– Он сказал, что присоединится к нам через пару минут. Он, наверно, помогает ей снять пальто или что-то в этом роде, – обычно пустое лицо Джеффри победно сияло.
– Я не думаю, что она одна из самых знаменитых актрис Америки, Джон, – Стелла пошла дальше, а Нед Роулз что-то страстно доказывал Эду Винути.
– Ну, так будет. Эдвард тоже так считает, а он в таких вещах знает толк. Рики! – Джеффри сжал его локоть. – Ты видел, там внизу молодежь танцует? Фантастика, правда? Дети отрываются в моем доме! Я думаю, они с удовольствием познакомятся с ней. Знаешь, это большая, это великая честь. Она пробудет в городе лишь пару дней. Эдвард уже почти закончил записи, и ей пора возвращаться в Нью-Йорк, в свою труппу. А сейчас она здесь, в моем доме! Господи, Рики!
У Рики было ощущение, что Джону необходим ледяной компресс.
– А ты знаешь, что она появилась буквально ниоткуда? Что она была самой многообещающей студенткой в своей драматической студии и что на следующей неделе она получит главную роль во «Все видели солнце»?
– Нет, Джон.
– У меня только что появилась замечательная идея. Я ждал, когда она придет. Я стоял здесь, слушал диско, доносящееся снизу, и обрывки записей Джорджа Шеринга, доносящиеся отсюда, и подумал: там, внизу – грубая, животная жизнь, дети, беснующиеся под этот бит, а на этом этаже – интеллектуальная жизнь, доктора и адвокаты, люди среднего достатка, наверху царят изящество, талант, красота – душа! Понимаешь? Это как эволюция. Она – самое неземное существо, какое ты когда-либо видел. И ей всего лишь восемнадцать!
Никогда в жизни Рики не слышал, чтобы Джон Джеффри выражал свои чувства в такой странной, причудливой манере. С беспокойством он подумал, что у друга, наверное, повышенное давление. Они оба услышали, как закрылась дверь наверху, на следующей площадке, и затем – густой голос Эдварда, говорящего что-то с озорной шутливой интонацией.
– А Стелла мне говорила, ей девятнадцать, – сказал Рики.
– Ш-ш-ш…
Красивая невысокая девушка спускалась к ним по лестнице. Простое зеленое платье, облако волос. Через секунду Рики заметил, что цвет платья был подобран к цвету ее глаз. Двигаясь с почти ритмической точностью, она одарила их едва уловимой – и все же восхитительной – улыбкой и прошла мимо, на ходу легонько похлопав кончиками пальцев по груди доктора Джеффри. Рики глядел ей вслед, взволнованный и удивленный. Он не встречал никого подобного с тех пор, как видел Луизу Брукс в «Ящике Пандоры».
Затем он взглянул на Эдварда Вандерлея и сразу понял, что Джон Джеффри был прав. Он весь сиял. Было очевидно, что девушка вскружила ему голову, и также очевидно, что ему с трудом удастся дождаться, пока она перездоровается с его друзьями. Все трое направились в гостиную.
– Рики, ты отлично выглядишь, – сказал Эдвард, кладя руку ему на плечи. Эдвард был на полфута выше, и, когда он начал подталкивать его в гостиную, Рики ощутил запах его дорогого одеколона. – Просто здорово. Но когда же ты прекратишь носить эти бабочки? Эра Артура Шлезингера канула в прошлое.
– Эта эра началась сразу после моей, – ответил Рики.
– Да нет, слушай, мужчина ведь не старше, чем он себя чувствует. Я и галстуки перестал носить. А через десять лет восемьдесят процентов американцев будут надевать галстуки только на свадьбы и похороны. А Барнс и Винути будут одеваться вот так на работу в банк, – он оглядел комнату. – Черт, куда она ушла? – Рики, в котором новые бабочки будили желание надевать их чуть ли не в постель, взглянул на ничем не обремененную шею Эдварда, обшаривавшего глазами гостиную, заметил, что морщин на ней больше, чем на шее у Джона Джеффри, и решил все же не изменять своим привычкам. – Я общался с этой девушкой три недели, и, поверь мне, она самое необыкновенное существо на свете. И если мы успеем закончить материал, то это будет моя самая выдающаяся книга. У нее была ужасная жизнь, ужасная. Услышишь такое – и зарыдаешь: я слушал ее и плакал. Знаешь, она долго проторчала в этой дыре на Бродвее, на вторых ролях, совсем понапрасну. Она станет великой трагической актрисой… Когда чуть подрастет. – Раскрасневшийся Эдвард загоготал над произнесенной им же нелепостью. Как и Джон, он тоже был окрылен.
– Вы двое словно заболели ею, – сказал Рики.
Джон хихикнул, а Эдвард сказал:
– Да скоро весь мир заболеет ею, Рики. У нее настоящий дар!
– О! – сказал Рики, припомнив кое-что. – Книга твоего племянника, похоже, пользуется большим успехом. Поздравляю.
