Комедия города Петербурга

Маша. Бедный папа, мозг не может отключить.

Дидли. Читайте, что там написано?

Маша. «Дорогой, мой милый Феденька!» – Почерк красивый. Мамин почерк. – «Ты нанес мне чудовищную боль своим страшным признанием, что ни я, ни тем более твоя дочка четырехмесячная Машенька тебе не нужны. Что для тебя самое главное в жизни – это литература, служению которой ты целиком собираешься посвятить себя. Если я родила тебе дочку, а она тебе оказалась не нужна, тогда возьми ее целиком, но без меня. Я оставляю тебе Машу и уезжаю вся в слезах. Куда, не скажу. Не ищи меня, ты нигде и никогда меня больше не найдешь. Зря я тебя любила. Какой-то ты зацикленный на литературе и очень заумный. Может, воспитание девочки сделает тебя добрым и понятным человеком. Твоя Елизавета». Число. Дата. Подпись.

Дидли. Вот это история. Шармант!

Маша. Что же ты наделала, мама!

Появляются два грузчика.

Дидли (жестикулируя). Комод берите.

Грузчики забирают комод, уносят.

Дидли. Все вещи в машину погружены. Осталась только кровать. Ребята вернутся, и мы папу понесем.

Маша. А место для папиной кровати в кузове оставили?

Дидли. Оставили.

Маша. А если он проснется по дороге?

Дидли. Я мягко повезу, сам за руль сяду. Не проснется.

Федор Апполинариевич (во сне). Строчки ровные. Перья все заточены, и пишу я красивенько, ровнехонько, убористо!

Маша. О папа, папа, что же ты натворил в далекой молодости! Зачем ты маму обидел?!

Федор Апполинариевич (во сне). Танцы в отличие от литературы не передают мыслей человека. Они больше скрывают, чем рассказывают. Заберите бубен, я его в руки не возьму! Я буду танцевать с гусиным пером и чернильницей. На худой конец с печатной машинкой. Уберите Штрауса, я буду танцевать под хоральную прелюдию Иоганна-Себастьяна Баха!

Дидли. С кем-то спорит. Это диспут. Я бывал однажды на таком мероприятии, в Доме ученых.

Возвращаются трое грузчиков.

Маша. А мы папу по дороге на кочке не вытряхнем?

Не потеряем?

Дидли. Не переживайте, не потеряем! Не таких людишек перевозили! Полководцев, архимандритов, полярников!

Маша. Архимандритов?

Дидли. Архимандритов!

Маша. Хорошо, послушаюсь вас. А кто еще в кабине будет?

Дидли. Никого больше, только вы и я.

Маша. Это хорошо.

Дидли. Сейчас погрузим Федора Апполинариевича и поедем в новую жизнь!

Маша. Как скажете, я на вас полностью положилась. Была не была!

Дидли (грузчикам). Ну, что, взяли? Дружно! Понесли!

Дидли и грузчики берут кровать со спящим Федором Апполинариевичем, поднимают, плавно выносят.

Дидли (неся кровать). Аккуратненько, аккуратненько, аккуратненько! Дивно, дивно несем! Ровненько, господа, ровненько! Шармант, шармант, шармант!

Маша. Эх, ноги у папы на улице! Будильник забыли!

Дидли. Хватайте будильник, догоняйте, Машенька!

Дидли с рабочими уходит. Маша хватает будильник, догоняет.

Сцена четвертая

Новая квартира Федора Апполинариевича Соломатина. Рабочие под руководством Дидлиа вносят хозяина.

Входит и Маша с будильником.

Кенкер (командует). Аккуратненько, аккуратненько, аккуратненько! Дивно, дивно несем! Ровненько, господа, ровненько! Заходи левее, прямо. Шармант, шармант, шармант! Ставим мягонько, нежненько ставим.

Маша. Вот здесь, подальше от окна ставьте. Папе оконные сквозняки противопоказаны.

Дидли. Ставим подальше от окна!

Маша. Эх! Не надо было мне соглашаться на перевозку!

Дидли. Почему, Машенька?! У нас пока все гладко.

Маша. Нервы заканчиваются, волнуюсь я ужасно.

Ставят кровать подальше от окна. Рабочие уходят разгружать, повинуясь деловым жестам Дидлиа.

Дидли. Вы знаете, я свою первую учительницу помню. Ее Ангелиной Алексеевной звали. Хорошая была женщина: мягкая, покладистая, нежная. Вы на нее очень, очень похожи. Это сходство я сразу обнаружил, только вас увидел!

Маша. К чему вы меня склоняете, не пойму?

Дидли. Маша, давайте завтра в кино сходим?

Маша. На какое кино?

Дидли. На любое кино! Безразлично!

Маша. А почему вам безразлично?