Прежде чем я успел дотронуться до ручки, дверь открылась. Мальчик по имени Майк оказался передо мной, в широких шортах цвета хаки и грязно-белой рубашке, которая была ему слишком велика. Он узнал меня.
– О, – произнес он. – Да. Тим. Хорошо. Входи.
На самом деле мальчика звали не Майк, но его настоящее имя звучало очень похоже. Он держался со странной настороженностью, всегда готовый обороняться. Он стрельнул в меня скупой, натянутой улыбкой.
– Дальний столик с правой стороны.
– Все в порядке? – спросил я, потому что все его поведение говорило об обратном.
– Д-да. – Майк отступил на шаг назад, чтобы впустить меня.
Я почувствовал запах кордита еще до того, как увидел других людей. Бар выглядел пустым, а полоски света, пробивающиеся сквозь отверстия над окнами, уже добрались до длинного зеркала, образуя яркое, ослепительное сияние, белый огонь. Я сделал пару шагов внутрь, а Майк обошел вокруг меня и вернулся на свое место.
– Вот дьявол! – выкрикнул кто-то слева от меня. – И мы должны мириться с этим?
Я повернул голову, чтобы посмотреть в темноту по другую сторону бара; там я увидел троих, сидящих за круглым столом у стены. Керосиновые лампы еще не зажгли, а свет, отражающийся от зеркала, делал дальние углы комнаты еще менее различимыми.
– Все о’кей, все о’кей, – сказал Майк. – Старый клиент. Старый друг.
– Готов поспорить, что так и есть, – сказал голос. – Только не впускай сюда женщин.
– Никаких женщин, – сказал Майк. – Без проблем.
Я прошел мимо столов в правый угол.
– Хочешь виски, Тим? – спросил Майк.
– Тим? – повторил мужчина. – Тим?
– Пиво, – сказал я и сел.
На столе перед тремя мужчинами стояла почти пустая бутылка виски «Джонни Уокер», три стакана и около дюжины банок из-под пива. Солдат, сидящий спиной к стене, сдвинул несколько пивных банок в сторону так, чтобы я мог видеть рядом с бутылкой пистолет 45-го калибра. Он наклонился вперед, с трудом удерживая равновесие. Рукава на рубашке оторваны, а кожа такая темная от грязи, будто он не мылся годами. Волосы солдата, когда-то светлые, были обрезаны ножом.
– Я просто хочу убедиться, – проговорил он. – Ты ведь не женщина, так? Можешь поклясться?
– Все, что ни пожелаете, – ответил я.
– Ни одна женщина не должна здесь появляться. – Он положил руку на пистолет. – Ни медсестра. Ни чья-нибудь жена. Вообще никакая. Ясно?
– Ясно, – сказал я.
Майк бежал ко мне с пивом.
– Тим. Смешное имя. Вот Том – нормальное имя. А Тим – это кто-то маленький. Типа его. – Солдат указал на Майка левой рукой, не то чтобы пальцем, а всей рукой, правая рука все это время спокойно лежала на пистолете. – Этому маленькому говнюку надо носить платье. Черт возьми, да он и так носит платье.
– Разве ты не любишь женщин? – спросил я.
Майк поставил на стол передо мной банку пива «Будвайзер» и дважды отрицательно помотал головой. Он хотел, чтобы я зашел внутрь, потому что боялся, что этот пьяница его пристрелит, а теперь все стало еще хуже.
Я посмотрел на двоих солдат рядом с напившимся офицером. Оба были грязные и измотанные – что бы ни случилось с пьяным, это же произошло и с ними. Разница лишь в том, что они еще не успели напиться.
– Это сложный вопрос, – ответил пьяный. – Вопрос ответственности. Ты можешь отвечать за себя. Ты отвечаешь за своих детей и свой род. Ты отвечаешь за тех, кого защищаешь. Но как можно отвечать за женщину? Если можно, то до какой степени?
Майк потихоньку ушел за стойку бара и сел на табуретку. Рук его не было видно. Я знал, что у него там дробовик.
– Ты даже не представляешь, о чем я толкую, ведь так, Тим? Чертова тыловая крыса.
– Ты боишься, что пристрелишь любую женщину, что войдет сюда, поэтому и сказал бармену не впускать их.
– Какого черта этот сопливый сержантик лезет мне в душу? – поинтересовался пьяный у плотного мужчины справа от него. – Скажите, чтобы убирался отсюда, а то он у меня сейчас огребет…
– Оставь его в покое, – сказал другой мужчина.
Полоски высохшей грязи прилипли к его худому, осунувшемуся лицу.
Пьяный офицер задел меня, наклоняясь к другим. Он заговорил на ясном, доходчивом вьетнамском. Это был старомодный, почти литературный вьетнамский язык, должно быть, он думал и мечтал на нем, если владел им так хорошо. Он решил, что ни я, ни мальчик не поймем его.
– Это серьезно, – сказал пьяный, – и я говорю совершенно серьезно. Если хотите узнать, насколько серьезно, просто сидите на своих стульях и слушайте. Вы разве не знаете, на что я теперь способен? Разве вы сами ничего не узнали? Вы знаете то, что знаю я. Я знаю то, что знаете вы. Между нами лежит огромная тяжесть. Из всех людей на свете в этот момент я не презираю лишь тех, кто уже мертв или должен умереть. В этот момент убийство ничего не значит для меня.
Он говорил еще, и я не могу поклясться, что точно передаю его слова, но смысл был такой. Может быть, он сказал, что убийство стало пустым.
Потом все на том же струящемся вьетнамском, который даже для моих ушей звучал как высокопарный язык третьесортной викторианской новеллы:
– Вспомните, что у нас в джипе; вы должны помнить, что мы привезли с собой, потому что я никогда не забуду этого. А вам разве легко будет забыть?
Чтобы вычистить и выбелить кость, требуется много времени и терпения. А череп – самая трудная часть всего скелета.
– Налейте своему командиру еще этого нектара, – сказал пьяный и откинулся назад на стуле.
Он смотрел на меня, держа руку на пистолете.
– Виски, – сказал крепкий солдат.
Майк уже тащил бутылку с полки. Он понял, что офицер хочет напиться до беспамятства, прежде чем сорвется и убьет кого-нибудь.
На секунду мне показалось, что плотный солдат справа мне знаком. Волосы на его голове так коротко сбриты, что он казался лысым, а глаза просто огромные. Часы из нержавеющей стали свисали через прорезь в воротнике. Он протянул мускулистую руку за бутылкой, которую поднес Майк. Мальчик старался держаться как можно дальше от стола. Солдат открутил крышку и налил в три стакана. Пьяный офицер тут же выпил все виски и стукнул стаканом о стол, требуя следующей порции.
Изможденный солдат, который до сих пор молчал, произнес:
– Что-то здесь произойдет. – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Эй, друг!
– Этот парень никому не друг, – сказал пьяный. И прежде чем кто-нибудь успел сообразить, он схватил пистолет, прицелился в мою сторону и выстрелил. Огненная вспышка, громкий взрыв и резкий запах пороха. Пуля прошла прямо через мягкую деревянную стену на расстоянии восьми футов слева от меня. Тоненький лучик света стал пробиваться в комнату через новую дырку.
На секунду я оглох. Сделав последний глоток пива, встал. В голове звенело.
– Ненавижу все это дерьмо, понял? – сказал пьяный. – Хорошо понял?
Солдат, который назвал меня другом, засмеялся, а плотный налил пьяному офицеру еще виски. Затем он встал и направился в мою сторону. Усталость и разводы грязи не скрывали его напряженности и обеспокоенности. Он уселся между мной и парнем с пистолетом.