– Кажется, все предусмотрели! И взялся за газету «Вечерняя Москва», которую вынул из ящика, когда возвращались из гастронома.
– Ложился бы, – проворчала Зинаида Дмитриевна. – Без газеты не может!
– Не ворчи! Высплюсь! «Время» пропустил, хоть газету посмотрю!
– Высплюсь! – передразнила Зинаида Дмитриевна. – Опять снотворное глотать будешь!
Василий Гаврилович развернул газету, и из нее выпал на пол толстый конверт. Он поднял его, прочитал и сказал:
– Гале из армии… Пойду обрадую, – поднялся он. – А то она переживала все. И сегодня весь день смурная ходила… – Василий Гаврилович постучал к девчатам, вошел. У них горела лампа на тумбочке. Розовый свет от абажура мягко окутывал комнату. Девчата в постелях, но не спали.
– Ну, Галя, пляши! Дождалась!.. Видишь, пухлый какой! Целую поэму, видно, написал… – сказал Василий Гаврилович и вышел из спальни дочерей, бормоча про себя. – Ну и денек сегодня!
Галя взяла конверт. Он задрожал в ее руке. Сердце заколотилось бурно, виновато, но тут же застучало испуганно. Почерк на конверте был не Егоркина, хотя стояли цифры полевой почты. Галя, торопясь, разорвала и вытащила нераспечатанный конверт, подписанный ее рукой, и листок. Она лежала под одеялом, опиралась на локоть. Почерк на листе был четкий, ровный.
«Здравствуйте, незнакомая мне девушка Галя! Я долго колебался, писать это письмо или не писать. И все-таки решил, что написать нужно. Не для того даже, чтобы помочь Вашему горю или хотя бы чуточку облегчить его. Ни помочь, ни облегчить я не смогу… – Галя остановилась: горю? Какому горю? Откуда он знает об Аркаше? И кто он? Она схватила конверт, но подпись на нем была неразборчива. Галя стала читать дальше: – Извините, я не представился. Зовут меня Константином Никифоровым. Я с гордостью назвал бы себя другом Ивана Егоркина, но сделать этого я не могу: знал его всего несколько дней… Вам теперь уже сообщили, что погиб Иван геройской смертью…» – Галя повернулась с листком в руке к стене, чтобы Света с Наташей не видели ее лица.
– Что пишет? Как служится? – спросила Наташа.
– В… порядке… – Галя произнесла с трудом, захлебнулась.
– Что с тобой? – Это Света – с тревогой.
– Так… икнулось… – Пришло решение, и голос Гали стал спокойным. Она начала читать дальше.
«…погиб Иван геройской смертью, погиб у меня на глазах. Мы после боя раненых в тыл отводили и были окружены душманами. Ивана ранили в живот. Он был еще жив, когда взял его вертолет. Но врач сказал, надежды никакой: при таком ранении не выживают! Я дважды видел Ивана в бою, страха в сердце его не было. Вас любил настоящий человек! Я знаю, что этим я не утешу Вас, потеря такого человека горше. Я уверен, что и Вы знали Ивана таким, каким он был среди нас, но все-таки хочу еще раз сказать об этом… Письмо Ваше возвращаю. Оно пришло в тот же день, когда погиб Иван. Я взял письмо, но на другой день сам оказался в госпитале. Я узнавал здесь, Егоркин сюда не поступал. Значит, живым его не довезли!
Прощайте и помните всегда об Иване, который любил Вас безмерно!»
Галя опустила листок. Как уйти? Был бы десятый этаж, тогда просто… шаг с подоконника – и все! Четвертый – людей насмешишь! Уснуть бы сейчас навсегда! Уснуть! Уснуть! Отец купил снотворное. Аптечка в ванной… Галя поднялась. Шла к двери, собрав все силы, чтобы не пошатнуться. Девчата заподозрят. На них не глядела, боялась, что по глазам поймут.
Заперлась. Нашла в аптечке среди пузырьков и упаковок коробку седуксена, вытянула обе упаковки. Одна ячейка была пустая. Отец вчера пил. Галя спокойно и деловито выдавила все девятнадцать оставшихся таблеток в ладонь, открыла кран с холодной водой, высыпала с ладони сразу все в рот и, давясь и кроша их зубами, стала глотать вместе с водой. Воду она черпала ладошкой и прихлебывала. Проглотила, зачем-то прополоскала зубы, сунула пустые упаковки в коробку и вернулась в комнату.
