Великий Блокпост. Антология донбасской поэзии 2014–2022 гг.

«День придёт – и даль отступит…»

День придёт – и даль отступит,
выше станем и умней,
жар уймём и боль остудим
бедной родины своей.
И увидим всё как есть:
явью явь и снами сны —
от травинок и небес
до окошек расписных.

    13 апреля 1985 года

Вечерние размышления о мимотекущей жизни

Давно пора перечитать
одну забытую тетрадь.
Она полна стихотворений
про жизнь, про смерть,
про тьму и свет.
Её писал безвестный гений,
по-моему, в пятнадцать лет.
Я сам когда-то был такой,
но стал искать какой-то свой
никем не слыханный язык
(хотелось числиться поэтом
и быть непонятым при этом).
И вот – учу теперь азы
того наивного искусства,
когда строку диктует чувство.
Пишу народные рассказы.
Боюсь метафор, как проказы.
Хотя охотно их прощаю
друзьям и всем, кого читаю,
особенно ночной порой.
Я восхищаюсь их игрой
стеклянных бус, смертельных трюков
на стыке образов и звуков,
их расстреноженной свободой
на грани мудрости и моды.
Так начинают, но потом
так продолжать мешает что-то —
какая-то не то зевота,
не то забота о другом.

Тот мальчик, начиная жить,
хотел вначале разрешить
два-три вопроса бытия,
включая собственное Я.
Он был на правильном пути.
Он мог дойти до самой сути
и даже далее – до жути.
Но жить – не поле перейти.
Я не о том, что жизнь – загадка,
что уровень её порядка —
удел детей, и то немногих.
Я – о завалах на дорогах.
Вот детский сад, мой первый ад,
вот – школа, вот – военкомат…
Куда ни глянь – одно и то же,
один и тот же путь вперёд,
и каждый день из тех, что прожит,
похож на тот, что настаёт.
И всё течёт, и мы течём,
через овраги и пороги,
солдаты, умники, пророки,
нога к ноге, к плечу плечо…
И надо же, в таком строю,
ломая голову свою,
к чему-то всё-таки прийти
годам примерно к тридцати.

Нет, он не гений, он другой,
из тех, кто предпочёл покой
искусству драки рукопашной.
Где он теперь и как – не спрашивай.
Убит он был или прославлен,
забыт, забит или затравлен —
в конце концов, не в этом дело,
не в том, что тело опустело,
а в том, куда ушла душа.
Оставь его. Не нам решать,
что наша жизнь и смерти наши.
И наши общие параши
не нам придётся убирать.
А если это так, то что ж!
Чем хуже, стало быть, тем лучше.
Любая ложь чему-то учит,
особенно святая ложь.

Изо всего, что пахнет плохо,
родится новая эпоха.
А мы? А мы пока всё те же:
всё те же крики на манеже,
и тот же смех, и ужас тот —
единый лоб, единый рот…
Но что-то всё-таки, но что-то
встаёт из нас, как из болота,
встаёт и голос подаёт,