Заросли

– Ты же хотела… – пробормотал Роман с некоторой обидой, почему она не остановила его, а поддержала: «Давай, давай!»

– Я же шутила! Ты что, маленький? – Ира держала его за руку и отряхивала ладонью пыль с брюк.

Палубин чувствовал, как боль уходит, а щеки начинают гореть. «Хорошо – сумерки! А то был бы бледный, как поганка, перед ней!»

– Больно? – озабоченно спрашивала Ира.

– Приятно…

Ира отпустила его руку.

– Нет, больно, больно! – засмеялся он.

– Обманщик!.. Пошли!

– А куда мы пойдем?.. Пошли на озеро. Там еще купаются… Там до самой полуночи купаются. Я тоже купался… Ночью даже интересней… Вода парная…

– Какая?

– Парная… Как молоко после дойки!

– А-а! – засмеялась Ира. – Помню! – прочитала: – Пили вкусное, парное и с тонкой пенкой молоко!

– С легкой пеной молоко, – поправил Роман. – Пенка у кипяченого молока… Пошли на озеро! Может, искупаемся…

– Нет, мы купаться не будем… И пойдем мы туда, по той тропинке, – указала Ира в глубь парка. – Дом наш там был!

– Ты там жила? А я думаю, почему ты здесь встречу назначила! – воскликнул Роман. Он знал, что за речкой раньше были частные дома. Недавно собирали там с Егоркиным малину в заброшенном полузасохшем саду.

– Погрустить захотелось… Детство вспомнить! Я на берегу этого озера выросла…

Ира повернулась и пошла по тропинке среди кустов и высоких тополей с толстыми ровными стволами.

– А почему вас переселили?

– Здесь скоро новый микрорайон будет.

– А ты с родителями живешь?

– Нет… Мама уехала в Омск, а мне комнату дали… Старушка одна живет со мной…

– Здесь, наверно, дорога была? – спросил Роман. – А потом кустами заросла…

Тополя стояли слишком ровным рядом.

– Да, а за тополями заборы шли… Наш дом во-он там был! Видишь, береза стоит, у соседей перед крыльцом росла. Их две было. Одну спилили… А чуть левее мы жили…

– Это там, где большой куст сирени?

– А ты откуда знаешь, что там сирень?

Сумерки сгустились, издали видны были лишь силуэты кустов, поэтому Ира и удивилась.

– Мы там с Егоркиным малину рвали… У вас малина была?

– Была!.. Это наш сад! Прямо возле сирени калитка была… Там сейчас все бурьяном и крапивой заросло. Не проберешься!

Они остановились напротив куста сирени и долго стояли молча. Роман не мешал девушке вспоминать, слушал вечернюю тишину, грустный скрип кузнечиков в темной траве, тоскливый зуд комара, отдаленный гул машин и смех, долетавший с озера. На западе, за чернеющими вдали кустами, сухо и грустно светила долгая летняя заря. Душно пахло крапивой и еще чем-то, чем всегда пахнет возле заброшенного и разрушенного временем жилья. Сзади, в кустах, что-то осторожно шуршало, и казалось, что там кто-то притаился, стоит и слушает.

Шли назад они мимо озера, смотрели, как лениво разрушают масленые волны отражения шестнадцатиэтажных домов со светящимися окнами, огни на высокой трубе ТЭЦ, бледные звезды на светлом небе, медленно гаснувшую зарю; как качают они плоские листья кувшинок неподалеку от берега, чуть слышно шуршащие стебли камыша. С противоположного берега доносился разговор, смех, плеск воды. Пахло сыростью и водорослями. Сказочно блестели в сумерках темные глаза Иры, белели обнаженные до плеч руки.

Ира позволила проводить ее только до автобусной остановки.

– Завтра там же встретимся, – шепнула она, когда автобус заскрипел, остановился возле павильона. – Я купальник возьму!

И нырнула в открывшуюся дверь.

В автобусе обернулась, взглянула на него в широкое заднее окно, помахала рукой, пошла в глубь салона. Автобус тронулся, а Роман повернулся и побежал назад к озеру, расстегивая на бегу пуговицы батника. Перед глазами у него стояла улыбающаяся Ира с поднятой для прощания рукой. Скинув одежду, он с разбегу влетел в воду, радостно ощущая ступнями твердый песок на дне, поднял брызги, с шумом упал и поплыл, резко выбрасывая руки вперед.

На другой день, когда он, немея от нестерпимого счастья видеть ее, прибежал в столовую, она сказала, что не сможет встретиться вечером, да и обедать им вместе не стоит, неудобно. На них и так уже обращают внимание.

– Ну и что?! – воскликнул он ошеломленно. – Пусть обращают!

– Тише! – оглянулась она на соседний стол. – Не надо!.. Так лучше!

– А когда же мы встретимся? – померк он. – Или…

– Ты страшно глупый! – быстро перебила она. – Завтра там же и встретимся!

– Завтра суббота… Может, днем…

– Нет-нет! – снова перебила она. – Только вечером, в девять! А сюда больше не приходи… ладно?

В субботу, когда он, увидев ее на тропинке среди деревьев, помчался навстречу, она оглянулась, сказала сдержанно:

– Не бегай так!.. Зачем?..

– А я хочу! Хочу! – воскликнул он.

Она засмеялась  и сказала уже по-иному, ласково:

– Тебе остыть надо! Пошли купаться!..

Он, окаменевший от жгучего счастья, смотрел, как она тянула с себя через голову платье, белела в сумерках тонким телом и, подняв руки, обвязывала голову белой косынкой. Закончив, взглянула на него, блеснула глазами:

– Я первая… Ты погоди!

И пошла в воду. Он, чувствуя радостную дрожь в ногах, сел в теплый песок. Неподалеку от него на одеяле лежали рядом и о чем-то переговаривались парень с девушкой, но Роман не видел и не слышал их. Ира осторожно вошла в воду по пояс, присела, погрузилась так, что одна белая косынка осталась над водой и медленно поплыла. Потом обернулась: