а может, враг на врага.
Уснули. Сквозь зубы – то вскрик, то стон,
то детский какой-то всхлип.
И всех спокойней спал тот,
который завтра погиб.
Чаепитие
Впятером, вшестером, всемером
мы на кухне за тесным столом
пили чай. Мы друг друга любили.
А часы, что за нами следили,
били полночь – и тут же рассвет.
Но казалось, что Времени – нет.
Вдруг, заплакав, воскликнула я:
– Эти чашки не смеют разбиться!
Эти милые пальцы и лица
раствориться не могут во мраке.
Слышишь? Мы никогда не умрём!
Впятером, вшестером, всемером,
наши дети и наши друзья,
наши кошки и наши собаки.
«Нет у света ничего, кроме тьмы…»
Нет у света ничего, кроме тьмы.
Он в ней лилией пророс – и погас.
Кто там плачет в темноте? Это мы.
Нет у Бога никого, кроме нас.
Неподатливый такой матерьял —
отрастить не получается крыл.
Вот один хотел взлететь – и пропал.
Впрочем, кто-то говорит: воспарил.
То не лилия растёт средь зимы —
просто хочется любви – прям сейчас.
Нет у света ничего, кроме тьмы,
нет у Бога никого, кроме нас.
Александр Кораблёв
Предчувствия гражданской войны
«Свобода. На краю обрыва…»
Свобода. На краю обрыва
толкает в спину, шепчет: прыгай.
А ты смущаешься и ждешь,
молчишь и знаешь, что шагнёшь.
4 октября 1983 года
«…И мы уснули. И во сне…»
…И мы уснули. И во сне
увидели себя в огне.
Он разгорался, а кругом
вздымался дым и падал гром.
И открывалась пустота,
и мы летим из пустоты,
и нам какой-то капитан
ножом расщеливает рты.
А мы – ни живы, ни мертвы —
бинты срываем с головы.
30 июня 1984 года
««Поэзия должна быть страшновата…»
«Поэзия должна быть страшновата, —
сказал кузнец, раскаливая горн. —
Век глупостей и милых терпсихор
давно ушёл, и нет ему возврата».
Он вынимал заклятое железо,
и страшен был его багровый лик.
И поднималось солнце из-за леса,
и конь был бел, и всадник терпелив.
«В моей руке, в Твоей ли воле…»
В моей руке, в Твоей ли воле
с дороги камень отвалить
и отпустить меня застолье
в дому своём остановить?
И всё узнать. И дрожь унять.
И вынуть меч. И смерть принять.
«Брат мой, гений и злодей…»
Брат мой, гений и злодей,
сторож горести моей!
То хмельной, то хмурый,
а в зубах окурок.
Кто поймёт тебя, шальной?
Что проймёт тебя, родной?
Не вино, а водка.
Не стихи, а плётка.
Брат мой, в чём я виноват?
Не убей меня, мой брат.
4–18 июля 1984 года