Ломаная прямая

Савойский хмыкнул:

– Ну, это ненадолго. Так, поверхностная терапия. Погнали, времени в обрез.

На Речном вокзале схватили такси, погрузили походный скарб в багажник, устроились на заднем сиденье. Помчались сквозь снежные  вихри.

Савойский деловито копался в сумке, извлёк оттуда бутылку «Арарата»  и два пластиковых стаканчика.

– Держи, – Карагодин покорно взял посудинку, легкий пластик визуализировал отчётливый тремор.

Савойский плеснул по стаканчикам коньяку.

– Ну, давай, Казанова, это тебе не эспрессо у девочек распивать. Это почище «Фауста» Гёте будет.

Снежные вихри, как по мановению руки утихли, машина летела по ночному Ленинградскому шоссе, на сердце Карагодина стало хорошо и покойно.

Савойский выудил из волшебной сумочки целлофановый пакетик с нарезанным тонкими кружками лимон. Закусили.

– Не верю я им, – как бы продолжая прерванную беседу сказал Савойский, – не может быть, чтобы в портовом городе был сухой закон. Нет никакой логики.

– Сёма закончил факультет международных отношений МГИМО, – сказал Карагодин, – он-то знает.

– Ну, хорошо, пусть Сёма закончил. А Петруха, он тоже МГИМО закончил? А ведь громче всех орал: на контроле всё отберут! А вот Короляш мыслит правильно: консульство наше, и законы там наши.

– Главное, что б человек с билетами не подвёл.

– Я тебя умоляю, – сказал Савойский и плеснул по стаканчикам очередную порцию.

Человек не подвёл. Едва путешественники освободились от сумок и соорудили из походной поклажи компактную горку рядом с означенным в качестве места встречи сувенирным киоском в зале отлёта,  как рядом образовался мужчина в неброской, но добротной кашемировой куртке болотного цвета, деловито спросил:

– Нормально доехали?

И не дожидаясь ответа, протянул Савойскому два евроконверта с клеймом Аэрофлота,

– Вот билеты.

Какое–то очень обыкновенное лицо человека, дежурная интонация, с которой он произнес заветное «вот билеты», – тормознули естественные реакции путешественников.

– Что-то не так? – спросил мужчина.

– Всё так! – собрался Савойский. – Просто не верится, что всё так! Мы же кучу времени потратили…

– Да я в курсе, Марья Алексеевна рассказывала. Нужно было сразу обратиться… Это у вас там перегибы на местах. А на самом деле всё просто.

– Игорь Васильевич, – Савойский проворно снял с поклажи пластиковый пакет, – Душевно вам благодарен.

– Не стоило беспокоиться, – уже знакомым дежурным тоном сказал тот, и пакет принял.

– Удачного полёта, ребята, и успехов в делах.

– Слава богу, – сказал Карагодин, – летим.

– Кто бы сомневался, – обретая обычную уверенность, – сказал Савойский. – Народ знает своих героев.

– И любит, – не удержался Карагодин. – А что там было, в пакете?

– Да так, ерунда, – флакон «Наполеона».

– И всего–то?! – изумился Карагодин. – Есть же хорошие люди на белом свете.

– Конечно, есть, но их нужно знать. – Ну, давай, по единой, – время позволяет.

Таможенный контроль проходили под приличными парами, в благодушно–приподнятом настроении. Савойский вывалил на стойку симпатичной таможеннице пяток красивых стеклянных баночек с изображением белуги на синих крышках, – развязно сказал: – С днём рождения, красавица. – Та рассмеялась, – Вы что, уже празднуете?  Не рано начали?

На пограничницу в стеклянной будке смотрели матовыми глазами, на вопросы отвечали отстранённо, по-военному коротко. Ситуацию понимали и контролировали. В Duty free опять накатила новая волна ребяческой дурашливости, пытались смешить продавщиц. Однако покупать ничего не стали. Зачем? Душу грел убережённый от разрушительной дегустации запас «Арарата».

Но как хороша, как женственна!

Когда самолёт набрал высоту, и путешественники освободились от неудобных ремней безопасности, соседка Карагодина  сняла чёрные наглазники, в которых пребывала с начала полёта, и ему открылось лицо тёмноглазой особы, приятное, но без каких-либо особых претензий. «Милая девушка, – подумал он, – но до Дарьи далеко».

– Летим, – неожиданно для себя сказал он. Девушка деликатно улыбнулась, и это несложное мимическое движение, запустило в Карагодине некую привычную  поведенческую программу. Он ощутил себя бывалым джет-сеттером, галантно предложил:

– Хотите, я угадаю, как вас зовут?

– Таня, – сказала девушка, и прыснула в кулачок. – Хотела сказать «да», а получилось…

– Чудно получилось, Танечка. – Карагодин легко преодолел барьер формальных ритуалов. – А я вот думал, какая странная дама, закрылась от мира наглазниками. Знаться ни с кем не желает.

– Ну, не придумывайте! Просто устала от московской суеты. А сегодня… просто ужас. Всем позвонить, со всеми попрощаться. Целый месяц была в Москве, а времени как всегда не хватило. А вы…

– Дима, – весело сказал Карагодин, – только не вы, а ты.

– Я так сразу не могу…– зарделась Таня.

– Танечка, вы меня удивляете! Мы летим на такой скорости… всё должно происходить соответственно! Быстро!

– Но не настолько же, – вяло сопротивлялась Таня. – А вы куда летите?

– Как куда? – не понял Карагодин. – Мы же вместе летим. В Каир летим. А после мы с другом двинем в Порт-Саид.

Каракозов повернулся к Савойскому, и обнаружил, что тот провалился в благостный сон, пожёвывает во сне губами и в разговоре участия не примет.

– В Порт–Саид… – работаете там или к родственникам?

– Ну какие у нас в Порт–Саиде могут быть родственники, – смеялся Карагодин. – По делам летим. – И кратко изложил суть поездки: летим к генерал-губернатору, три раза присылал приглашение, да было всё недосуг, дел по горло. А генерал-губернатору без нас – хоть кричи – нужно делать проект, ну, такой глобальный проект, – стелу ставить у входа в Суэцкий канал, а серьёзных людей нет. Ни в Италии, ни в Штатах, ни Испании, – нигде нет. Пустота. Вот и летим.

Таня слушала поливы Карагодин, смотрела на него карими расширенными глазами, кивками отмечала цезуры карагодинской речи.

– Бизнес-план, – за мной, – говорил Карагодин, – архитектурная часть – за Борисом. Мы обычно в паре работаем, – нёс Карагодин, – такие проекты в одного сложновато.