Эти странные швейцарцы

Эти странные швейцарцы
Пол Билтон

Внимание: иностранцы!
Швейцарцы полагают, что в мире слишком много людей, которые вместо того, чтобы усердно трудиться и готовиться к очередному несчастью, проводят время в праздности. Поэтому они чувствуют себя обязанными принять на свои плечи бремя ответственности за более беззаботные народы. Швейцарец все время готовит себя к неприятностям, которые могут в любой момент обрушиться на мир. Ни одно здание в стране не строится без убежища от ядерного нападения. Раз в год граждане проводят проверку оглушительных сирен, установленных повсюду на всякий случай – они должны подавать сигнал тревоги при наводнениях, атомной атаке, землетрясениях и прочих стихийных бедствиях.

Пол Билтон

Эти странные швейцарцы

САМОСОЗНАНИЕ

По закону всемирного тяготения толстяк-шмель летать бы не должен. Точно так же, по всем экономическим законам, Швейцария никак не должна была бы жить так отвратительно хорошо.

Физика страха

Замкнутая, с объемом внутреннего рынка меньшим, чем у Лондона или Москвы, говорящая на четырех различных языках, практически лишенная каких-либо природных ресурсов (за исключением гидроэнергетического потенциала, небольших запасов соли да еще более скромных возможностей для рыболовства), без гарантированных рынков сбыта товаров в колониях или экономических союзах, Швейцария уже давно должна была бы придти в полный упадок. А между тем Швейцария является единственной страной, которая одним своим существованием ущемляет самолюбие немцев, которые не чувствуют себя уверенными в своей основательности. Глядя на Швейцарию, французы ощущают себя не столь влиятельными в области международной политики и дипломатии, а техасцы – просто бедняками. Вложения в швейцарские франки более надежны, чем в золото, а швейцарская экономика прочна, как гранит со склонов Монблана.

Национальный доход Швейцарии в расчете на душу населения самый высокий в мире. Чтобы не умереть от зависти, знайте – удовольствия от этого швейцарцы испытывают весьма немного. Они считают (и считали так с 1291 года, то есть со времен Швейцарии изначальной, тогда еще союза трех кантонов), что такое положение вещей – дело лишь временное, и все в итоге закончится полным развалом и слезами.

Швейцарцы упорно отказываются верить в свое благополучие и даже оспаривают все цифры, которые его подтверждают. Они постоянно бегут вперед, как пресловутый ослик за подвешенной впереди него морковкой. Они безудержно стремятся к целям, которых давным-давно уже достигли.

Летать и не падать шмелю помогает его блаженное неведение о физических законах, которые не хотят допускать его перемещений по воздуху. А вот швейцарцам столь высоко держаться помогает отнюдь не шмелиное незнание, а самое банальное опасение потерять все то, что было заработано с таким большим трудом.

Федерализм по-швейцарски

Швейцария имеет федеративное государственное устройство – это конфедерация, состоящая из двадцати трех кантонов, три из которых подразделены на полукантоны (в которых, видимо, считают, что, раз уж не получается дотянуть до ранга отдельного кантона, лучше иметь хотя бы такой «половинчатый» статус).

Каждый из кантонов – это государство в государстве, маленькая страна с собственным бюджетом и финансами, со своими налогами и правом тратить их, как зaблaгopaссудитcя – на собственные суды, полицию, образование и даже на прием водительских экзаменов. Когда-то многие из кантонов были суверенными государствами, и, судя по всему, некоторые считают себя таковыми и по сей день.

Швейцарские кантоны объединяют более 3000 местных общин, каждая из которых обладает правом принимать решения по вопросам, касающимся их внутренней жизни – это социальное обеспечение и здравоохранение, энерго– и водоснабжение, автодороги и прочие пути сообщения. Есть у них и право вводить собственные праздники.

Как же возможно управление всеми этими тянущими в разные стороны автономиями? С одной стороны на страже интересов целого, как пастырь у овечьего стада, стоит федеральное правительство; с другой – само швейцарское общество с его совершенно уникальным инструментом – институтом референдумов, то есть прямого голосования по всем возможным вопросам. Плебисциты по волнующим страну проблемам проводятся каждые три месяца. Возможно, вам уже приходилось слышать такой риторический вопрос: «А вообще, есть ли на свете такая страна – Швейцария?». Только усвоив все особенности швейцарского федерализма, поняв все различия в культуре и традициях, уяснив языковые и прочие водоразделы, делающие каждую часть страны совершенно уникальной, можно понять смысл этого далеко не шуточного вопроса.

