Малокрюковские бастионы

– Мальчишки есть, а вот девчонок совсем мало. – И тут же пояснила. – Одни совсем большие, уже невестятся, под ручку по улице ходят и смеются, другие ещё в школу не ходят, а третьи, как я.

– А третьих-то сколько?

Нюшка стала загибать на руке пальцы и сказала:

– Трое всего. В общем, пять наберётся.

– Как это у тебя получается. – Трое всего, а откуда же пять наберётся?

– У меня свои подсчёты.

– А подруги у тебя есть?

– Есть, но мало.

– Как же ты живёшь здесь? Скука заест.

– Друзья у меня есть… – девочка загадочно улыбнулась.

– Понятно, кто твои друзья – телята, ягнята… – сыронизировал Костя.

Нюшка на его иронию не ответила, а только улыбнулась.

– И что ты в своей деревне делаешь?

– Работы хватает, маме в сельском совете и в правлении колхоза убираться помогаю, полы мою, пыль протираю…

– Ясно… можешь не продолжать.

Мимо них в сторону, стоявших в отдолении длинных приземистых строений, торопясь, прошёл в полушубке и высокой лисьей шапке мужчина в очках и с портфелем в руке. Проходя мимо, он поприветствовал ребят:

– Здравствуйте, молодые люди. Проблемы решаете?

– Какие у нас проблемы? – ответила Нюшка,– это у вас, Степан Евдокимович, бывают проблемы, а у нас, так…

– Ну, раз «так», то это хорошо,– и пошёл дальше.

– Парторг наш – Степан Евдокимович Громов, на ферму пошёл,– прокомментировала Нюшка. – А во-о-н от правления санки в нашу сторону едут. В них председатель колхоза и зоотехник тоже на ферму собрались.

– А чего это они на ферму все направляются?

– Собрание у животноводов будет… А ты куда собрался?

– На гору схожу. Покатаюсь. Посмотрю, как вы развлекаетесь. Где здесь приличная горка находится?

– Чтоб на лыжах покататься или на салазках, то у нас гор хватает. Сторонские, что за речкой живут, на эту сторону не ходят, у них своя гора и свой пруд есть. Им там близко. Мы катаемся с Васёниной горы. Рядом с горой жила бабушка Васёна, вот гору так и прозвали. Васёна давно умерла, а название осталось. Это вон туда, за дома надо идти, – и Нюшка показала рукой в какую сторону надо идти.

– Мне бабушка сказала, что у вас здесь гора есть, с каким-то странным названием… я не запомнил. Она мне сказала, что ребятишки с этой горы на лыжах не катаются.

– «Верблюжиха», – напомнила девочка.

– Вот-вот, Верблюжиха… точно.

– Ну-ну! – произнесла Нюшка и шмыгнула носиком. – Она вон там, – и Нюшка кивнула головой в ту сторону, где находилась гора Верблюжиха. – С неё кататься – только ноги ломать. Зато она самая высокая. Около этой горы пруд есть, там мальчишки на коньках бегают и то не все, ходить далековато. У нас за старой школой запрудок есть, там на коньках катаемся.– И тут же пожалилась. – Мне нельзя на гору. Видишь! – и она показала на платок. – Уши простудила. Родители долго на улице быть не велят, – и Нюшка, показав мальчику кончик языка, быстро, на карачках, взобралась на сугроб, с которого только что скатилась.

На дороге показалась лошадь, запряжённая в сани. Она трусцой бежит, помахивая хвостом и роняя с губ пену. В санях, положив под себя охапку соломы, сидит, обвязанная крест-накрест шалью баба и помахивает прутом. Рыжая лошадь косится на прут, но бежит лениво. Нюшка, ни с того, ни с сего, срывается с места, мчится за санями, догоняет их, ловко сзади на них запрыгивает и машет Косте рукой.

«Чудная какая-то? – подумал Костя. – На гору ей ходить нельзя, а на дровнях кататься можно… вон как прыснула».

Мальчишка не стал много раздумывать. Он тотчас надел лыжи, походил на них за двором по бабушкиному огороду, проложил хорошую лыжню, но вскоре ему по лыжне бегать надоело и он выехал на деревенскую улицу.

В это время на улице показались два подростка. Они важно идут смеясь и толкаясь по средине дороги. Один маленький и круглый, это Сыров Владимир, по прозвищу – «Шкворень». Он всё время ухмыляется и поглядывает на высокого и тощего. Высокий и тощий, это Клёков Григорий, по прозвищу «Клёк». Клёк имеет превосходство над Шкворнем. Сыров же, своим подчинённым положением нисколько не тяготится. «Два сапога – пара,– говорят про них в деревне». Это означает, что оба дружана отличаются от других ребятишек неблаговидным поведением.

– А что, Шкворя,– цедит сквозь зубы Клёк, – хило Касьяна «слабо» взять?– и кивает на приближающуюся пару лошадей, впряжённых в раскидистые дровни и управляемые тем самым Касьяном о котором говорят дружаны. Касьян сидит на куче соломы, подложив под себя ногу в валенке, и курит.

– Не охота-а-а…– тянет Шкворень.

– А в долг брать охота!?– парирует Клёк.

Шкворень нахмурился.

– Чё, ты, Клёк…, сразу долг… долг, прожить без напоминания не можешь…

– Не могу… Карточный долг – закон. Ему во всём мире уважуха. Давай, блесни смекалкой и выдумкой – и он кивнул в сторону, проезжающего на дровнях мужичка, – а я посмотрю зачёт или не зачёт. Будет хохма – будет зачёт.

– Зачёт… незачёт, – пробубнил, сердясь, Шкворень, и по его лицу пробежала размазанная улыбка. Она всегда у него появляется, когда он придумает нечто смелое и скверное. Он сунул руку в карман, нащупал зажигалку и, когда с ним поравнялись дровни, вроде невзначай упал на них, щёлкнул, вынутой из кармана зажигалкой, поднёс огонёк к соломе и сразу же вывалился из дровней прямо на дорогу.

Всё это было проделано так виртуозно, что любой человек, видевший это, непременно бы подумал о том, что дровни задели паренька, сбили его с ног, отчего тот упал на эти самые дровни и скатился на дорогу.

Зажжённая солома при этом загорелась пылом не сразу. Она с полминуты тлела, а затем быстро разгорелась. Возница, заметив пожар, ругаясь, начал сталкивать горящую солому с дровней, не переставая грозить подросткам кнутом и матюкаться.

– Вот кошкоеды! Вот кошкоеды! Ничего святого нет! Как таких земля носит?.. В милицию заявлю…

«Конечно, заяви!!!» – прокричали подростки вслед в один голос. А Клёк добавил:

– Курить надо меньше, тогда и загораться ничего не будет.

«Зря я вышел на дорогу, – подумал Костя, став свидетелем инциндента. – Эти два типа обязательно привяжутся». Его отец учил никогда без особой причины не драться.

Не дойдя до Кости несколько шагов подростки начали ломать комедию.

– А это что за шмыгало-шмарыгало? – спросил Клёк маленького и кивнул на Костю.

– Протестую!!! – ответил тот. – Маэстро! Ты не должен оскорблять гомо сапиенс. Этот гомо топает по улице и тебе не мешает.

– А я и не оскорбляю… Я просто своему другу задаю вслух вопрос. У нас, надеюсь, право голоса никто не отменял…

– Принимается! – ответил Шкворень и хохотнул.– Согласен, права человека никто нарушать не имеет права.