Получил четыре номера «Журнала Просвещения». Оба курьера приехали и ни от кого ни строки. Но газетам вижу, что издание Пушкина уже вышло, и что начнут печатать другое; а я не получил моего экземпляра ни сочинений его, ни одной книжки «Современника», хотя заплатил за оба и давно писал к Прянишникову и к Татаринову снова заплатить за меня, если нужно, и прислать все. Пожалуйста, напиши к издателям сочинений «Современника», чтобы прислали мои экземпляры. Если нужно, то я еще велю заплатить в Петербурге. Но как же не совестно «Современнику» печатать меня и не высылать экземпляры! Лёве-Веймар еще не был; если до трех часов не будет, то письмо пойдет завтра.
Филарет рассказывал наследнику, при посещении храмов, что святитель Иона был обретен с подъятою, как бы грозящею рукою (в нашествие французов), и это страшное видение ужаснуло святотатцев у целебной раки. Не за то ли они всех других повыбрасали из рак? Журнал «просвещения», находя в этой книжке историко-политическое достоинство, с умилением хвалит ее.
16-го января. Утро.
Вчера ввечеру Лёве-Веймар заезжал ко мне и оставил записку, что Моле не успел подписать письма: «N'a pu encore signer la lettre pour notre ministre ? Francfort qui lui ordonnera de signier la visa du prince Wiazemsky, mais vous l'aurez demain». Я оставлю это письмо брату, и он отправит его с бумагой или с пакетом, который принесут от Лёве-Веймара или от Моле, ибо сам должен ехать к художнику Рикети, который выливал врата для Магдалины вчетверо более флорентинских. За мной заедет Ламартинша, и оттого отказаться трудно было; но и брат устроит это дело. Вчера был я у Моле, но не благодарил, ибо дело еще не было кончено.
Три часа по полудни; Лёве-Веймар еще ничего не присылал. Я возвратился нарочно к отправлению на почту письма. Подожду еще до 3? и пошлю это письмо особо. Может быть, отправят предписание Моле к министру во Франкфурт прямо? Я был в литейной. Двери и отделка, и успех литья – превосходный и чудесный, и дешевый, а правительство не додает 30000 франков, и все остановилось; оттуда, с Ламартиншей, Цирку- ром и прочими, проехали мы к Дагеру, автору панорамы, и видели новый способ снятия видов: чудесный! Следствия для искусств и особенно для наук, например, энтомологии, или пауки о насекомых и о физиологии оных – неисчислимы. Насмотрелся, наслушался, нагулялся. Вечер у Свечиной, Леонтьевой и Ансело. Пора бы и тебе сюда.
На обороте: Allemagne. Monsieur monsieur le prince Pierre Wiazemsky. А Francfort sur Mein, Recommandе aux soins de la mission russe.
826.
Тургенев князю Вяземскому.
6/18-го января 1839 г. Париж. Утро.
Сейчас был у меня Лёве-Веймар. Он сказал мне, что уже третий день, как лежит на столе Моле письмо в Кипарису о виза, но что Моле не подпишет его прежде воскресенья, то-есть, после завтра; что он тогда немедленно принесет его ко мне для отправления; но Лёве-Веймар полагает, что ты мог бы с русским паспортом доехать до границы, там взять французский паспорт, а свой оставить и потом приехать сюда; что, впрочем, Кипарис не должен был отказывать тебе в visa. Итак, до после завтра. Но не умудришься ли ты выехать и прежде? Иду к Полуехтовой и еще припишу. Я сейчас от водосвятия: молитвы паши в этот день прекрасные, и Иоанн Креститель не хуже Берье иногда: «Како освещу светильник света! Како положу руку на Владыку мира!» А propos Веитуег: легитимисты печатают 50000 экземпляров его речи в его пользу, с предисловием, в коем скажут, что они разделяют его мнения, следовательно мнение и о конвенции. C'est un grand progr?s, qu'il leur fera faire et voil? la lumi?re et l'utilitе qui jaillissent de ces tristes et beaux dеbats! M-r S. a dit hier de Berryer qu'on pouvait lui appliquer le mot de Duclos: «II est droit et adroit». Quant ? la premi?re dеfinition je ne suis pas tout-?-fait de son avis. Давно бы пора генрикенквистам образумиться et accepter la libertе avec l'ordre, le progr?s avec la stabilitе du gouvernement. Но по сию пору Ноццо был прав, говоря о положении Генриха V: «Ah, s'il n'avait que des ennemis en France!» Прости! Я еще весь растроган и обрызгал крещенской водой и воспоминаниями о Тургеневе, где этот праздник храмовый.
1 час.
