Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1824-1836

В Михайловском замке, ci-devant, лошади едва выплыли; едва ли не было хуже. Но я пишу еще из своего ковчега в Итальянской слободке и знаю чужую беду только еще но слуху.

Четыре часа по-полудни.

Сейчас возвратился от Аничковского моста. Далее ни на лошади, ни пешком нельзя, и только две или три лодки плавают вдоль по перспективе, совершенно покрытой водою. Будку и караульню у Аничковского дворца снесло. По Фонтанке, на набережной, и перил не видео. Нижние этажи все залиты. По Фонтанке и по перспективе плавают дрова, овес, и ловят яйца с барок. Сказывают, что во дворце дошло до второго этажа. Теперь направление ветра переменилось, и оттого мы дошли до моста, но прежде и он, и за ним было в воде. Отважные мореходцы пускались по тротуарам перспективы, но не всегда удачно. Увы, какой обед в Английском клобе, и я должен довольствоваться из Невской ресторации! Это письмо пойдет к вам, вероятно, уже завтра я о последствии потопа, так как и о голубе с масличною ветвью, узнаете уже вы от других. Нижний этаж прежнего моего жилища потоплен. Издали Фонтанка с набережными кажется Невою. Екатерина Федоровна Муравьева также в воде. И сколько водяных разговоров и у нас, и у вас после сего потопа! Et pourtant on ne fera que de l'eau clair и после.

1825.

663.

Тургенев князю Вяземскому.

17-го февраля. [Петербург].

Третьего дня, в седьмом часу вечера, приехали мы сюда, следовательно, менее, нежели в трое суток. Ввечеру в тот же день был я у Жуковского и пил чай у Карамзиных. Главным предметом беседы нашей были вы. Вчера уговорились мы с Севериным и приехали к Карамзину по утру толковать о предмете письма моего к нему. С[еверин] не едет никуда, да и речи о сем не было. Поручат поздравление, вероятно, Штакельбергу. Сестра его сказывала мне вчера же, что он будет скоро в Москву. Вообще о службе в Иностранной коллегии говорили много. О сем после более. Ввечеру опять речь была о тебе же. Карамзин хочет сам писать к тебе. Он готов всех и одного просить, но надобно чтобы ты решил, чего желать и домогаться. Мы разбирали многое, ни на чем остановиться не могли.

Подумай сам и пиши ко мне или к Карамзину. Других поручений твоих еще не успел исполнить. Постараюсь сегодня, хотя спешу в Совет и к Олен[ину], которого вчера не видел. Передо мною рукопись «Онегина». Брат поэта сказывал мне, что завтра будет он весь отпечатан. Пришлю. Ко мне есть письмо старое. Сегодня получу.

Беру с собою твою памятную записку и в среду надеюсь уведомить, что сделал и кого видел.

О князе Четв[ертинском] спрашивал князя Гол[ицына]. Ему еще ничего о сем неизвестно, но вероятно, что пойдет прочь, ибо К. Д. на него жаловался особым письмом к государю за его отлучку из Москвы без позволения К. Д. (между нами). Если увижу Мил[орадовича], то переговорю с ним, не говоря о том, что слышал в Москве, а как бы желая наведаться по прежней моей просьбе.

Здесь Евгений. На место князя Якова Лобанова президентом моего департамента – Пашков, а Лобанов просто член общего собрания et pour cause.

Княгине свидетельствую душевную привязанность и благодарю за приятные минуты в Москве, особливо в первую половину нашего там житья.

Софье Н[иколаевне] говорил о платье: ношеное оно еще для неё дороже – вот ответ.

Детей обнимаю братски и Павлуху целую во всю его милую рожицу.

Брат будет писать к вам после. Кланяйся Велгурскому; доставь записку Дмитриеву, также Тимирязеву, графу Толстому, Пушкину (Сергей Львович едет завтра в Москву) и Давыдовым и всем, кто вспомнит, и княгине Зенаиде. Прости! Грустно по Москве, особливо, когда думаю о вас:

Не там ли я в былые годы
Провел в бездействии, в тиши,
Мои счастливейшие дни.

    («Онегин»)
Читал ли «Наводнение» Хвостова? Стариной тряхнул.

С. И. Тургенев княгине В. Ф. Вяземской.

Le 18 fеvrier 1825. Moscou.

Madame, je m'empresse de vous rendre compte des commissions dont vous avez bien voulu me charger. La premi?re et la plus importante a manquе compl?tement! La demoiselle de l'Institut de 1812 s'est engagеe ? entrer chez madame Karamsine, par autorisation spеciale de l'impеratrice. Je tiens ceci de Еватерина Апдрееиша elle m?me. Quant ? d'autres demoiselles du m?me Institut. il n'en sortira que dans un an d'ici. Ce n'est donc qu'alors que l'on pourra s'occuper de cette affaire. Je crois devoir vous prеvenir cependant, qu'il doit y avoir bient?t une sortie des demoiselles du Couvent Smolnol et que l'on pourrait peut-?tre en trouver une qui vous convienne. Je regrette infiniment d'avoir еtе dans l'impossibilitе de contribuer ? vous faire avoir une gouvernante; ce qui me tranquillise pour mon compte – c'est que la chose ne dеpendait pas de moi. Passons aux commissions, que je pouvais faire ? moi seul. Hier j'ai remis au banquier Molvo la somme de 1500 roubles pour ?tre envoyеe ? m-r votre fr?re, ensemble avec votre petite lettre pour lui. J'en ai pris un re?u que je garderai chez moi. Je ferai еgalement partir ces jours-ci votre lettre pour m-me Pouschkine. Les touffes sont aussi commandеes ? Charles et seront pr?tes pour samedi prochain. Je vous les enverrai lundi. Je finie, madame, par vous prier d'agrеer mes remerc?ments les plus sinc?res pour la bontе dont vous avez bien voulu m'honorer pendant mon dernier sеjour ? Moscou; leur souvenir ne s'effacera jamais de mon coeur reconnaissant. Veuillez еgalement les offrir de ma part au prince, dont l'amitiе sera toujours pour moi Tun de mes biens les plus prеcieux. Il n'y aura pas d'indiscrеtion non plus, je crois, ? vous supplier de me rappeler au souvenir de votre aimable sociеtе, et particuli?rement ? celui de monsieur le comte Michel Welehorsky. Je regarde comme une vеritable conqu?te la connaissance, que j'ai faite de cet homme еminemment distinguе sous tous les rapports. Recevez, madame, l'hommage de mes respects et de' mon entier dеvouement S. Tourgueneff.