И все-таки эта страна существует. Вот она, перед вами, в самой середке Западной Европы. И, надо сказать, живет совсем неплохо, несмотря на все разделяющие ее внутренние границы, барьеры и перегородки. А их так много, что и имен-то у нее несколько, и она охотно и без обид на них откликается: по-немецки она называется «Швайц» (Schweiz), по-французски «Сюисс» (Suisse), по-итальянски «Свиццера» (Svizzera), а по-английски «Суизерлэнд» (Switzerland). Швейцарцы, с которыми вы в ней встретитесь, постараются убедить вас в том, что они прежде всего не швейцарцы, а цюрихцы, бернцы, луганцы, женевцы… Список может быть столь же обширен, сколь и перечень всех швейцарских городов и долин. А вот общего у жителей страны не так уж и много – это только краснокожий швейцарский паспорт и отчаянное желание быть абсолютно непохожими на тех, кто населяет соседние долины или города. В этом стремлении к местной самобытности, отстаиваемом со всей решительностью и целеустремленностью, все швейцарцы абсолютно одинаковы.

Сердца трех

Сравнительно недавно придуманное швейцарскими газетчиками словечко «Рестиграбен» (Rostigraberi) служит для обозначения одной из наиболее заметных внутренних границ. Эта воображаемая линия проходит с севера на юг, отделяя западную часть страны, жители которой говорят по-французски, от востока, населенного преимущественно немецкоязычными швейцарцами. Слово «Рестиграбен» можно перевести как «ров с жареной картошкой», и происходит оно от названия картофельного блюда «рести» (Rosti), весьма любимого жителями Берна, а в остальной Швейцарии считающегося символом швейцарско-немецкого мрачноватого духа. Носители этого духа кажутся немного медлительными, но основательными и внушающими партнерам убеждение в том, что на них можно положиться.

Франкофоны, то есть франкоговорящие швейцарцы, называют своих восточных соседей «засаринцами», потому что те живут по другую сторону реки Сарин (Sarine), которая течет в долине, частично совпадающей с пресловутым «картофельным рвом». Говорящие по-немецки швейцарцы эту реку, естественно, называют по-своему – Заане (Saane).

Еще одна граница, проходящая с запада на восток в восточной Швейцарии по Ретийской гряде Альп, разделяет германоязычных швейцарцев и швейцарцев, говорящих по-итальянски. Там же, в отрогах Альп, живут и 70 тысяч романшей, родным языком которых является ретороманский, тоже признанный одним из официальных языков Швейцарии.

Соединение в одном флаконе германского, галльского и латинского духа потенциально может быть серьезным источником противоречий, подобным тем, какие существуют в Бельгии между валлонами и фламандцами или в Канаде между франкофонами Квебека и остальной частью страны, не говоря уже о таких опасных конфликтах, которые сотрясают Северную Ирландию или Балканы. Кое-какие трещинки время от времени появляются и в стенах швейцарской крепости. Сепаратисты во франкоязычной части кантона Берн после продолжительной борьбы все-таки «отголосовали» себе на референдуме в 1978 году отдельный кантон Юра. В предшествовавший плебисциту период дело не обошлось даже без пары взорванных экстремистами бомб.

Все существующие в Швейцарии этнолингвистические и культурные различия так или иначе сказываются на характере голосования во время ежеквартальных референдумов. Такие плебисциты – неотъемлемая черта швейцарской жизни. Население германоязычных кантонов в последние годы проявляет устойчивую склонность голосовать в поддержку экономического и политического статус-кво, а также демонстрирует повышенное внимание к проблемам экологии. Жители других кантонов (а также германоязычные базельцы) больше тяготеют к переменам, порой достаточно радикальным. Однако сердца трех крупнейших этнических сообществ Швейцарии бьются достаточно синхронно. Секрет единства страны в том, что при всех противоречиях в отношениях между оппонентами нет ожесточения, а для решения всех споров есть удобный институт референдума. Обходятся, правда, эти плебисциты недешево. Но зажиточные швейцарцы могут себе это позволить. А при хорошей жизни нет причин и ожесточаться. С некоторым риском впасть в цинизм можно сказать, что все швейцарские трения легко смягчаются лучшим из известных человечеству смазочным материалом – деньгами.

Какими они видят себя

Всяк кулик свое болото хвалит. Швейцарцам тоже свойственно здоровое и твердое убеждение в том, что все, происходящее из их страны, безусловно лучшее. Особенно если это именно из того района, где они живут. И, например, если в каком-нибудь супермаркете какая-нибудь итальянская клубника будет вдруг продаваться за полцены, швейцарец непременно купит местную в счастливом убеждении, что лучше этой в целом свете быть просто не может.

