы.

Однако в тот самый момент, когда Давид подошел к Саулу с головой Голиафа в руках, одним из первых, кто поспешил выразить ему восхищение, стал старший сын Саула Ионафан (Йонатан). В порыве восторга Ионафан снял с себя все свои воинские доспехи и оружие, включая лук, меч и пояс, то есть самое ценное достояние для любого мужчины того времени, и подарил его Давиду. Так начались их взаимоотношения, ставшие символом подлинной мужской дружбы.

Согласно распространенной среди исследователей точки зрения, после победы над Голиафом слава Давида стала так велика, что Саул не просто возревновал его, а возненавидел, заподозрив, что именно Давид лишит трона его и его наследников, и с каждым днем все больше утверждаясь в этом подозрении. Однако при этом они не обращают внимания на то, что рассказу о возросшей славе Давида предшествует следующий отрывок:

«Когда выходил Давид, то куда бы ни посылал его Шаул, он преуспевал; и назначил его Шаул начальником над мужами войны; и понравился он всему народу и рабам Шауловым» (См. 1, 18:5-6).

Внимательное прочтение второй «Книги Самуила» (той ее части, где подводятся итоги жизни Давида) и «Книги Хроник» показывают, что свою карьеру в армии Саула Давид начал в качестве командира подразделения, в которое входило 30 бойцов – «шлошим гиборим». Однако различные переводчики переводят слово «гиборим» по-разному, и потому этот отряд Давида в различных переводах Библии называет то как «тридцать героев», то как «тридцать богатырей», «тридцать мужей брани» или как «тридцать витязей».

В сущности, по современным понятиям, это означает, что Давид начал армейскую службу в качестве командира взвода, обычного лейтенанта. Однако, во-первых, не следует забывать, что наши представления о структуре армии отнюдь не совпадают с понятиями и представлениями того времени, а, во-вторых, отряд Давида в любом случае не был обычным отрядом армии Саула. Это был своего рода спецназ, которому поручались особо важные и не терпящие промедления задания – провести разведку в тылу противника, отбить налетевших на какую-либо еврейскую деревню филистимлян, очистить тот или иной район от банды разбойников и т. д. И, судя по всему, Давид чрезвычайно успешно справлялся с этими заданиями, умножая свою воинскую славу в народе, порождая о себе все новые и новые легенды и на глазах превращаясь в любимца армии и всего народа. Именно так, считают комментаторы, следует понимать уже процитированные выше слова: «Когда выходил Давид, то куда бы ни посылал его Шаул, он преуспевал; и назначил его Шаул начальником над мужами войны; и понравился он всему народу и рабам Шауловым» (См. 1, 18:5-6).

Именно народу и «рабам Саула» (то есть его армии) – но не самому Саулу. Напротив, чем больше росла слава и популярность Давида, тем с точки зрения Саула более опасным он становился, и с каждым днем царь начинал ненавидеть новоявленного героя все больше и больше. Хотя, разумеется, внешне царь никак не выражал эти свои чувства – уж слишком бы они контрастировали с тем обожанием, которым был со всех сторон окружен Давид. Таким образом, само отношение народа к герою было теми незримыми доспехами, которые до времени лучше любой брони защищали его от гнева Саула.

По всей видимости, изначально спецназ Давида входил в состав насчитывающего 1000 бойцов полка Ионафана, и это еще больше сблизило обоих молодых людей и укрепило их дружбу.

Внимательное прочтение Библии показывает также, что в отряд Давида входило на самом деле 37 или 39 воинов, каждый из которых остался в памяти народа тем или иным своим подвигом. Бойцы этого отряда пронесли верность своему командиру через всю жизнь, не раз оказывались вместе с ним в самых опасных переделках, а затем, когда Давид стал царем, вошли в его ближайшее окружение и заняли высшие командные посты в его армии.