664.

Тургенев князю Вяземскому.

20-го февраля. [Петербург],

Третьего дня видел я Закревского и говорил о Каменском. Он знает о его положении во всей подробности; с чувством говорил о нем, по теперь не может помочь ему; несколько раз сбирался просить за него, по никак не мог приступить; получая о нем регулярно известие и зная о приговоре, судом над ним сделанном, он хотел прибегнуть к разным средствам, но ни на какое не мог решиться. Не в доброй воле и не в сердечном расположении недостаток: «Tempora mutatautur»!

О Боратынском несет он сам записку и будет усиленнейшим и убедительнейшим образом просить за него. Нельзя более быть расположенным в его пользу. В этом я какую-то имею теперь надежду на успех. Пишу к Боратынскому сегодня и прошу стихов для «Телеграфа». Дельвиг уехал к П[ушкину]. Не печатай в нем восьми стихов Жуковского, кой тебе прежде доставил: он никак не хочет; пришлет другие. Он мне дал вчера два послания: одно к Тутолмину о карете, а другое к фрейлине графине Комаровской, которая нарочно захромала, чтобы освободить больную мать от поездки с нею на бал.

Et garde-toi de rire ? ce grave sujet!

Я на днях подаю в отставку от службы, то-есть, от всех мест, и верно не удержат. Здесь никому, кроме Карамзина, о сем не говорю. Карамзин старается отговорить, но Екатерина Андреевна напротив. Довольно: я исполнил раз долг дружбы и дождался покой неприятности. Je demande le congе, sans phrases, то-есть, без предварительного письма. Не говори об этом никому.

Два часа по полудни.

Сию минуту получаю писано ваше по делу князя Гагарина. Готовь исполнять все ваши поручения, но к этому и приступить со умею. Кто такой Э[льнерт]? Через кого дать знать ему о моем предложении? Ума не приложу. Сам я никогда в этих делах не обращался; и как сказать человеку прямо в лицо, чтобы он взял менее, нежели ему по закону следует? Не знаю еще с кем и посоветоваться в этом деле! не придумаю ни одного знакомого лица в сем училище, кроме графа Сиверса, начальника оного, но ему и говорить о сем деле нельзя. Поеду на всякий случай в Английский клуб. Не найду ли там кого? Буду действовать скоро, но не отвечаю за успех. К княгине самой писать теперь некогда. Буду отвечать, когда сделаю что-нибудь по делу. Детей обнимаю.

665.

Тургенев князю Вяземскому.

26-го февраля 1825 г. [Петербург].

Письмо Булгакова огорчило и испугало меня тобою. Я надеюсь, что тебе уже лучше. Карамзиным не сказывал о твоей болезни, а скажу, когда получу удостоверение о выздоровлении. Побереги себя первые дни, по крайней мере, и слушайся княгини. Ожидаю с нетерпением вести о тебе, или хотя строчки от тебя.

Вчера родилась у великой княгини Елены Павловны, в десять часов вечера, дочь, и вчера же приехала великая княгиня Алексаедра Федоровна. При сем вспомнили, что и Елена Павловна приехала в день родин Александры Федоровны, но только тогда она выкинула.

Жуковский получил от возвратившейся своей ученицы прекрасный экран с победоносцем Георгием, а от брата её, кронпринца, портфель великолепный с дружескою надписью… Приезжих с нею, как-то любезной Варвары Павловны Ушаковой, еще не успел видеть.

Два раза уже слышал «Цыган» Пушкина и два раза восхищался ими. Не мне одному кажется, что это лучшее его произведение. С брата, который читает их наизусть, взял автор честное слово, что он списывать ни для кого не будет; иначе бы и тебя побаловал и прислал бы тебе «Цыган» его вместо крепкого бульона на тощий, если уже не больной, желудок. Боратынский прислал мне свою «Эду». Прекрасная повесть! Я выписал несколько стихов в письме к Жихареву, которые можешь прочесть. Вот еще. Когда гусар-обольститель оставил бедную финку в добычу грусти и отчаяния, она:

Очнувшись, долго грустный взор
Кругом себя она водила:
Не утешительный позор!
За летом осень наступила:
Тяжелая, седая мгла
Нагия скалы обвила.
Все мертво было;
Лист дубравный
Крутил уж вихорь своенравный
С природой вместе расцвела
Ты для любви, младая дева!
Жила в её восторгах ты:
Вся отлетела, как со древа
Летят поблеклые листы!
Жестоко сердце обманула
Любви коварная мечта!
Как дней весенных красота,
Тебе на миг она блеснула:
Исчезло все – земля пуста!
Сил на роптанье не имея,
Вошла бедняжка в угол свой
И зрит письмо перед собой,