Осмотрел ваши комнаты. Полуехтова просит уведомить, когда начать топить их? Теперь они не топлены. Очень хороши, и для тебя потаенная лестница в спальню княгини. Сегодня опять прения о религии. Ламартин вчера амбарасировал Моле советами держаться России и Австрии и нападками на Англию. Моле также мог бы пожелать одних врагов для себя. Я был вчера у Сальванди: приемная еще не опустела. Дебаты могут кончиться завтра или в понедельник. Моле останется, если перевес, хотя малый, по во всяком [случае] изменится состав министерства. Сальванди, Лаплас, Martin du Nord отыдут ad patres conscriptos.
Завтра от Ламартина проеду к Marinier, в пятый этаж, опять пить пунш в беседе молодых авторов и старых моряков, с коими плавал он по льдистому морю. После завтра он едет в Реймс на кафедру, но в марте сюда возвратится и снабдит меня наставлениями и письмами в Данию и Швецию, чрез кои я полагаю ехать в Россию. Я вчера видел посла. Курьер прежде десяти дней отсюда не поедет.
На обороте: Allemagne. Monsieur monsieur le prince Pierre Wiazemsky. А Francfort sur Mein. Recommandе aux soins de la mission russe.
827.
Тургенев князю Вяземскому.
21-го января 1839 г. Париж. 2-й час.
Я встретил за час пред сим Лёве-Веймара, который уверил меня, что едет к Моле за письмом и сегодня же мне его доставит. Ожидаю. Он же сказал мне, что сегодня министерство en masse подает просьбу об отставке. Король примет ее и поручит коалиции составить другое по началам её: но так как сомневаются, чтобы это ей удалось, то вероятно, после опять Моле же поручит образовать новое по началам старого. Сегодня же видел пэра Франции, который сам слышал от того, кому вчера объявил Сульт, что не войдет в министерство, и вот ? peu pr?s слова Сульта: «J'ai fini ma carri?re; la Providence a permis qu'elle soit couronnеe par un succ?s d'un autre genre: par un ambassade et une rеception en Angleterre, telle que je la voulais…. Et vous voulez que j'expose mes cheveux blancs aux sottises, que viendront me dire tous ces mauvais dr?les de la Chambre! Non, jamais, jamais, jamais! Vous voulez que je prenne une loupe pour me placer sur le baliveau des Tailleries et voir venir les hollandais et les prussiens en Belgique! Non, jamais, jamais, jamais!»
В «Дебатах» – письмо Шатобриана к дочери, девице Фонтана. Рекамье опять нездорова. Клара опять мучилась d'une dent de sagesse. Завтра St.-Beuve должен был обедать у нас, но если не лучше будет Кларе – отложим. Курьер в Петербург прежде недели не уедет.
Уверяют, что в Петербурге два офицера посажены в крепость за то, что болтали против Лейхтенбергского, говоря, что не будут служить, если он будет шефом полка их. Relata referro.
22-го января.
Не получил ли чего вчера? Если пришлют, то брат отправит письма.
24-го января.
Я ожидал Лёве-Веймара, не дождался; вчера ввечеру был его вечер; я поехал: не принимал никого, вероятно от падения министерского. Ожидаю сегодня. Если ничего не пришлет, то пошлю письмо это. Полуехтова пишет ко мне, что в Страсбурге верно бы выдали тебе паспорт, из Бадена также. От тебя все ни слова. Поезжай: пропустят, а в первом городе возьмешь паспорт. О министерстве знаешь: поручили Сульту, по и он не хочет, ни Моле, ни Монталиве; Тьерс, у коего я был третьего дня, говорят, согласится принять Министерство иностранных дел и без президентства; но всякое иное не иначе, как с президентством. Уверяют, что он кому-то сказал о короле: «Nous le muselerons». Дипломаты и все противники левой повторяют: «Тьерс и война – одно и то же». Я бы желал жить в мире с женой его: прехорошенькая, в роде, по росту и талии, нашей Смирнушки. Князь Ливен умер в Риме
12-го января/31-го декабря.
На обороте: Allemagne. Le prince Pierre Wiazemsky. А Francfort sur Mein. Recommandе aux soins de la mission de Russie.
828.
Тургенев князю Вяземскому.
Почтовый штемпель: 21-го апреля 1839 г. Париж.
Воскресенье. 9 часов утра.