Таковы швейцарцы и в оценке людей. Жители любого кантона или общины почитают себя самыми замечательными среди прочих швейцарцев. А вот о соседях из других краев страны они гораздо менее высокого мнения. Горожане, например, считают сельских жителей до неприличия примитивными и неотесанными. Селяне платят горожанам той же монетой: те представляются им ужасными пронырами, ловкачами, эгоцентристами, одержимыми только погоней за собственной выгодой.

Соперничество существует и в отношениях между различными городами. Со своим великолепным аэропортом, высокими технологиями и промышленностью, с безукоризненно работающей банковской индустрией Цюрих, например, считает себя единственным городом Швейцарии, заслуживающим звания метрополиса мирового класса и масштаба. Однако жители Берна никогда не забывают напомнить, что столицей страны все-таки является не Цюрих, а именно милый их сердцу тихий Берн.

Но и те, и другие – как бернцы со своим скромным обаянием, так и самодовольные и суетливые цюрихцы, – свысока смотрят на жителей Базеля. Он расположен относительно близко от немецкой и французской границ. В силу этого обстоятельства Базель считается – слишком подверженным влиянию обеих соседних стран, а, следовательно, не чисто швейцарским городом. Да и вообще не вполне чистым – здесь, как говорят, находятся производства, далеко не способствующие чистоте воздуха. Базельцы на наветы реагируют спокойно, дышат ровно и легко, экологическое состояние города их вполне устраивает. Во всяком случае неповторимую атмосферу Базеля формируют не столько природоохранные меры, сколько искрометное остроумие населяющих его жителей, которые никогда не дадут спуску тем, кто заденет их город. Примечательно, что цюрихцы и базельцы, каждые из которых считают лучшим именно свой город, весьма активно курсируют между ними. Сотни жителей этих городов бывают у соседей-соперников едва ли не чаще, чем у себя дома.

Женева, как и Базель, тоже имеет репутацию «не совсем швейцарского» города. И если швейцарец – это, хоть и с некоторой натяжкой, национальность, то женевец – это «интернациональность». Ежедневно по утрам на работу в свои женевские бюро спешат тысячи французов. Но их с коренными женевцами объединяет хотя бы язык. А вот у одной пятой части жителей Женевы родной язык отнюдь не французский или какой-либо другой из «швейцарских» языков, а вовсе даже английский.

Еще один пример соперничества городов – отношения между Лугано и Локарно в италоязычной части Швейцарии. Туристы постоянно эти города путают, а вот для жителей кантона Тичино, где они расположены, – это почти что два разных мира. До уэллсовской «войны миров» соперничество обоих городов, однако, не доходит, поскольку и тот, и другой склоняют головы перед авторитетом маленькой и безнадежно провинциальной Беллинцоны, гордой своим званием столицы кантона.

Какими они видят других

Умеющие умиляться достоинствами клубники, которую дарит им их собственная земля, швейцарцы в то же время способны огорчаться и беспокоиться по самым разным поводам. Но ничто не может удручить их больше, чем похвала чего-то нешвейцарского. Они будут неприятно удивлены, услышав, что кто-то за пределами их общины, долины, кантона или всей Швейцарии делает что-то лучше. Поэтому они всегда с подозрением смотрят на соседей или за границу, ожидая с той стороны какого-нибудь подвоха.

Швейцария не входит ни в ООН, ни в НАТО. Официально это объясняется тем, что участие в этих организациях противоречит традиционной швейцарской политике нейтралитета. На самом же деле швейцарцы просто считают, что участие в столь амбициозных организациях не имеет смысла. Швейцарцы в свое время сказали «нет» присоединению к единому европейскому экономическому пространству, увидев в этом первый шаг на скользкую дорожку, которая, не дай Бог, приведет в конце концов и к вступлению в Европейский Союз. Присоединение к такого рода сообществу они считали равносильным вступлению в клуб бедняков, и даже сорок тысяч братьев не смогли бы убедить их в том, что участие в подобной авантюре способно принести какие-либо осязаемые преимущества. Но когда выбор был сделан, они тут же начали беспокоиться о том, не совершили ли они ошибку, приняв решение не переходить этот Рубикон.

