Мы роду православного. Котельниковы

Которые их бы не знали.

«Да, что там японцы, – кричали повсюду, —
Мы шапками их закидаем!»
Об этом твердили российскому люду,
На Дальний Восток провожая…

Вагоны снарядов, вагоны иконок,
Нательных крестов и орудий,
Чтоб в веру принять японцев, японок,
И иже, кто с ними прибудет.

Потом все узнали, что там не все гладко —
Ряды наши косят шимозы.
А наша пехота, да наши лошадки
Не гордость даруют, а слезы.

Эскадра в Артуре, эскадра в Цусиме,
Средь них был родной нам и близкий,
Белов Николай, (таково его имя),
Российский солдатик из Рыльска.

К этому времени прапрадед Белов Василий скончался. Жена покойного и его сестра, скрытно ото всех, наняли адвоката, дали ему доверенность на все деньги, лежащие в банке за погибшего на Кавказе Степана. Он их получил, половину взял себе, половину дал своим клиентам.

А на Руси, как на Руси,
Тому неси, тому неси,
Неси чиновнику, другому,
Неси последнее из дома.
И сколько ты их не проси,
Звучит одно: «Неси, неси!»

Полагаю, не без оснований, что в этом был замешан и мой прадед Евгений Васильевич, так как после этого его дела пошли в гору6 построил сапожную мастерскую, набрал 8 учеников и подмастерьев, среди них были и два его сына.

Когда калека пытался вернуть деньги, оказалось это невозможным. Он не простил обидчиков, проклял их и никогда не приближался к их домам. Мой прадед ходил на богомолье, часто посещал церковь, истово молился Богу. Умирая, роздал всем детям и внукам по десяти рублей золотом, С учетом многочисленности их, сумма была огромной по крестьянским меркам. И очень жалел, что смерть не дала ему возможности лично подшить валенки свату. Простил ли Господь ему тяжкий грех, обмана калеки? Думаю, нет… Белова Аграфена, жена прадеда, обделила свою дочь Анну (Евгеньевну), не дав ей золотой десятки, сказав: «Сколько ей не давай, все ей мало будет! Вот умру, все вам останется!» Кому конкретно и сколько, она не говорила. Умерла неожиданно (паралич). Зная, что у матери оставались деньги, и не малые, дети стали искать… Перерыли весь огород, разломали дом и перестроили его, но денег так и не нашли – как в воду канули Представьте, сколько проклятий прозвучало в адрес покойной, сколько смертных грехов было рождено этим?

Всегда наследство алчность будит:
Коль есть наследники, решение прими —
Никто тебя за это не осудит —
В покое проведешь оставшиеся дни.

Будьте заботливы – отец иль мать,
Не делайте детей своих врагами.
Добром по смерти будут поминать,
Когда меж ними все разделите вы сами!

Продолжаю далее историю рода моего по материнской линии. Я закончил свое повествование – свадьбой между Максимом Васильевичем (моим дедом) и Беловой Анной Евгеньевной (бабушкой) Бабушка была абсолютно неграмотной, но невероятно красивой женщиной (со слов тех, кто ее знал) Максим Васильевич после женитьбы хотел перебраться в г. Рыльск, где ему, как фельдшеру, предлагали частную медицинскую практику. Должен сказать, что значимость фельдшера в дореволюционное время, в провинциальном, уездном городке, была невероятно высокой и выгодной в материальном положении. Мать Максима Васильевича упала в ноги сыну и молила его не делать такого шага, а когда он решительно отказался выполнить ее просьбу, она сказала, что проклянет его. Видимо перспектива, проклятия матери удержала сына от выполнения профессионального долга. Желание матери, скорее всего, диктовалось опасением провести остаток жизни в одиночестве. Уедет сын в Рыльск – что ей делать одной в деревне? Максим Васильевич стал, хоть и редко, но злоупотреблять спиртными напитками. Земли было мало, а кормить семью надо.

Земля, кормилица моя,
Ее всегда недоставало,
И вся крестьянская семья
О ней мечтала.

Крестьянин груб с детьми, женой,
Почтителен он с Богом,
А вот, любовь его с землей,
Нам говорит о многом!

Руками мнет, вдыхает запах,
Потом берется и за плуг.
И, кажется, землей пропах он,
Она – и счастье, и недуг.

Он за нее пойдет в огонь,
И будет смертно биться,
Родимую, ее не тронь,
Она его – землица!

Семья растет, растут сыны,
А где им взять наделы?
Ночь подойдет – и тяжки сны,
Чтобы такое сделать?

По окончании полевых работ он отправлялся с товарами, взятыми у местного купца Котельникова М. М., по югу России, Товар был простым, но нужным в крестьянском хозяйстве: косы, серпы, мыло, клеенка. Если у покупателя не было денег на покупку, товар продавался в долг, Покупатель в специальной тетради против своей фамилии ставил свою подпись, а если был неграмотным, то ставил отпечаток своего большого пальца правой рука. После уборки урожая и продажи его крестьянами, у тех появлялись деньги, чтобы рассчитаться за купленное в кредит.

Мой дед отправлялся вновь в путь, это называлось править долги. Такие поездки давали около 20—25 рублей дохода, а это стоимость двух коров по ценам того времени.

Повсюду возникал извоз,
Сезонная работа,
Крестьянский движется обоз,
Возьмут ли где-то, что-то?

Жара дурманящая, в воздухе пыль,
Катится деда подвода
Справа и слева – бурьян, да ковыль,
Чаша небесного свода.

Рот пересох, струйками пот,
Рубахой его вытирает.
Пора бы поесть, подтянуло живот,
Он о еде намекает.

Степь под Тамбовом, Царицын и Сальск,
К ним добирался сквозь степи,
А дома семейка его осталась —
Жена и любимые дети.

Вдали на пригорке большое село,
Продаст там клеенку и косы,
В калмыцкие степи его занесло.
Куда его только не носит.