Сию минуту получил письмо твое от четверга, прочел его Леонтьевой и простился с нею. Она едет через полчаса и, вероятно, застанет тебя еще во Франкфурте; остановится в H?tel de Russie, но уедет недели на две в Висбаден. Грустно, очень грустно! Я совсем осиротел без вас. Но с кем отвести душу и усладить иссохшую гортань русским чаем! Нежно, очень нежно поцелуй у ней руку, если Провидение сведет еще вас на европейской почве; меня – вряд ли: еду недели через две или три в Россию. Куда, зачем – право, не знаю: везде буду один и собою, и другими недоволен. Жуковский и не отвечал на письмо. Опять и здесь, и в Лондоне заговорили о приезде туда цесаревича. Полуехтова послала княгине два платья, хотя я был и противного мнения.
Чтение было превосходное, но с мелким интересом. Письма сестры Шатобриана к нему печальны, хотя душа в ней была уныло-ангельская; последнее письмо огорчило Шатобриана, ибо она почитала себя ему в тягость; он прискакал с дачи к ней ? l'abbaye de St.-Miehel, но ее уже похоронили – с бедными! Не знают даже, где положен прах её, кем, как? Он не мог отыскать его. И много записал из сего чтения и сообщу тебе; вот девиз сестры его: «Une lune dans le nuage» с надписью: «Souvent obscurcie, jamais ternie». Вот одна из фраз Шатобриана: «II eu est des douleurs comme des patries: chacun ? la sienne». Сегодня опять чтение для многих о дюке d'Enghien.
R[еcamier] дала почувствовать Сент-Беву, чтобы не приходил, ибо Ламартины будут. Вероятно, и я не пойду, хотя и не по той причине. Я сам был в аббатской церкви, говорил о бокале и цветах с служкою: нельзя и негде там поставить, но лучше в церкви, где похоронена она, в её деревне, миль за 15 отсюда. Пойду в дом, где она жила и отдам для доставлении бокал и цветы, сказав от кого.
Книжки Рашель и Мюссе доставлю сам. Я думал и хлопотал об отдаче на театр, но не удалось. Еще похлопочу ? la Renaissance и посоветуюсь с Рашель.
Вообрази себе, что первый номер отданных мною пакетов в посольство не послан, а в нем были все письма. Просил переслать прусского министра; не знаю, удастся ли? Пожалуйста, отправь отданный тебе при случае или свези. Третьего дня получил письмо от 21-го марта старого стиля от Булгакова и от Норова. Первый пишет к тебе, что твой князь Трубецкой, почтамтный, наследует после какой-то княгини Черкасской. Я ее знавал в детстве моем.
Князь Дмитрий Григорьевич Голицын женится на графине Платовой; какой-то Глебов на моей Мероне Баринг. Описывает завтрак ? 3500 personues Зимнего дворца. Он получил все мои пакеты от Прянишникова и твой к какой-то даме, и Прянишников спрашивает его, не знает ли чего он обо мне. С этими письмами в третий раз серьозно жаловался я Прянишникову на него самого о неполучении уведомления о письмах; и от сестрицы ни слова. На это писал я вчера к Булгакову но почте, прося его списаться с Прянишниковым и спросить его: что значит сей вопрос обо мне, когда письма мои получены в письме к нему, на которое нет ответа; просил его побывать и у сестрицы и отобрать от неё словесно, получила ли она все. Авось, добьюсь толку. Ответ пришлется уже в Киссинген. И от Плетнева письмо нежное ко мне от ноября прошедшего года с уведомлением, что послали продолжение того, что отдал тебе; а я просил опять прислать первый номер. Где же все это?
Одно письмо от апреля 1838 г. из Петербурга и Дрездена чрез Петербург! Один князь Александр Николаевич аккуратен. Он давал читать Жубера государю и послал уже экземпляр в Москву. Уведомь, куда писать к тебе и когда? Где будешь? Album твой у Циркура, но он не надеется добиться руки Nodier, ибо он всем отказывает, а надоедалам-дамам пишет des choses scabreuses, чтобы отучить их от просьбы. Может, он даст одно из своих писем. От Ламартина постараюсь добиться, по и его жена часто за него пишет; впрочем, это как – мощи: была бы вера. Сент-Ббв часто у нас. Передам поклон твой Rеc[amier]. Шатобриан о тебе всегда справляется и жалел, что не был в воскресенье.
Жаль Языкова! Долго ли он в Ганау пробудет? Я бы заехал, если бы знал наверное. Моя Клара – страдалица: le tic douloureux мучит ее; кричит, валяется на полу, почти в беспамятстве от боли. Теперь лучше, но тяжело расставаться с больными. Сейчас получаю подарок от Давида: статуйку сидячего Тика. Удивительное сходство! Жаль, что ты не навестил его рабочей: вся знаменитая современность в лицах! Базилевский здесь; получил письмо от графа Велгурского: сыну лучше. Ожидают сюда отца, а мать к сыну. Жуковский 'не был в Неаполе, ибо влюбился в Рим и под конец жил у Кривцова.