Что же касается американцев, то с ними у швейцарцев давний роман. Не исключено, что причина тому – полное несходство Швейцарии и Соединенных Штатов. Америка огромна и однообразна. Швейцария, напротив, весьма мала, но крайне разнообразна. В представлении швейцарцев американцы – это необузданные и разухабистые ковбои, с характером экстравертов; они беспрепятственно разъезжают по необъятным пространствам своей девственной страны, тогда как им, швейцарцам, приходится добывать свой хлеб изнурительным трудом, неся при этом еще и тяжкое ярмо бюрократической системы, находясь вдобавок под постоянным гнетом общественных установлений и непосильного чувства ответственности. Самый дикий поступок, который только может совершить швейцарец, – это купить огромный американский автомобиль. И можно только бесконечно удивляться тому, как много людей, которые все-таки обзаводятся этими чудовищами.

Британцами швейцарцы восхищаются. Покоряет их прежде всего то, что британцы, без всякого стеснения захватив полмира, не испытывали по этому поводу никакого чувства вины. Такое же восхищение вызывает у них и то, что британцы нисколько не страдали от чувства утраты, когда потеряли все завоеванное. Запечатленный в швейцарской голове образ британца – это вкушающий чай джентльмен. Странно, но сей светлый лик нисколько не омрачают дикие орды английских болельщиков, терроризирующих стадионы Европы.

Немцев швейцарцы слегка недолюбливают: уж очень те самоуверенны, да и по-немецки слишком хорошо говорят – гораздо лучше, чем швейцарцы, которых тоже принято считать говорящими по-немецки. Втайне от себя самих швейцарцы, однако, немного завидуют той уверенности в себе, которая есть у немцев. Отношение к французам иное – от их утонченности, обаяния и жизнелюбия у всех швейцарцев просто захватывает дух. Австрийцев же швейцарцы находят вполне приятными соседями – ведь те, будучи постоянной мишенью швейцарских шуток, с такой стойкостью и терпением несут это бремя!

В общем, швейцарцы умеют, пусть хоть и в небольшой степени, отдавать дань тому, что связано с другими странами или приходит из них. Но швейцарцы проводят четкую грань между «заграничным» и «иностранным». Одно дело – то, что находится за границей или привезено из-за рубежа, а совсем другое – иностранное, то есть чужое, чужеродное – или, попросту, «иное и странное». Впрочем, швейцарцам, которым порой трудно определить, что можно назвать швейцарским, иногда нелегко и с определением понятие «иностранного». Стать швейцарцем, то есть получить статус гражданина, иностранцу тоже непросто. Для этого нужно иметь швейцарских родителей, швейцарского компаньона, быть художником (а еще лучше – богатым художником), наконец, прожить по меньшей мере десять лет в Швейцарии. Между тем почти 20 процентов (одна пятая часть!) постоянного населения страны – это иностранцы.

Остальные 4/5 жителей все, что им представляется в стране несовершенным, объясняют присутствием большого числа нешвейцарцев. Плохое обслуживание в гостинице, неухоженный сад или парк, немытые машины, немодно или неопрятно одетые прохожие на улицах – для объяснения всех этих неприятных явлений всегда есть под рукой ответ и излюбленный козел отпущения. Повинны во всем этом безобразии отнюдь не швейцарцы и даже не приехавшие из-за рубежа туристы (этим позволено делать, все, что ни заблагорассудится), а именно чужаки, иностранцы – Auslander.

Какими их видят другие

А удается ли другим их, швейцарцев, вообще разглядеть?

Ведь если сравнение со шмелем, своим полетом опровергающим закон всемирного тяготения, помогает понять силу швейцарской экономики и ее способность преодолевать ограничения, налагаемые законами экономическими, то сопоставление с хамелеоном может дать представление о другой способности швейцарцев – умению мимикрировать, то есть приспосабливаться к окружающей социальной и культурной среде, делаясь неразличимыми на ее фоне.

Швейцарских франкофонов бывает нелегко отличить от столь же привередливых по своему характеру французов. Италоговорящих швейцарцев запросто можно перепутать с заносчивыми итальянцами. Ну а по-немецки солидные германоязычные швейцарцы часто почти совершенно неотличимы от настоящих немецких немцев.

Знаковые формы швейцарской культуры весьма разнообразны. А предметы, которые часто принимают за символ чего-то подлинно швейцарского, на самом деле таковыми вовсе не являются. Например, туристы в Швейцарии просто с ума сходят по часам с кукушкой, видя в них нечто типично швейцарское. Чтобы дать им возможность потратить свои франки, тамошние торговцы стараются не отказать им в удовольствии приобрести эти ходики. На самом же деле ничего швейцарского в этих часах ничего нет – самим швейцарцам эта игрушка кажется слишком вульгарной, весь этот кич они специально для туристов завозят из Южной Германии. Что касается знаменитого швейцарского армейского ножа, то такой нож действительно выдается военнослужащим. Но это совсем не тот нож, который пользуется столь большим спросом у туристов – с ножницами, пинцетом, зубочисткой, пилкой для ногтей, штопором и даже специальной ковырялкой для извлечения камешков, застрявших между подковой и лошадиным копытом.