VII
– Ложись ты! – снова недовольно сказала Зинаида Дмитриевна мужу. – Вон и девчонки угомонились. Завтра день трудный.
– Ну ладно, ладно! – проворчал Василий Гаврилович, отложил газету.
Лежал, ворочался. Не спалось. Думал о сыне. Еще несколько дней, и вылетит он из гнезда. Будет прилетать временами, но уже все – отрезанный ломоть! Думал дочерей отдать, а с сыном жить, ан нет! По-иному жизнь распоряжается. Видно, с какой-то из дочерей с лимитчиком-зятем жить придется. Вспомнилось, как семнадцатилетним подростком завербовался в начале пятидесятых годов на торфоразработки под Клин. Вырос он в курской деревне. Зина тоже была из вербованных. Родители ее под Пензой живут. Вскоре после свадьбы перебрались в Москву, на завод. И с тех пор он у токарного станка, а Зинаида Дмитриевна на электрокаре в прессовом.
– Чего ты ворочаешься! Спи!.. Иди таблетку выпей… и мне принеси. После такого дня не заснешь…
Василий Гаврилович встал послушно. В ванной долго в недоумении перебирал упаковки. Вчера только распечатал коробочку, и куда-то провалилась. Пустая есть, а новой нету!
– Зин, – выглянул из ванной и спросил шепотом: – Ты не брала таблетки?
– Нет… Там они, смотри лучше…
Василий Гаврилович вернулся в ванную.
– Почему пустая есть? Я же выбрасывал… Полная была, а теперь пустая… – бормотал он с недоумением. – Из девчонок кто-то дверью стукал в ванной! – вспомнилось ему.
Василий Гаврилович, как был в пижаме, быстро направился к двери комнаты девчат. Постучал, вошел.
– Девочки, кто из вас сейчас в ванную ходил?
– Галька, – ответила Наташа.
– Галь, Галь! Слышь! – позвал он.
Дочь не отвечала.
Василий Гаврилович дернул за шнур выключателя. Свет ослепил. Наташа со Светой щурились, глядели на него. Галя лежала неподвижно на боку лицом к стене. Отец подошел к ней и тронул за плечо.
– Галя, ты спишь?
– Уйдите! – медленно повела плечом Галя, освобождаясь от руки отца.
– Галя! Ты брала таблетки? – дернул он ее за плечо сильнее.
Лицо у дочери было белое.
– Где письмо? – спросил Василий Гаврилович у Светы и Наташи. – Куда она дела письмо?
– Под подушкой глянь! – отозвалась Наташа.
Василий Гаврилович запустил руку под подушку, выгреб оттуда все бумаги. Галя не реагировала. Оба конверта отбросил и впился в листок. Потом ринулся из комнаты.
– Зина, беда! Ивана убили! Галя отравилась!
– Как? Что? Какого Ивана? – схватилась мать с постели. – Галя?
Василий Гаврилович кинулся к телефону, Зинаида Дмитриевна и Алеша – в комнату девчат.
Врач осмотрел, расспросил, успокоил:
– Мне кажется, она полностью очистила желудок… Но ничего, все равно возьмем с собой, промоем… Вы вовремя хватились!
Зинаида Дмитриевна уехала с дочерью в больницу. Оставшиеся не спали долго, сидели скорбно в комнате у девчат. Света с Наташей плакали… Решено было со свадьбой повременить. Не до свадьбы!
Утром поднялись рано, ждали звонка от матери. Терпения не хватило, стали сами звонить. Не успели дозвониться, пришла Зинаида Дмитриевна.
– Как Галя?! – кинулись к ней, окружили.
– Уснула… Врач говорит, нервное потрясение у нее сильное, спать будет долго!.. Вот письмо ей, в почтовом ящике сейчас взяла!.. – вынула мать конверт из сумки.
– Это же Егоркин! – выхватила конверт Наташа. – Почерк его! Я знаю! – и впилась в конверт глазами. – Распечатать?