– Открыто, входите!
Первой вошла Хельга Арнульфсен, на мгновение заслонив массивную тушу Натана Льюиса. Хельга, как всегда, выглядела невозмутимой, изящной и неприступной, однако теперь под глазами у нее залегли темные круги.
– Привет, – безучастно поздоровалась она.
– Не до смеха, да? – участливо спросила Шейла.
Хельга скорчила гримасу.
– Кошмары снятся.
– Мне тоже. – Шейла передернулась.
– А где психолог, которого ты хотел привести, Нат? – спросил Коринф.
– Отказался, – ответил Льюис. – В последнюю минуту ему пришла в голову идея нового теста для проверки умственных способностей. А его супруга занята тем, что гоняет крыс по лабиринту. Не велика потеря, мы и без них обойдемся.
Льюис один из всех собравшихся, казалось, не поддавался тревогам и предчувствиям и был слишком занят движением к новым горизонтам, чтобы оглядываться на личные неудобства. Он прямиком направился к буфетной стойке, взял сэндвич и вонзил в него зубы.
– Ммм… фантастиш. Шейла, почему бы тебе не бросить своего водохлеба и не выйти за меня?
– Променять водохлеба на пивохлеба? – робко откликнулась она.
– Туше! Изменения, похоже, тебя тоже затронули? Нет, правда, тебе со мной было бы лучше, меня можно пить по глоточку как выдержанный скотч.
– Вообще-то, – угрюмо сменил тему Коринф, – мы собрались здесь без конкретной цели. Я просто надеялся, что разговор на общие темы прояснит мозги и, возможно, подбросит какие-нибудь идеи.
Льюис уселся за стол.
– Вижу, правительство в конце концов признало, что происходит нечто необычное, – кивнул он на лежащую рядом газету. – Однако признание не успокоит панику. Люди напуганы, они не знают, чего ждать. По дороге сюда я видел одного типа, который бегал по улице и вопил, что наступил конец света. В Центральном парке идет огромных размеров молебен. Трое алкашей подрались перед баром, а рядом ни одного полицейского. Пожарные сирены тоже слышал – горело где-то в Куинсе.
Хельга зажгла сигарету и прикрыла глаза.
– Джон Россман сейчас в Вашингтоне, – сказала она. – Несколько дней назад приехал в институт, попросил наших головастиков исследовать явление, но выводы пока держать при себе, и улетел в столицу. С его связями он, надеюсь, быстро выяснит всю фабулу.
– Никакой фабулы, скорее всего, нет, – ответил Мандельбаум. – Всего лишь разрозненные проявления, происходящие по всему миру. Все вместе они вызвали переполох – это да, но общая картина пока не ясна.
– Еще не вечер, – задорно воскликнул Льюис, взяв себе еще один сэндвич и чашку кофе. – Предсказываю, что через неделю нормальная жизнь полетит в тартарары.
– Дело в том… – Коринф вскочил со стула и заходил по комнате. – Дело в том, что перемены еще не закончились. Насколько можно верить показаниям наших приборов, изменения будут продолжаться. К сожалению, приборы не точны, на них действуют те же самые силы. Более того – скорость перемен нарастает.
– С поправкой на ошибку я нахожу, что этот процесс развивается по гиперболе, – сказал Льюис. – Это, братья мои, только начало. Если так будет продолжаться, через неделю наш ай-кью подскочит до четырехсот.
Все надолго погрузились в молчание. Коринф стоял, опустив сжатые кулаки. Шейла, беззвучно вскрикнув, подбежала и повисла у него на плече. Мандельбаум, переваривая информацию, хмурился и пускал струйки дыма. Он ласково дотронулся до Сары, та благодарно пожала его руку. Льюис ухмылялся, прожевывая сэндвич. Хельга сидела без движения, чистые плавные изгибы ее лица были напрочь лишены какого-либо выражения. Снизу доносились шумы большого города.
– Что теперь будет? – первой опомнилась Шейла. Она дрожала так сильно, что это все видели. – Что с нами будет?
– Одному Богу известно, – философски изрек Льюис.
– Оно теперь все время будет расти? – спросила Сара.
– Нет, – ответил Льюис. – Так не получится. Рост происходит, потому что повышается скорость действия нейронных цепей и интенсивность сигналов, которые передают эти цепи. Физическая структура клетки выдержит лишь до определенного предела. Если раздражение будет постоянно нарастать, это вызовет помешательство, слабоумие и смерть.
– И где предел? – деловито справился Мандельбаум.
– Трудно сказать. Механизм работы нервной клетки еще недостаточно изучен. Да и принцип ай-кью действует в строго очерченных границах. Рассуждать об ай-кью величиной за четыреста баллов нет никакого смысла. На этом уровне человеческий интеллект, каким мы его знали, станет уже чем-то другим.
Коринф слишком увлекся своей собственной работой и физическими измерениями и не подозревал, как много узнал и сколько теорий выдвинул отдел Льюиса. Потрясающие выводы только начинали представать во всей полноте.