Швейцарцы, однако, чрезвычайно заботятся о впечатлении, которое они производят на другие народы. Они убеждены, что со всего света на них устремлены очень пристальные и весьма критические взоры. Это мнение проистекает из того, что именно так они сами взирают на весь остальной мир – потому-то и от других ничего иного не ожидают. И если вдруг оказывается, что их действительно «не разглядели», а их альпийский рай путают с Австрией или югом Германии, то они чувствуют себя страшно уязвленными. И уж хуже некуда, когда Швейцарию путают со Швецией. А это как раз и происходит очень часто – название обеих стран начинается с шепота «Шве… – Швейц…», обе блюдут свой стародевичий нейтралитет, наконец, обе ассоциируются со снегом. Подсознательное стремление швейцарцев к незаметности ведет к тому, что знания о Швейцарии у широкой публики за ее пределами довольно отрывочны и неполны. Дежурный вопрос в любой телевикторине о швейцарской столице с удивительным постоянством становится граблями, на которые наступают все, кому не лень, И сколько бы история с ним ни повторялась, только очень сильные разумом люди способны запомнить, что столица Швейцарии – это отнюдь не международно-политико-дипломатическая Женева, не Цюрих – самый крупный город страны и мировой финансовый центр, и даже не столь знакомый туристам Интерлакен, а довольно скромный и тихий нравом Берн.

Верхом всех недоразумений, связанных с распознаванием Швейцарии среди всех стран мира, является еще одно ее название – Helvetia. Оно иногда тоже используется в международной практике. Не одно поколение юных коллекционеров марок смущала загадочная страна, скрывающаяся под этим именем. Именно оно красуется на швейцарских знаках почтовой оплаты. И когда начинающий собиратель наконец узнавал, что это таинственное слово Helvetia — не что иное, как одно из имен Швейцарии, восходящее к названию жившего некогда здесь древнего кельтского племени гельветов, это означало, что он сдал очередной экзамен на филателистическую зрелость. С этим именем связан и буквенный символ – СН, используемый на международных автомобильных знаках Сокращение это расшифровывается как Confoederatio Helvetica — и в переводе с латыни означает Швейцарская конфедерация, – таково официальное название страны. Похоже, что для этого многоязычного государства принятие латинского названия было единственно возможным лингвистическим компромиссом. А то, что этот псевдоним затруднял узнаваемость Швейцарии при ее общении с внешним миром, швейцарцев не так уж и огорчало.

Швейцарцев часто считают несколько угрюмыми и скучными – чуть ли не патологическими занудами, но при этом способными без жалости к себе и другим проявлять безумную работоспособность и удивительный талант делать свою работу не только весьма производительной, но и полезной. Более того, складывается впечатление, что швейцарцы действительно способны получать от работы удовольствие. И это мнение, кажется, до обидного близко к истине. Так что в отличие от часов с кукушкой и перочинных ножей, все-таки есть стереотипы, которые в значительной степени соответствуют действительности и дают некоторое представление о стране и ее людях. Самые устойчивые клише – высокие горы, опять-таки часы (но другие – с ремешками, браслетами, но без пернатых) и, разумеется, сыр (с дырками и без них), а также похожие на слитки золота плитки шоколада и похожие на плитки шоколада слитки золота.

За пределами Швейцарии все знают о златолюбивых «швейцарских гномах»[1 - банках и банкирах – Прим. перев.], но спросите о гномах швейцарца – и он только пожмет плечами или широко раскроет глаза. Нечто похожее произойдет, если вам в Швейцарии захочется отведать известный всей Европе швейцарский рулет (из бисквита с джемом, если кто-то все-таки не знает). Не пытайтесь его отыскать под этим названием – швейцарцам оно совершенно незнакомо.

ХАРАКТЕР

Тяжелой промышленности в Швейцарии почти нет, нет в ней и крупных по мировым меркам городов. Горожане, однако, составляют ни много ни мало половину населения страны; доля промышленности, девяносто пять процентов которой приходится на производство часов, в валовом внутреннем продукте составляет 40 процентов, а сельского хозяйство – 5-6 процентов. И все же в основе своей Швейцария – это крестьянская страна.