Клады великой Сибири

Он подозвал своего маклера.

– Сию же минуту купите мне три тысячи Грибулинских акций. Сто тридцать пять тысяч плачу наличными, остальные деньги под заклад тех же акций, – приказал он.

Маклер удивленно посмотрел на него.

– Куда вам такая дрянь? – спросил он.

– Это мое дело, – холодно ответил Суравин. – Скупайте возможно скорее и тише.

– Их продадут вам сколько угодно в одну минуту! – ответил он, бросаясь исполнять поручение.

– Покупаю Грибулинские!

С этим предложением маклер обошел все группы.

Спустя четверть часа он возвратился.

– Платите деньги! – сказал он, подходя к Суравину.

И в три минуты дело было сделано.

Но на бирже уже произошло движение.

Тихий нервный шепот пронесся по зале.

– Суравин скупает!.. Зачем?.. Что такое?

И вдруг там и сям раздались сначала сдержанные вызовы, затем все более и более нервные:

– Покупаю Грибулинские!

Акции медленно поднимались в гору.

Чья-то невидимая рука скупала их усердно, неутомимо, и волнение усиливалось с каждой секундой.

Биржа кипела.

Люди, красные от волнения, с горящими глазами метались по зале, в которой все чаще и чаще повторялся крик:

– Покупаю Грибулинские!

Бешеный азарт овладевал игроками.

Еще никто, кроме самих акционеров компании, не знал, в чем дело, но все уже чувствовали, что с Грибулинскими заводами произошло что-то необыкновенное.

Акции поднимались быстро, скачками.

– Покупаю Грибулинские!.. Сто двадцать!.. Сто двадцать пять!.. Сто тридцать один! – раздавалось со всех сторон.

Ураган азарта с каждой минутой рос более и более.

Николай Саввич с бьющимся сердцем стоял у стены, скрестив руки, словно главнокомандующий, одержавший победу.

К одиннадцати часам стало известно, почему скупаются Грибулинские акции, и азарт сделался еще сильнее.

К половине двенадцатого акции стоили уже по сто восемьдесят семь рублей.

Азарт делал то, что игроки, игравшие на повышение, зарвались!

Суравин подозвал своего маклера.

– Продайте! – коротко приказал он.

Через четверть часа он, весь красный от волнения, клал в боковой карман полмиллиона рублей.

«Рано продал!» – с тоской подумал он, глядя, как курс поднялся уже до ста девяноста одного рубля.

Но вот рост вдруг остановился.

Сначала курс слегка колебался, но затем дрогнул, и акции тихо поползли вниз.

Но на ста семидесяти трех рублях курс установился и упрочился.

Николай Саввич набожно перекрестился и пошел к выходу.

Трехсот шестидесяти пяти тысяч барыша было для него совершенно достаточно.

Он совершенно не заметил на бирже человека, почти не спускавшего с него глаз и зорко следившего за ним.

Приехав домой, он сбросил пальто и крикнул:

– Вера!

На этот зов к нему навстречу выскочила молодая девушка, лет шестнадцати, стройная и хорошенькая, с белокурыми, вьющимися волосами и черными бровями поверх больших голубых глаз, обрамленных длинными темными ресницами.

– Что тебе, папа? – спросила она, бросаясь к нему на шею.

– Пойдем ко мне в кабинет, я скажу тебе новость! – ответил Суравин, целуя ее в свою очередь.

Но лишь только они дошли до кабинета, в передней раздался звонок.

– Проси в кабинет! – приказал Суравин выскочившей горничной.

«Вероятно, кто-нибудь из приятелей!» – подумал он про себя.

IV. Жизнь или деньги!

Не успел еще Николай Саввич сообщить дочери радостную весть, как в кабинет вошел изящно одетый господин, красивый и стройный.