– К черту конечный результат, – резко заявила Хельга. – Мы не в силах остановить процесс. Главное сейчас – как предотвратить развал цивилизации. Что мы будем есть?
Коринф, стараясь погасить всплеск паники, кивнул.
– До сих пор нас просто несло на волне всеобщей инертности. Большинство людей продолжают заниматься прежним делом, потому что у них нет выбора. Но когда положение действительно начнет меняться…
– Дворник и лифтер института вчера уволились, – заметила Хельга. – Работа слишком монотонная, говорят. Что, если все дворники, сборщики мусора, землекопы и рабочие конвейеров решат уволиться одним разом?
– Все не уволятся, – сказал Мандельбаум. Он выколотил трубку и пошел налить себе кофе. – Одни испугаются, другие проникнутся чувством необходимости поддержать жизнь общества, третьи… Короче, на этот вопрос нет простого ответа. Я согласен, что нас по меньшей мере ожидает тяжелый переходный период – люди будут бросать работу, пугаться, всячески сходить с ума. Нам нужна временная организация, которая позволила бы пережить несколько следующих месяцев. Ее ядром могли бы стать профсоюзы. Я уже готовлю план, а когда мы уговорим и уломаем своих ребят, я предложу помощь администрации города.
Повисла пауза. Хельга остановила взгляд на Льюисе.
– И у тебя по-прежнему нет догадки, чем все это вызвано?
– О, догадка есть, – ответил биолог. – Даже несколько догадок, вот только непонятно, на какой остановиться. Надо продолжать исследования и думать, думать.
– Феномен действует в масштабах всей Солнечной системы, – объяснил Коринф. – Обсерватории установили этот факт с помощью спектроскопического анализа. Возможно, Солнце, вращаясь вокруг центра галактики, вошло в какое-то силовое поле. Но в принципе – черт, я не собираюсь сразу же отказываться от всеобщей теории относительности – в принципе я склоняюсь к мысли о том, что мы скорее всего покинули силовое поле, замедлявшее свет и по-своему влиявшее на электромагнитные и электрохимические процессы.
– Другими словами, – с расстановкой произнес Мандельбаум, – мы, по сути, приходим в нормальное состояние? А все наше прошлое проходило в аномальных условиях?
– Пожалуй. Только для нас эти условия не были аномальными, мы при них эволюционировали. Мы – как глубоководные рыбы, которые взрываются, если их вытащить на поверхность с нормальным давлением.
– Хех! Славная мысль!
– Мне кажется, смерти я не боюсь, – слабым голосом отозвалась Шейла. – Но изменений такого рода…
– Держи себя в руках, – оборвал ее Льюис. – Подозреваю, что этот дисбаланс приведет к помешательству многих людей. Хоть ты не поддавайся. – Он стряхнул пепел с сигары. – Мы кое-что обнаружили в лаборатории. Как и сказал Пит, на электронные взаимодействия оказывает влияние либо силовое поле, либо его отсутствие. В количественном выражении эффект невелик. Обычные химические реакции не претерпели изменений. Я не слышал каких-либо сообщений об изменении скорости неорганических реакций. Однако, чем сложнее и тоньше структура, тем больше она чувствует этот слабый эффект.
Вы, должно быть, заметили, что в последнее время у вас прибавилось энергии. Мы измерили скорость основных обменных процессов – она увеличилась, хотя и незначительно. Двигательные реакции тоже ускорились, однако вы этого не чувствуете, потому как ваше субъективное время течет быстрее. Другими словами, изменения мышечных, эндокринных, сосудистых и прочих чисто соматических функций невелики. Если ничего больше не случится, вы к ним быстро приспособитесь.
С другой стороны, наиболее высокоорганизованные клетки, нейроны, и прежде всего нейроны коры головного мозга, подвергаются сильному воздействию. Скорость восприятия резко возросла, это определили психологи. Я уверен, что вы сами заметили, насколько быстрее вы стали читать. Время реагирования на любые раздражители сократилось.
– Мне об этом Джонс говорил, – невозмутимо кивнула Хельга. – И я сама проверяла статистику ДТП за прошлую неделю. Аварий стало определенно меньше. Люди быстрее реагируют. Естественно, это помогает лучше водить машину.
– Угу, – сказал Льюис. – Пока им не надоест ползать со скоростью шестьдесят миль в час и они не начнут носиться под сотню. Столкновений может и не станет больше, зато каждое – в лепешку!
– Но если люди действительно поумнеют, – начала Шейла, – то они будут знать, что…
– Ни фига! – Мандельбаум тряхнул головой. – Основная структура личности не меняется, так? Умные люди, как и все остальные, время от времени совершали глупые и предосудительные поступки. Скажем, человек может быть выдающимся ученым, но это не мешает ему гробить свое здоровье, ездить как безумец, увлекаться спиритуализмом или…