Не худо бы ему после Рима и Ганновера освежиться в Англии. Нельзя не радоваться, что он, поэт, пожил и насладился в Италии; но и нельзя не огорчаться за него и за истинные обязанности, кои лежат на нем, что он не исполнил святой, не отклонимой от него обязанности, для коей приставили его к наследнику; не его вина была бы, если бы он и надоел напоминаниями; не рисовать, а читать, учиться надлежало. Я сужу строго, по я все еще люблю его, как брага, а вы, как поэта-друга и баловня вашего. У него должна была быть одна мысль: заронить искры, пробуждать чувство, обращать, отвращать от балов и парадов и устремлять на лучшее устройство; заговаривать о важном, хотя бы и не слушали его, не отвечали ему. Россия, друзья истинные его и отечества не заглянут в его альбумы, а спросят, что узнал он и его воспитанник; чем прельщался он и что вывез из Германии и Англии для России. Ему надлежало так надоесть великому князю и прочим приставникам, чтобы быть отослану или с дороги, или по возвращении, и тогда бы он дорисовал свой album спокойною кистию и со спокойною совестию на досуге и сохранил бы otium cum dignitate. Вообрази себе, что Плетнев, учитель языка и литературы и корреспондент пишет письмо ко мне, хотя с чувством о старых наших сношениях, которое меня тронуло, но с грамотностью замоскворецкой дамы. И он – наследник журналиста Пушкина и биограф его!
Б[улгаков] прислал мне «Современную песню» Д. Давыдова. Какая подлость в слоге! Но вот и порядочная строфа:
А глядишь: наш Лафайет,
Брут или Фабриций
Мужиков под пресс кладет
Вместе с свекловицей.
Впрочем, тут и бородавки, мошки да букашки, червяк голодный, почешет и прочее, и прочее, и прочее.
На обороте: Allemagne. Sou excellence monsieur d'Oubril, ministre plеnipotentiaire de s. m. i. do Russie. А Francfort sur Mein, а вас покорнейше прошу доставить его сиятельству князю Петру Андреевичу Вяземскому.
829.
Тургенев князю Вяземскому.
8-го июля 1839 г. Франкфурт.
Жуковский здесь уже третьего дня, а вчера приехал и великий князь. Я провел с первым весь день у Козловского с графом Велгурским, где вчера и обедали; ввечеру у Убри с великим князем, где и танцы. Я нашел великого князя здорового, подобревшего, а граф Орлов рассказал мне его успехи в Англии. Они пробудут здесь еще с неделю, разъезжая по окрестностям. Твои будут дня через четыре; не знаю, дождусь ли, ибо зажился в ожидании Жуковского. Марч[енко] получила от княгини письмо. Пора в Киссинген, ибо желаю объехать скандинавский север; Дашков начертал мне маршрут. Жуковский здоровее прежнего. Князь Козловский – краснобай по прежнему. Здесь и все его семейство, а сын и с невестой: он благословил их по своему. Вчера танцовали у Убри, а по утру Жуковский прочел у них твой «Самовар» и находит, что это лучшая пиеса твоя, и что ты как-то созрел душою и следовательно поэзиею. М[арченко] обещала мне les impressions de voyage твои, но сдержит ли слово? Орлов рассказал кое-что об Англии, где великий князь очень понравился. Он был и у Брума. Графиня Велгурская получает письма от мужа; но мы знаем, что ему не лучше, скрываем от неё и не знаем, поедет ли она к ним на встречу в Марсель или будет ожидать писем еще из Рима. Брат графини Пушкиной и Демидовой приехал сюда из Рима, где их видел, по прежде писем отца. Сердце раздирает смотреть на мать и сестер, а надежда плоха. С Марч[енко] много и часто о тебе: ты любим в семействе. Они надеются дать еще бал великому князю, по вероятно я не дождусь его. Приемом великого князя я доволен. Вся его свита здесь. Перешли это письмо и к Булгакову: нет времени писать другого. Жаль Д. Давыдова! Он хлопотал о перевозке князя Багратиона, а его и самого свезли. Я не любил его самохвальства и того, чем он хвастался, но иногда мне он очень нравился, и в нем была оригинальность, хотя не совсем без искусства. Он, кажется, готовил, какую-то книгу о Польской войне.
Простите! Кланяйтесь всем, кто вспомнит на Неве и в Москве. Я видел панораму пожара 1812 г. в Париже. Так и обдало душу воспоминаниями детства и университетской жизни, особливо на Моховой, которая, и с Пашковским домом, очень верно представлена.