– Да, приятно сознавать, что я не единственный талантливый ублюдок в семье. Это должно помочь ему пережить смерть брата. Странная история, очень странная – они, кажется, были оба помолвлены с одной женщиной… Однако давайте не будем сегодня думать о мрачных вещах. Будем веселиться!
Джон Джеффри радостно кивнул.
4
– Видел твоего сына внизу, Уолт, – сказал Рики Уолту Барнсу, старшему из двух банкиров. – Он рассказал мне о своем решении. Надеюсь, у него получится.
– Да, Пит все же остановился на Корнелле. Я всегда надеялся, что он хотя бы попытается поступить в Йель, я ведь учился там. И я все еще надеюсь на это, – грузный мужчина с лицом упрямца, похожим на лицо сына, Барнс не был расположен принимать поздравления Рики. – А он и слышать не хочет об этом. Говорит, Корнелл достаточно хорош для него. «Достаточно хорош»! Его поколение еще более консервативно, чем мое. Корнелл – это несолидно. Говорят, они там до сих пор дерутся за еду. Лет десять назад я боялся, что мой Пит вырастет в радикала с бородой и бомбой в руках, теперь же я боюсь, что он будет довольствоваться меньшим, чем может получить.
Рики сделал неуловимое движение, воспринятое как сочувствие.
– А как поживают твои дети? Они оба до сих пор на Западном побережье?
– Да. Роберт преподает английский в средней школе. Муж Джейн стал вице-президентом.
– По какой части?
– По безопасности.
– Ну и хорошо. – Оба отпили из своих бокалов, воздерживаясь от комментариев, поскольку вице-президенство по безопасности означало работу в страховой компании. – Собираются приехать на Рождество?
– Не думаю. Они оба ведут довольно активную жизнь.
В действительности ни один из них не писал Рики и Стелле на протяжении вот уже семи месяцев. Они росли счастливыми детьми, потом – замкнутыми подростками, а теперь, когда обоим стукнуло под сорок, стали неудовлетворенными жизнью взрослыми, однако во многом так и остались подростками. Несколько писем Роберта были плохо завуалированными просьбами о деньгах; письма Джейн казались счастливыми, но Рики читал между строчек отчаяние. («Я начинаю нравиться самой себе» – утверждение, которое, по мнению Рики, нужно понимать с точностью до наоборот. Его жизнерадостность заставила Рики поморщиться.) Дети Рики, когда-то частички его души, казались теперь недосягаемыми планетами. Их письма вызывали боль; видеть же их было бы еще больнее.
– Нет, – произнес он. – Я думаю, в этот раз они не смогут приехать.
– Джейн такая симпатичная девушка, – заметил Уолтер Барнс.
– Вся в мать.
Рики машинально начал оглядываться в поисках Стеллы и увидел Милли Шин, которая представляла Стеллу высокому сутулому и толстогубому мужчине. Университетскому племяннику.
Барнс спросил:
– Вы видели актрису Эдварда?
– Она где-то здесь. Я видел, как она спускалась.
– Джон Джеффри, похоже, необычайно взбудоражен.
– Она из тех красавиц, в присутствии которых не расслабишься. – Рики рассмеялся. – Эдвард тоже никак не успокоится.
– Пит читал в журнале, что ей всего лишь семнадцать лет.
– В таком случае она социально опасна.
Когда Рики, оставив Барнса, подошел к жене и Милли Шин, он поймал взгляд маленькой актрисы. Она танцевала с Фредди Робинсоном под пластинку Каунт Бэси и двигалась с грацией точного, нежного механизма, зеленые глаза искрились; обнимавший ее Робинсон выглядел одурманенным от счастья. Да, отметил Рики, ее глаза искрились, вот только удовольствием или насмешкой? Девушка повернула голову, и через всю комнату к нему словно устремился поток ее чувств: Рики увидел в ней ту, кем мечтала стать его дочь Джейн, теперь располневшая и неудовлетворенная. Наблюдая, как актриса танцует с поглупевшим Фредди Робинсоном, он понял, что у нее никогда не возникнет причины произнести убийственную фразу: «Я начинаю нравиться самой себе»; она была словно маленькое гордое знамя самообладания.
– Здравствуйте, Милли, – сказал он. – У вас сегодня полно работы.
– Ох, когда я стану слишком стара, чтобы работать, я лягу и помру. Вы что-нибудь поели?
– Нет пока. А это, наверное, ваш племянник?
– О, простите. Вас еще не представили. – Она коснулась руки высокого мужчины за ее спиной. – Это самый мозговитый из нашей семьи, Гарольд Симс. Он профессор в колледже и как раз только что очень мило побеседовал с вашей женой. Гарольд, это Фредерик Готорн, один из ближайших друзей доктора. – Симс улыбнулся Рики с высоты своего роста. – Мистер Готорн – полноправный член Клуба Фантазеров, – завершила его представление Милли.
– Я слыхал о вашем Клубе, – у Гарольда Симса оказался очень низкий голос. – Звучит интересно.
– Боюсь, все, кроме интересного.